— До встречи. Князь двинулся к тропе в скалах, прихватив по пути княжну, которая весело болтала с Артёмом. Она помахала ему рукой, а тот просто поднял вверх руку, да так и стоял, провожая взглядом. Следом потянулась остальная челядь, последними к тропе двинулись Ратша и Рукагин — на приём сдачу конного имущества. Проквуст огляделся, что-то он зелейника не увидел. Отец князя вышел из тёмного дверного проёма сторожки, подошёл, низко поклонился. — Ты велик, пресветлый Гора! Позволь отдать тебе поклон чести и уважения. — Разогнись, Ведагор, нечего главе княжеского рода спину гнуть! Я благодарю тебя, ты выполнил обещание. — Солнце ещё не село, Гора, но дело сделано. Могу я раньше захода начать говорить со своим сыном? — Конечно! — Благодарю, — Ведагор снова поклонился. — Думаю, князю сегодня будет не до пира. Старик улыбнулся и засеменил к тропе. — Пап, а смешной этот зелейник! — Он дед Веданы и глава княжеского рода, сын. — Да ладно?! А что ж он пробирками пробы собирает? — Дар у него такой, дар ведь не выбирает. — Ух, ты, а я думал он вроде шута при дворе. — Видишь, как обманчив мир? — Угу. Кстати, пап, тебе от мамы привет. — Как от мамы?! — Папа, это не я, она меня вызвала! — Волнуется? — Ещё как! — Надеюсь, ты её успокоил? — А как же! Рассказал, что по лесу гуляли, потом город древнеславянский нашли, где нас встретили с миром и почётом. — Молодец. — Я ж понимаю, — засиял Артём, — беременных женщин надо беречь от волнений. — Сын, а по уху хочешь?! — За что? — За непочтительность к родителям! — А что я такого сказал? — Подумай на досуге. Артём насупился и демонстративно повернул голову в сторону. — Так, ученик, лирику в сторону, дела, прежде всего. Как там твоё путешествие по мозгам нага, созрело? — Созрело, — с обидой в голосе ответил Артём, — готов докладывать, сэр! — Ох, получишь ты от меня… В это время показался Рукагин, он забежал в сторожку и почти сразу выбежал, прихватив еды, бутыль с водой и одеяло. — Рукагин!, — удивился Проквуст, ты куда? — Гора, я с Вороном переночую, так надёжней! Очень уж он по своему хозяину тоскует, уйдёт ещё. Бывший жрец юркнул в тропу между скалами. Они остались вдвоём. — Вот видишь, сын, как рок распоряжается? — Будто специально всех по своим местам расставил. — Ну, так как, будем обижаться? — Нет, пап, ты прав, переборщил я. — Вот и славно!, — заулыбался Георг. — Пап, я есть хочу. — Обязательно закатим свой персональный пир, только давай сначала смоем эту гадость со скалы. А потом костёр запалим, чайку согреем. Годится? — Годится! — Пошли за водой! * * * Вечер выдался необыкновенным. Россыпь звезд на безоблачном небе, яркие отсветы пира в далеком ельнике и собственный костёр в сочетании с плотным ужином и горячим чаем. Отец с сыном сидели на срезанном языке скалы почти в центре вселенной и разговаривали. Чем не космическое событие? — Да уж, вот это приключение! Пап, а ты теперь сможешь летать, как твой друг, Бенни Адамс? — Как он, вряд ли, но быстро передвигаться, да. Я наконец-то нащупал то тонкое состояние души и тела, когда возникает левитация. Экстремальная ситуация помогла. Наверное, у реки я смог бы отбиться от целой своры нагов и спокойно уйти, но принести то, не знаю что, уже не удалось бы. Вот и пришлось напрягаться, особо не рассуждая, а просто делая. Ты запомни, сынок, обладателю дара иногда вредно слишком долго рассуждать, надо внимательно слушать то, что у тебя внутри. — Я запомню, — кивнул Артём. — Пап, а почему Ведагор сказал, что князю не до пира сегодня будет? — Это, сынок, отдельный разговор. — Ну, давай, расскажи! — Да я и сам толком не понимаю. Короче, так как мы с тобой знаем ирийский язык, то считаемся посланниками святого Барея и, следовательно, главными в их княжеском роде. Через три дня, как сказал Ведагор, они нам с тобой клятву верности давать будут. — Чего?, — у сына от изумления челюсть отвисла. — Что слышал, сынок. Я и сам чуть челюсть не потерял, — он протянул руку к подбородку Артёма и тронул его снизу. Тот закрыл рот и заулыбался. — А что, клёво! Князь Артём, пожалуйте, не хотите ли, пресветлый… Красота! — Артём! Ты что, серьёзно?! — Да, нет, пап, не волнуйся, это я так, прикалываюсь. — Ну, и сленг у тебя, — поморщился Проквуст, — явно не княжеский. — У нас все так в школе разговаривают, — Артём развёл руками, — поневоле привыкнешь. Но, — он улыбнулся, — если я стану князем, то буду говорить только умно и правильно. — Ага, как же, так я тебе и поверил. Они посмеялись, потом помолчали, глядя на костёр. Артём взглянул на отца, тот ему кивнул и ободряюще кивнул. — Не бойся, сын, я рядом! — Хорошо, тогда слушай, — Артём закрыл глаза и начал говорить. — Знаешь, я не сразу пробился внутрь. Сначала под моими руками словно бы толстая мутная плёнка оказалась, надавишь, промнётся, потом на место встанет. Тогда я её стал мысленно поглаживать, словно бы протирая, муть скоро исчезла и я увидел под ней калейдоскоп в чёрно-белых тонах. Думаю, наги дальтоники. Для сравнения, когда я заглядываю в человека, то как бы подслушиваю его мысли, они идут потоком, иногда ровно, иногда скачками, беспорядочно. Мои глаза видят строчки из слов, а мои уши слышат беспрерывный голос этих мыслей, я даже могу вклиниваться в этот поток, подправляя в нём что-то или добавляя. Если делать это аккуратно, человек не заметит вмешательства и мои желания станут его желаниями. — Сынок, ты страшный человек! — Для тебя нет отец, — Артём открыл глаза, — пару лет назад, когда я вовсю проводил мелкие эксперименты над своими школьными товарищами и учителями, я попытался влезть в твою голову. Так вот, она словно стекло, в котором отражаюсь только я сам и полная тишина вокруг. — Очень образно. А в мамину голову залезал?! — Никогда! Я знал, что это нетрудно, поэтому даже думать себе об этом запретил.