— Но ты же вчера утверждал, что ненавидишь девчонку, что она тебе как кость в горле, — продолжал настаивать оборотень. — Моя семья хорошо заплатит, и ты избавишься от мороки. У нее несомненно большой потенциал, но ты не сделаешь из нее охотницу насильно. А у нас она сможет развивать свои способности. Даже лежа за закрытой дверью, а почувствовала назревающее в комнате напряжение. — Думаешь урвать лакомый кусочек? Ты заурядный оборотень, с чего ты взял, что заслужил обладание настоящей эльфийкой? Твои же сородичи, узнав, что ты удобно устроился в ночи полной луны, разорвут тебя на части из-за нее. И денег у тебя не хватит, чтобы расплатиться со мной за такое благо. Так что не испытывай моего терпения ради всех тех долгих лет нашей, так сказать, дружбы, — презрительно бросил ему Тирон. — Возможно, когда-нибудь, если снова будем в ваших краях, я и снизойду до того, чтобы позволить вам за хорошее вознаграждение, получить ее на одну ночь, но не более. Так что проваливай. — Ты совершаешь большую ошибку, друг мой, — сдерживая ярость, процедил Бенедикт, после чего хлопнула входная дверь. Тирон что-то пробурчал ему вслед, но слов я не разобрала. Ну что же, нетрудно догадаться, что Бенедикт хотел забрать меня, чтобы использовать в дальнейшем точно так же, как нынешней ночью. Свежие воспоминания нахлынули как лавина, и меня зазнобило. Хвала богам, брат отказал оборотню. Никогда бы не подумала, что буду рада тому, что останусь с Тироном. Не представляю, как мне удалось выжить этой ночью, но надеюсь, что брат остался доволен пройденным уроком и не повторит его снова. Горящие желтым звериным огнем глаза до сих пор стояли перед внутренним взором, заставляя сердце судорожно сжиматься. Дверь распахнулась, Тирон скривился при виде меня. — Хватит прохлаждаться, от обязанностей тебя никто не освобождал, — рыкнул он. — И приведи себя уже в порядок, вся квартира блевотиной провоняла, мерзость. «Милый братец», — грустно вздохнула я, осознавая, впрочем, его правоту. Я действительно чувствовала себя ужасно, волосы слиплись, лицо зудело и саднило от засохшей крови, во рту такой гадкий привкус, что просто невыносимо. Довольно глубокая царапина, оставленная волчьей лапой, все еще болела, так как не затянулась как следует, хотя приток волчьей силы и остановил кровопотерю и, в некоторой степени, запустил регенерацию. Все это конечно ерунда, как и ноющая ломота во всем теле, главное — поскорее добраться до ванны и смыть последствия эльфийских экспериментов. Буквально цепляясь за стены коридора, я принесла в ведерке уголь из чулана в ванную комнату и затопила большой чугунный титан в углу. Едва дождавшись, когда он нагреется, я, наконец, со стоном погрузила измученное тело в горячую воду и некоторое время просто отмокала и расслаблялась, глядя в потолок с облупившейся краской, испытывая буквально неземное блаженство, прежде, чем взяла в руки брусок мыла. Весь день я передвигалась по дому с большим трудом, пошатываясь, на подгибающихся ногах. Начисто вымывшись, я почти пришла в себя, но жуткая слабость не оставляла еще долгое время. Тирон настаивал на том, чтобы я хорошо поела, дескать, это поможет восстановить силы, но меня до сих пор тошнило. Несмотря на это, после обеда брат сообщил, что с утра мы отправляемся в путь, поэтому пришлось срочно приниматься за брошенную стирку. Развешивая стынущими руками мокрую одежду на веревках, растянутых во внутреннем дворике, с трудом разогнув ноющую спину, я даже порадовалась, что погода была довольно ветреной, а значит, к утру все должно высохнуть. Ближе к вечеру я принялась складывать вещи и упаковывать оружие, но тут брат обнаружил, что не готов ужин. Не дожидаясь пока его гнев достигнет опасного рубежа, я вылетела из дома и, насколько позволяли ватные ноги, поспешила в продуктовый магазин, надеясь успеть до закрытия. Прикрывая глаза рукой от холодного ветра, дующего прямо в лицо, я не заметила, как на перекрестке, прямо передо мной остановился небольшой черный фаэтон, с поднятым верхом, и из него выскочил Бенедикт. — Не