За каждое напрасно сказанное слово блатным полагается держать ответ. Поэтому блатные народ немногословный. Однако после слов, сказанных Подковой, все присутствующие в закутке загомонили враз, выражая несогласие. — Да, — сказал Подкова. — У нас, конечно, свои счеты с советской властью, но с фашистами нам не по пути! Мы не торгуем Родиной, даже если она нам злая мачеха. И потому — лучше всем нам сдохнуть в этом лагере, чем добывать свободу такой ценой. Нам предлагают скурвиться, но мы честные воры. А с Родиной мы как-нибудь разберемся, даже если она нам злая мачеха. И вновь на сей раз одобрительный гомон прозвучал ему в ответ. — А тогда так, — стал раздавать указания Подкова. — Этого… — он запнулся, — этого фашиста мы кончать не будем, коль уж обещали. Но и отпускать его тоже не станем. Ты и ты, посторожите его в этом закутке. И объясните ему, что он должен вести себя тихо. Остальные расходятся. А ты слетай по-быстрому к Музыканту и Угрюмому и приведи их ко мне. * * * — …Вот, значит, такие дела, — закончил рассказывать Подкова. — Раскололся этот Осипов, как грецкий орех. Да оно и понятно — каждому хочется жить. Даже фашисту… В общем, то, что я обещал, я выполнил. Можете забирать вашего фашиста. Он там, в закутке, под охраной. Обещал вести себя тихо. — Спасибо тебе, — сказал Раздабаров. — Рад, что ты не оказался сволочью и не скурвился. — Обижаешь старого больного человека, — скривился в улыбке Подкова. — Ну, ступайте. Воюйте… Да, кстати. На нас как на свидетелей нигде не ссылаться. Все равно ведь ничего не скажем. Потому что не по понятиям. — Договорились, — улыбнулся Раздабаров. …Как и было уговорено, Карагашев в эту ночь ночевал в лагере. Притом неподалеку от спального барака, где спали заключенные. Поэтому вызвать Карагашева условным знаком было просто. — Группы захвата готовы? — спросил Лыков, оставшись с Карагашевым один на один. — Готовы, — ответил следователь. — Где Сальников и Белов, вам известно? — Белов у себя дома, — ответил Карагашев. — За его домом ведется наблюдение. Так что он никуда не убежит, даже если и сильно захочет. А Сальников сейчас у себя в кабинете. Я организовал ему срочный вызов. Поднял по тревоге… Он все интересовался — а что, а почему… Я ему сказал: узнаешь потом. — Молодец, — улыбнулся Лыков. — Ты все правильно сделал. Ну, вяжите этих ребятишек. Они того заслужили. А когда повяжете, дай нам знать. — Обязательно, — сказал Карагашев. * * * Через полтора часа Карагашев вызвал к себе сразу двоих — Раздабарова и Лыкова. — Судя по тому, что ты нас выдернул обоих, и глядя на твою счастливую физиономию, можно сделать вывод, что все в порядке, — сказал Игнат. — Я не ошибаюсь? — В полном порядке! — выдохнул Карагашев. — Взяли всех — и Белова, и Сальникова. Ну и, конечно, Осипова. — Вот и славно! — хлопнул в ладоши Раздабаров. — Что Сальников и Белов? Небось протестовали и недоумевали? — Не без этого, — улыбнулся следователь. — Особенно Белов. Да как вы смеете, да я честный советский человек… А Сальников, конечно, ничего подобного не ожидал. Тут мы его, можно сказать, застали врасплох. Но, как бы там ни было, а начало положено. Хотя вам еще много предстоит потрудиться. — Нам? — удивился Раздабаров. — Ну, так шпионы, диверсанты и всякая иная фашистская сволочь — это же ваши подследственные. Ведь это же вы у нас СМЕРШ. — А, ну да! — чуть смущенно улыбнулся Раздабаров. — Я все забываю, что я теперь смершевец… А потрудиться придется, тут ты прав. Не думаю, что Белов и Сальников с охотой вывернут перед нами свое поганое нутро. Я так думаю, что они будут сопротивляться до последнего. Да и всех прочих диверсантов-подпольщиков мы еще не выдернули. Даже не знаем, в каком количестве Осипов их навербовал. — Ну, это дело не такое и сложное, — сказал Карагашев. — Думаю, Осипов назовет их имена просто-таки пулеметной скороговоркой. Сломали его блатные. А со сломанным человеком говорить просто. Хотя и противно. — Это — да, — согласился Раздабаров. — Ну, а нас-то когда выдернут из лагеря? — спросил Лыков. — Сдается, мы свое дело сделали. — Да хоть сейчас! — сказал