– Спи. Она наклонилась вперед, ее ладошка накрыла глаза. Непривычно, но весьма приятно было ощущать и тепло это, и заботу. – Спасибо, – одними губами прошептал он. И не увидел, но почувствовал, что девушка улыбнулась. Линда Сырые сумерки подкрались быстро. Ветер трепал деревья и траву, холодной ладонью пробирался под рубаху, заставляя ежиться от каждого порыва. Деревня безлюдная, мертвая, ветхие дома разинули бездверные рты, словно ждут кого неосторожного и беспечного. Тепло и свет лишь там, за спиной, в жилище пусть и небольшом, но крепком. И зябко под открытым небом, и опасно, и надо бы идти в дом, но Линда никак не могла заставить себя сделать шаг за порог. Почему-то хотелось стоять здесь, вдыхать холодный воздух, вздрагивать и смотреть на темную громаду леса, обступившего со всех сторон. Иногда казалось, что темнота смотрит на нее и ждет, но девушка встряхивала головой, и ощущение пропадало. Все становилось как прежде: серая ночь, пустота, северный ветер. Скрипнула за спиной дверь, Линда оглянулась через плечо. Витька. И шерстяной плащ в руках. Куснула губу, пытаясь сдержать улыбку, но та предательски проявилась на лице. – Замерзла? – Угу. Греть будешь? – Буду, – невозмутимо отозвался парень и укрыл ее плечи. «Только не уходи», – взмолилась мысленно. Не ушел, словно услышал, и даже ладони не убрал. Их тепло чувствовалось через ткань, заставляя сердце стучать быстрее. Хотелось качнуться назад, прижаться всем телом, но девушка замерла, уставившись перед собой, вглядываясь в темноту и не видя ее. – Знаешь, Лин, не хочу тебя пугать, но лучше бы нам в этом лесу не задерживаться. Что-то грядет. – Грядет… – эхом отозвалась девушка и продолжила неожиданно зло: – Это что-то ползет, бежит и, возможно, даже летит к нам. Оно так и жаждет вонзить зубы в наши теплые тушки, насладиться кровью и агонией умирающих тел. Поохотиться мы пришли, как же! Как бы самим добычей не стать. – М-да, ты сама кого угодно запугаешь. – Пфф! Вик, ты меня знаешь, я не неженка, но… сейчас я боюсь. Мутное все это дело. Ладно, мы, без году неделя тут, ничего не знаем, пороху не нюхали. Но гьярравары! Охотники! Они же местные. И все едва ли не в один голос твердили, что зверь этот напасть не может. Вот не может, и все! – Не должен был, – поправил Виктор. – Повадки другие. И да, нас слишком много, на такие группы в одиночку не нападают. – Так что же, все мы идиоты, раз так ошибались? Или зверь – бешеный суицидник? – Не знаю, Лин. Ты права, дело мутное. Девушка вздохнула и поежилась, парень шагнул вперед, обнимая поверх скрещенных под грудью рук. Улыбнулась и все-таки сделала то, что хотела: расслабила плечи, прижимаясь плотнее. – Ты, похоже, совсем замерзла. – Наверное. Но ты теплый как печка. – Значит, придется греть дальше. – Эй! Придется? – возмутилась Линда и дернула плечами, пытаясь вывернуться из объятий. – Не хочешь – не надо. Витька лишь хмыкнул и обнял крепче. – Хочу, – дохнул прямо в ухо, и девушка почувствовала, как краснеет. Закусила губу, чтобы глупость не ляпнуть. Подышала и лишь потом сказала: – Вик, знаешь, почему я не рвусь в дом? Там охотник. И гьярравары. Смотрят на нас, как на детей. А я… я наконец-то понимаю Рейнара. Он говорил, что мы слишком расслаблены, и был прав. Да, расслаблены и беспечны. Играем в свои мелкие игры и, кажется, до сих пор не верим в то, что происходит. Мы дети сытого мира, и все это для нас – слишком. Но эта наивность… невинность даже… она хороша, когда ты в безопасности. Когда можешь доверять – людям, миру. Но не здесь. Не сейчас. – Ты знаешь, что мы изменимся. Приживемся. И коситься на нас перестанут. Линда улыбнулась грустно темноте в лесу. – Знаю. Только… запомни меня такой, какая я есть, ладно? Кажется, завтра все будет иначе. У меня такое чувство, будто я стою у какой-то черты, и стоит преступить ее, как я изменюсь – и потеряю что-то важное. – Невинность? – Да ну тебя! Я серьезно. Он обнял ее крепче. – Кажется, это называют взрослением. – Кажется, я не хочу! – Не хандри, Лин. Все будет хорошо. – Твой оптимизм неуместен, – проворчала Линда. – Мы посреди мрачного леса, полного злобных иных тварей. Нам тут ночевать, а потом еще обратно переться. – Все у нас будет хорошо, – отчетливо повторил Виктор, не выпуская ее из объятий. Ткнулся носом в ее макушку, губы обозначили легкий, почти невесомый поцелуй. Девушка выдохнула. Вот как он это умеет – взвинтить ее, а потом успокоить в два счета? Так уютно теперь, так тепло… Кажется, всю ночь можно здесь провести. – Эй, голубки, харе обжиматься! Линда вздрогнула, Виктор отозвался холодно: – Дэн, ты не вовремя. – А я-то что? Тэн Снур всех зовет. Девушка шепотом выдохнула, как Ваня до этого: – К черту Снура. Но в дом пошла. Денис Лежанок вдоль стен не то что на всех, даже на половину народа не хватило. Конечно, одну выделили Ваньке, а другую Линде. Дэну досталось место на двоих с Тимуром. В другой ситуации такое соседство его бы возмутило: казалось, что мелкий парнишка занял большую часть постели, – но шатания по лесу так утомили, что Денис вырубился, едва голова коснулась мешка, заменяющего подушку. И ни напряжение вечера, ни перспектива провести ночь в темных землях ему не помешали. И пришли сны. Беспокойные, странные. Ему виделся лес, темный, замшелый и… в этот раз не чужой. Деревья, черные от дождя, скользкие камни, прошлогодняя хвоя и листва, в которой даже сейчас кто-то возился. Тяжелый сырой воздух, ледяной ветер порывами. И взгляд. Внимательный и настойчивый, он звал к себе, в темноту и лес, в его истинный дом. Хотелось встряхнуться и шагнуть за порог. И убежать. Туда, в эту ночь, такую мрачную, но родную. – Эй, да встань ты уже! Пихнули в плечо не слишком-то вежливо. Парень заморгал, пытаясь понять, кто он и где. Дыбились волоски на руках, и кожа, будто наяву, ощущала холод и влагу. Сел, потер ладонями лицо. Дом, освещенный лишь слабым пламенем в очаге, не слишком-то довольный Олег напротив кровати. И никакого леса и зовущей к себе темноты. – Чего разбудил-то? – Дежурство твое. Денис скривился досадливо. Конечно, дежурство. Наивно было полагать, что дадут поспать до утра. Едва он встал, Олег завалился на пригретое место. Бесцеремонно двинул Тимура к стене, на что мальчишка заворчал и брыкнулся. Парень тихо рыкнул в ответ, но потасовки не вышло. Повозились и затихли. Дэн плеснул в лицо холодной воды. Взбодрило, но не слишком. – Далеко до утра? Здоровяк Ирнхольд даже голову не повернул в его сторону. Как сидел у очага спиной к огню, так и остался. Показалось даже, что не расслышал, но тут раздался его голос: – Солнце уже за лесом. И замолк. Самому Дэну, вопреки обыкновению, говорить не хотелось тоже.