пугайся, пожалуйста, Эль, — он аккуратно, но настойчиво подтолкнул меня на сиденье коляски и, запрыгнув следом, дал знак трогаться молодому парню с вожжами в руках. Растерявшись, в первый момент я даже не сообразила, что происходит, и не попыталась сопротивляться или убежать. Фаэтон, запряженный резвой тройкой, быстро покатил по сумеречному городу. — Бенедикт, зачем Вы это делаете? — испуганно спросила я, представляя, как разъярится брат, сообразив, почему я не вернулась домой. — Пойми меня правильно, Эль, — ответил мужчина. — Тирон эгоистичен и, кажется, забыл многовековые традиции, когда ваши умницы-женщины добровольно выполняли в полнолуние эту благородную миссию. Ему не понять наших ежемесячных мучений и того страха, который каждый раз преследует нас, если вдруг железные прутья решеток и цепи не удержат звериную сущность. Однажды я очнулся утром в луже крови и на горе еще теплого человеческого мяса, в котором признал прислугу, много лет служившую нам верой и правдой. Я убил целую семью, людей, которых мы считали своими близкими, только потому, что проржавевшие петли решетки не выдержали моего натиска. Никто из нас не желает быть жестоким. Вот мой младший брат Реджи, — кивнул на паренька-возницу Бенедикт, — он лишь третье полнолуние обращался. Перед своей второй луной он рыдал, как маленький мальчик, не желая вновь проходить через эти муки. А с твоей помощью мы могли бы наконец вздохнуть с облегчением. Ты очень хорошо справилась этой ночью, потренировавшись, вообще станешь бесценной для нас. Поверь, мы не станем обижать тебя, ты будешь жить в красивом месте, мы будем любить тебя как сестру, а не так, как это делает твой родной брат. Звучало прекрасно, просто мечта, наверное, это для меня очень хороший выход, одно из тех предназначений, кроме охоты, о которых я мечтала, и, которое, похоже, считалось не менее достойным для эльфийки. Но, кажется, несмотря на долгие годы дружбы, Бенедикт не знал моего брата. — Тирон найдет меня, — тихо, но уверенно сказала я, отмечая, что мы уже выбрались из города, по краям дороги потянулись поля и сельскохозяйственные постройки. На лицо мне упали первые капли, почти сразу превратившиеся в надоевший этой зимой беспросветный дождь. Почему-то я не к месту раздосадовано подумала, что зря вывесила одежду во двор, до утра она точно не просохнет. Хотя, какая мне разница теперь? — Мы увезем тебя не в родовое имение, а туда, где Тирон не бывал, — начал рассказывать оборотень. Но прежде, чем поднять откидной верх фаэтона, Бенедикт как-то довольно нервно оглянулся назад, будто, не веря сам себе, ожидал немедленной погони. Я не стала с ним спорить, как, впрочем, и сопротивляться или возмущаться. У меня сейчас, наверное, не хватило бы сил справиться с двумя взрослыми мужчинами, после прошлой ночи до сих пор все болело, а на душе было пусто и равнодушно ко всему. Я не сомневалась, что Тирон озвереет, когда поймет, почему я не вернулась домой. Не потому что сильно дорожит мною, но очень уж он не любит, когда кто-то путает его планы, и уж, тем более, действует ему наперекор. Виноваты будут все, и я в том числе. За что наказать меня он найдет в любом случае, можно не сомневаться. Так почему бы спокойно не прокатиться сейчас, куда бы меня не везли, под сопровождение барабанящего по брезентовой крыше фаэтона дождя? Оборотни не причинят мне вреда, я это чувствовала, Бенедикт неплохой человек, просто волчья сущность явно тяготит над ним. Ведь если, как он говорит, давно знаком с Тироном, должен понимать с кем связывается, и что пощады не будет. — Он убьет Вас, — тихо и с сожалением прошептала я. Я не пугала его, мне действительно было очень жаль. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы из-за меня кто-то пострадал, пусть меня и не спрашивали. — Отвезите меня обратно, так будет лучше, поверьте. Бенедикт сурово сдвинул брови и напрягся, будто подозревал меня в какой-то выходке. Спина его брата, исполнявшего роль кучера, тоже напряглась, наверное, они ожидали от меня сопротивления. Возможно, мне и следовало так поступить. Обессилить их и попытаться вернуться домой пешком, пусть и под дождем, и по раскисшей дороге, зато это могло сохранить их жизни, если мне удастся уверить Тирона, что я просто заблудилась. А утром мы уедем, и оборотни будут жить, пусть и без ручного домашнего эльфа в хозяйстве. Но я не пошевелилась, апатия завладела мной полностью, я лишь прижалась плечом к тряской стенке экипажа и устало закрыла глаза. Глава 7 Наверное, я задремала, убаюканная шумом дождя и качкой, потому что продолжения нашего пути не запомнила. Мне даже сон приснился — нечеткий, подернутый дымкой, но до странности наполненный ощущением реальности происходящего и даже приятный. Во сне я видела обернувшихся волков, совсем не страшных, не сходящих с ума в звериной ярости и не разрывающих в клочья свои жертвы. Звери мирно спали, уткнувшись носами в темную от ночного сумрака траву, не ограниченные никакими решетками или путами. Это было очень странно, если учесть, что в небе висела огромная полная луна. Но все странности исчезли, когда я поняла, что волки на поляне не одни, а рядом с ними женщина, спокойно сидящая и поглаживающая грубую шерсть одного из зверюг рукой. Я не видела ее лица, все расплывалось, будто рябью по воде, но я понимала, что эта женщина мне знакома, вернее, я должна ее знать, что она самый родной и близкий мне человек. Как могла видеть во сне свою маму? Я ее даже на фотографии не видела, только Моник описывала мне ее, как очень красивую, нежную и хрупкую, с печальными глазами и добрым сердцем. Конечно, маленькой девочкой, тоскуя по родному человеку, я представляла ее себе в мечтах, иногда во сне тоже видела ее смутный образ. Но чтобы вот так реально, будто картину из прошлого, еще ни разу. Скорее всего, моему похитителю Бенедикту действительно повезло гораздо больше, чем мне, и он имел счастье знать Ивенн. Никогда еще я не была так близка к ней и не чувствовала так четко ее присутствие в моей жизни, как в этом восхитительном сне! Нет, мне ни в коем случае нельзя возвращаться в реальность. Но вот образ мамы начал расплываться все больше, а волки просыпаться, угрожающе рыча, я что-то кричала, махала руками, хотела помочь, боясь, что больше могу ее не увидеть. Проснулась я оттого, что какая-то угрюмая, даже сердитая женщина трясет меня за плечо, распахнув дверь фаэтона и стоя под проливным дождем прикрываясь зонтом, с которого водопадом лилась вода. В отдалении громыхал гром, видно, он и ворвался в мой сон волчьим рыком. Я испуганно распахнула глаза, которые сами по себе наполнились слезами разочарования. Чудесный сон закончился. — Просыпайся, я не собираюсь до рассвета тут стоять над тобой и мокнуть, — прикрикнула женщина, довольно грубо вытаскивая меня из экипажа под дождь. Я не сопротивлялась, все еще находясь под впечатлением сновидения. Женщина прижала меня к себе, цепко держа за локоть, чтобы мы обе поместились под зонтом, хотя это и не слишком спасало от ливня, и, толкая вперед, повела к освещенному фонарем крыльцу какого-то темного строения. Трудно было разобрать под дождем, какая сейчас часть ночи, но явно уже далеко за полночь, а значит, отъехали мы от Джонсборо довольно далеко. Мы прошли по скользкой чавкающей грязи мимо младшего брата Бенедикта, распрягавшего усталых лошадей и свирепо глянувшего на меня из-под капюшона, а сам знакомый оборотень ждал нас уже около дома. — Матушка проводит тебя в твою комнату, Эль, — сказал Бенедикт. — Не бойся ничего и не считай себя пленницей, мы затаимся в этом доме лишь на время, а потом все будет хорошо. Спорить сил не было, да и возможности мне такой никто не дал. Проведя меня по темному дому со скрипучими половицами, женщина просто втолкнула меня в одну из комнат на втором этаже, сунула в руки свечу и спички и заперла дверь на ключ. «Вот так не пленница», — безразлично подумала я. В свете зажжённой свечи я оглядела свое новое пристанище. Обычная гостевая комната загородного дома не слишком обеспеченных владельцев. Старая, но крепкая деревянная мебель, умывальник за ширмой в углу, ночная ваза под кроватью. Все это напомнило