Карагашев. — Тем более что на этот счет уже поступило распоряжение от вашего начальства. Нечего, говорят, им прохлаждаться в лагере. Так что собирайте вещички, да и на свободу с чистой совестью. — Это мы мигом! — обрадованно сказал Лыков. — А то ведь надоело быть арестантом! Безрадостное это дело! Как они только терпят — настоящие арестанты? Скажем, тот же Подкова… — Да, Подкова, — задумчиво произнес Раздабаров. — Подкова… Вот что, Карагашев. Ты нас тут малость подожди. А мы — мигом. Только слетаем в одно место и сразу же вернемся. — Это еще куда? — удивленно спросил Лыков. — К Подкове, конечно, — ответил Раздабаров. — Это зачем же? — еще больше удивился Афанасий. — Попрощаться надо с человеком, — просто ответил Раздабаров. — Ну да, — согласился Лыков. — Попрощаться… Я как-то об этом и не подумал. В самом деле… В общем, Карагашев, ты нас жди. Мы скоро. …Утомленный последними событиями, Подкова уснул, едва добравшись до своих апартаментов. Однако же долго спать ему не пришлось. Сквозь сон он почувствовал, что кто-то трогает его за плечо. — А? Что? — вскинулся Подкова. — Кого надо? Рядом с ним стоял блатной-телохранитель. — Тебе чего? — спросил Подкова. — Там к тебе пришли, — сказал телохранитель. — Говорят, что по срочному делу. — Кто еще такие? — зло спросил Подкова. — Музыкант и Угрюмый, — проинформировал телохранитель. Вид у Подковы был таким, будто бы он вот-вот готов произнести вслух множество витиеватых слов, но сдерживает себя из последних сил. — Зови, — только и сказал он. Вошли Раздабаров и Лыков. — И что вам надо от меня еще? — напустился на них Подкова. — В какую пакость вы хотите еще меня окунуть — старого и честного вора? Вы когда-нибудь исчезнете из моей несчастной жизни? Дадите мне умереть спокойно? — Мы попрощаться, — сообщил Раздабаров. — Отбываем мы для дальнейшего прохождения службы. — А-а… — уже совсем другим тоном произнес Подкова. — Отбываете, значит… — Да, — сказал Лыков. — И пришли со мной попрощаться… — Да, — сказал Раздабаров. — Ты уж извиняй за то, что разбудили. — Это ничего, — проговорил Подкова. — Ради такого случая можно… А что, повязали «хозяина»? — Повязали, — признался Лыков. — И не только его одного. А еще и его начальника, который давал ему указания. И еще многих повяжем. — Ты глянь, — без особого удивления произнес Подкова. — Расплодилось фашистов… Что ж, прощайте, солдатики. Не поминайте лихом старого больного Подкову. Не такая уж он и сволочь. Может, где-нибудь мне это и зачтется. — Вот что, Подкова… — Раздабарову вдруг пришла в голову мысль. Это была странная, но вместе с тем, как показалось Игнату, дельная мысль. — Как только мы выберемся из этого чертова лагеря, мы тотчас же с Афанасием похлопочем за тебя. Постараемся вытащить тебя из лагеря на свободу. Чтобы тебе даровали амнистию — или как там называется это дело? И будем хлопотать, пока не добьемся своего. Я все правильно говорю? — глянул Раздабаров на Лыкова. — Да, — коротко ответил Афанасий. — Так и будет. У Подковы вдруг переменилось выражение лица. Теперь это был не жесткий, волевой и коварный уголовный властитель, а пожилой, усталый, отчаявшийся человек, и никто больше. — Парни, — тихим голосом произнес он. — Ах вы ж, парни… Вы не ведаете, что говорите. — Еще как ведаем! — уверенно сказал Раздабаров. — Вот увидишь, что так оно и будет! — На мне четвертной. — В голосе Подковы не ощущалось никаких эмоций, это был безликий голос, как у некоего автомата. — Двадцать пять лет… Вы знаете мои грехи, совершенные там, на свободе, а толкуете о помиловании. Ладно, хоть не шлепнули меня, и на том спасибо. Какая амнистия? Ах, парни… — А разве, помимо грехов, у тебя нет заслуг? — запальчиво спросил Раздабаров. — Разве это не ты помог изобличить целую банду фашистских диверсантов? Мне так кажется, что твои заслуги перевешивают твои грехи. Так что не отчаивайся. Надейся. А за нами дело не станет. — Ладно! — махнул рукой Подкова. — Будем считать, что попрощались. Ступайте. — Я так думаю, что мы еще увидимся! — улыбнулся Раздабаров. — Как говорится, в другом месте и по прошествии времени.