мне дом приемных родителей в Титусвилле. «Сегодня прямо ночь воспоминаний», — грустно подумала я, посмотрев на темный двор из окна. Дождь заливал подъездную дорогу, ветер трепал высокие деревья вокруг дома, других звуков было не разобрать, но, судя по тусклому свету, идущему откуда-то снизу из окон первого этажа, семейство волков собралось в гостиной или столовой. Интересно, Тирон уже понял, что я пропала? Связал это с разговором и предложением Бенедикта? Наверняка. Уж чем-чем, а умом и подозрительностью мой брат не обделен. Как он поступит? Бросится искать пропажу или подождет, что я сама вернусь к нему? Такая проверка с него станется. Лучше всего, конечно, именно так и сделать, тогда будет шанс, что оборотни уцелеют, возможно, мне все же удалось бы убедить Тирона, что я заблудилась и никто меня не похищал. Несмотря на то, что действовал Бенедикт вопреки моему желанию, зла ему и его семье я не желала, а вот ждать пощады от взбешенного Тирона не приходилось. Конечно, просто так сбежать довольно затруднительно. Дверь крепкая, я ее ни за что не смогу открыть самостоятельно. Решеток на окнах нет, но расстояние до земли внушительное. Я, конечно, смогу спуститься, но потом-то что? В какую сторону идти? Украсть лошадь и фаэтон? Ну да, так мне и позволили. Наверняка Бенедикт принял все меры для моего удержания здесь, не зря же так сильно рисковал, связываясь с Тироном. Ситуация вырисовывалась безрадостная. От тяжелых дум и грохочущих раскатов грома разболелась голова. Не зная, чем занять себя, да и, не имея возможности хоть что-то изменить на данный момент, я решила воспользоваться возможностью и гостеприимством хозяев и поспать. Утром, на удивление хорошо отдохнув, я все-же попыталась заговорить с угрюмой женщиной, принесшей мне в комнату завтрак. Выпускать меня, как я поняла, они не собирались, поэтому я должна хотя бы попытаться их вразумить. Я начала говорить, что им лучше отпустить меня, тогда никто не пострадает, но она, резко повернув ко мне горящее яростью лицо, обожгла бешенным взглядом. — Заткнись лучше, соплячка! — рявкнула женщина. — Думаешь, я не понимаю, какую глупость совершил мой сын? Все мы знаем твоего мерзкого брата и отговаривали Бенедикта от каких-либо связей с ним. Твоя мать была хорошей женщиной, но воспитала монстра похуже всех нас вместе взятых, и ты наверняка не лучше него. А теперь, вне зависимости, отпустим ли мы тебя или твой брат сам нас найдет, ничем хорошим нам это не обернется. Поэтому учти, сейчас мы уговариваем моего глупого старшего сына просто избавиться от тебя. Лучше продолжать мучиться в полнолуние, нам не привыкать. Так что заткнись, и, если умеешь, молись, чтобы мы решили просто запереть тебя в какой-то глухой дыре, пока Тирон не поверит, что тебя здесь не было. Лично я бы тебя просто убила и скормила останки диким зверям. Женщина вылетела за дверь, вновь заперев меня на ключ, а я осталась стоять в полном недоумении и страхе. «За что? — я не могла понять, почему со мной так несправедливо поступает жизнь. — Что плохого я сделала этим людям? Разве я просила меня похищать? Разве я просила запирать меня в карете с оборотнем? Разве виновата в том, что имею какие-то способности?». А теперь, несмотря на заверения Бенедикта, меня ждет либо смерть, либо долгое заключение. Я проплакала весь день. К еде так и не притронулась, забилась в кровать и, заливаясь слезами, задавала бессмысленные вопросы пустоте. Безнадежность опутывала меня черным отчаянием. Бенедикт больше не появлялся, наверное, ему нечего мне сказать, а за свои обещания, которые не выполнил, было стыдно. Когда за окном вновь наступила темнота, я наконец оторвала голову от мокрой подушки. Оказывается, мне приносили обед и новую свечу, а я и не заметила. К тому времени страх и отчаяние как-то отпустили меня, зато неожиданно напала злость. И почему это я должна безропотно подчиняться их решениям? Кто сказал этим оборотням, что они могут распоряжаться моей жизнью? Пролежав целый день без движения, я почувствовала, что во мне накопилось немало энергии, которая сейчас сжимала мои кулаки в жажде немедленного действия. Я все-таки эльфийка, а не просто девушка восемнадцати лет. И жила не в женском пансионе, вышивая салфетки, а с жестоким и фанатичным братом-садистом. Мне ли бояться кучки оборотней, тем более, что полнолуние прошло? Да пусть только эта злая женщина принесет мне ужин, я же легко ее ослаблю и сбегу. Отдохнув за сутки безделья, я была уверена, что справлюсь и с ней, и с ее сыновьями, и с их слугой, ну, а куда идти, разберусь по ходу. Главное — вырваться. Вдохновленная злостью и удачным, как мне казалось, планом, я быстро умылась, собрала волосы, чтобы не мешали, и съела давно остывший обед, лишняя энергия сейчас не помешает. Однако, будто услышав мои мысли и решив нарушить планы, женщина не торопилась кормить меня ужином. Я ждала, сидя на кровати, нервно сжимая плечи руками, и чутко прислушивалась, когда же послышатся шаги в коридоре, но все было тихо. Адреналин в крови постепенно спадал, мне снова стало очень грустно и тоскливо, по щекам вновь покатились слезы, захотелось опять забиться в подушку. «Наверное, я самая невезучая из всех на свете», — думала я, со страхом отгоняя мысль, что, возможно, меня решили не кормить, потому что хотят убить или просто заморить голодом. И вот около полуночи, когда я совсем уже было расклеилась и вновь впала в отчаяние, неподалеку в лесу громко ухнула сова, а вслед за этим воздух взорвался оглушительной канонадой и ночь озарилась вспышками выстрелов. Как ужаленная, я подскочила на месте и тут же рухнула на пол, не помня себя от ужаса, потому что во все стороны брызнули осколки стекла от разбитого пулей окна. Что происходит? Тирон нашел меня так быстро? Но, судя по частоте выстрелов, нападающий не один. Зажимая уши руками и вздрагивая от каждого нового грохота, я забилась под кровать. Что же делать? В это время пальба переместилась по направлению к лесу, пули больше не колотили стекла дома и не плющились о стены. Я осмелилась выскользнуть из-под кровати и пробраться к разбитому окну. Во дворе царила темнота, уличный фонарь, скорее всего, разбит, как и окна, отблески выстрелов сверкали с другой стороны дома. Я не имела ни малейшего понятия о том, что могло произойти, кто напал на дом Саммерфилдов, но мне было совершенно ясно, что нужно отсюда выбираться и как можно скорее. Как бы не закончилась перестрелка, мне это не светит ничем хорошим. Если у оборотней есть враги, желающие их смерти, то меня могут принять за члена их семьи, а значит, тоже убьют. Если победят защитники дома, то моя участь не менее безрадостная: та же смерть или плен. А так, пока перестрелка не закончилась, у меня есть шанс. Понимая, что дорога каждая секунда, я выбила подсвечником остатки стекла, торчащие из рамы на окне, забралась на подоконник, замирая от ужаса глянула на темнеющую далеко внизу землю, глубоко вздохнула, повторяя про себя, что любой расклад лучше, чем ожидание неминуемой смерти и, подавляя испуганный визг, выпрыгнула из окна. Земля оказалась еще дальше, чем мне думалось, и, несмотря на то, что мне удалось спружинить, как учил Тирон, я довольно больно ушиблась, оскользнувшись в последождевой грязи, запоздало обнаружив, что забыла обуться. Но лечить синяки и ссадины сейчас неподходящее время, прихрамывая на левую ногу и пригнувшись низко к земле, я, сориентировавшись на звуки выстрелов, побежала в противоположном направлении к лесу. У кромки поляны я зачем-то обернулась и посмотрела на темнеющий пустой дом, зияющий дырами выбитых окон. Лучше бы не делала этого, потому что, попятившись от скорбной картины, представшей перед глазами, я споткнулась обо что-то большое, находящееся на моем пути. Упав на спину и перекатившись через препятствие, я вновь едва сдержала крик отчаяния и ужаса. Глядя мертвыми остекленевшими глазами в темное небо на земле, лежал молодой оборотень Реджи. Почему-то до этой секунды я не думала о том, что стреляют нападавшие не только по окнам и стенам дома. Оборотни умирают так же, как и обычные люди, и, несмотря на то, что он и его семья похитили меня и даже угрожали, было невыносимо жаль их. Захотелось завыть от отчаяния и одновременно нестись опрометью куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда. Но тут наступила в буквальном смысле мертвая тишина. Смолкли абсолютно все звуки — и выстрелы, и испуганное ржание лошадей в конюшне, и звуки ночного леса. В этот момент, я остро почувствовала, что совершенно одна на этой поляне, возле пустого леса, распуганного выстрелами, возле мертвого дома, меня окружают лишь трупы. Но не успела я разреветься, как вновь поняла, что ошиблась, когда раздались отчетливо слышные и не таящиеся шаги. Понимая, что оглушительный стук моего рвущегося из груди сердца, слышен на всю округу сейчас, я прижалась к телу Реджи, пытаясь слиться с землей и в отчаянной попытке остаться незамеченной для темной и зловещей фигуры, направляющейся ко мне в ночи. — Нашла себе друга, сестренка? — язвительный и насмешливый голос Тирона внезапно для меня самой прозвучал музыкой для моего воспалённого страхом слуха. Он, грубо ухватив за ворот платья, поднял меня на ноги, и, не отдавая себе отчета в том, что делаю, я судорожно обняла его, прижавшись к кожаной куртке. — Соскучилась? Ну, будешь знать теперь, как убегать от любимого брата, — Тирон брезгливо оттолкнул меня и спокойно зашагал к дому. Пошатываясь на ослабевших ногах и растирая грязными руками по щекам слезы облегчения, я последовала за ним. Кем бы ни был мой злобный брат, но он, по крайней мере, не желал мне смерти на самом деле. У забора я заметила еще два темных тела, лежащих без движения. — Ты всех убил? — зачем-то спросила я, глядя как привычными движениями Тирон обшаривает трупы, забирая ценные вещи. — Нет, не я, — огорошил меня ответом брат. — Только одного последнего, — похоже ему захотелось поделиться своим гениальным планом, потому что он пустился в объяснения, что случалось крайне редко. — Когда ты не вернулась, я сразу понял, что эти псины не успокоились, очень уж легкой жизни захотели. Видел я, как загорелись глаза у Бенедикта, не смирился он с моим отказом. Но меня он недооценил, что весьма задело самолюбие, как ты понимаешь. А ведь я его предупреждал. В общем, навестил я еще один клан, живущий в Джонсборо. Рассказал, как вероломные их сородичи похитили у меня сестренку любимую. Что обиделся я на них, но один не справлюсь и, если заручусь поддержкой, то в благодарность обещаю тебя в их ежемесячное пользование на полнолуния до конца их жизни. А вот Бенедикт Саммерфилд хочет иметь тебя себя безраздельно и единолично, что не могло не возмутить их, слабо говоря. Участие в перестрелке я решил не принимать, оборотни не мой объект для охоты, мы с ними не воюем, зачем мне портить репутацию ради тебя, неблагодарная дрянь? — сплюнув сквозь зубы в мою сторону, Тирон продолжил свое занятие, переходя от одного трупа к другому. Ну, и в довершение всего, мне самой пришлось стать ему подобной, чего никак не ожидала от себя, когда, стуча зубами от нервного напряжения, я сняла с погибшей женщины ее домашние туфли. Возвратиться в пустой мрачный дом за своей обувью было выше моих сил. Всего я насчитала девятерых убитых. Значит, на троих Саммерфилдов и их слугу, напали пятеро других. Всхлипывая и дрожа от слабости и жалости к этим наверняка неплохим людям, погибшим из-за меня сегодня, я глядела, как исчадье ада, являющееся моим братом, недовольно морщится, обнаружив, что все лошади в конюшне тоже перебиты. Похоже, этот факт раздосадовал его больше всего, потому что, злобно ругаясь сквозь зубы, он поминал всех дьяволов, а с ними и разбежавшихся от выстрелов лошадей, нападавших оборотней. Вскоре, шагая по проселочной дороге пешком, оставив позади поле боя, не оборачиваясь на меня, еле волочащую ноги следом, Тирон спокойно сказал: — Я знал эту семью с рождения, это были полезные для меня волки. Все в моей жизни полетело к чертям, с тех пор, как ты появилась. — Зачем же ты пришел за мной? Или не дал Бенедикту меня увезти? Ты бы заработал и избавился от меня, — поражаясь своей смелости, выдавила я, сквозь душившие меня рыдания.