– Давай сделаем вид, что это звезда, и пойдём смотреть телик, – предлагал Лукас. Элиот вздыхал и говорил: – Всё небо – один большой телик. Мы называли его занозой в заднице, но ему было всё равно. Мы смотрели в черноту неба, над нашими головами кружили летучие мыши, ночные птицы возвращались домой, но, не считая этого, ночь была тихой и спокойной. Я думаю о Лукасе. Думаю, что бы он сделал, увидев нас сейчас за таким занятием. Ему бы это не понравилось. Я не сомневаюсь. Он наверняка сказал бы что-нибудь на тему того, что за мной нужно присматривать. Может быть, напомнил бы о том, что именно Элиот разболтал мою тайну, желая впечатлить девушку. Устроил эту нелепую пьяную игру, сломавшую мою жизнь, вынудившую меня бросить колледж, уехать прочь из города, прочь от всех знакомых лиц – и лишь Лукас и Аманда смогли помочь мне прийти в себя. – Помнишь ту ночь? – слова срываются с моих губ прежде, чем я успеваю подумать. Элиот не двигается, но я чувствую, как он напряжён. Он с силой вдыхает. – Ты о вас с Лукасом. О вашей вечеринке. – Да, – я киваю. – О нашем девятнадцатом дне рождения. – Почему ты сейчас о нём вспомнила? – спокойно спрашивает он. – Я просто думала о нас. Обо мне, о тебе, о Люке, о том, как мы лежали в мамином саду, ты указывал на звёзды и созвездия, и как весело нам было, как мы были близки… а та ночь, она всё изменила. – Я знаю, – Элиот опускает взгляд, смотрит на свои колени. Моё сердце подпрыгивает. – Это было так давно. Но мне до сих пор до смерти стыдно, что так получилось. Я качаю головой. – Я не имела в виду, что ты должен извиниться. Оглядываясь назад, я иногда думаю, что меня что-то в любом случае должно было вывести из сомнительного равновесия. Я всё ещё не могла прийти в себя после изнасилования. В любой момент могла сорваться. Не повезло, что это оказалась та дурацкая вечеринка. – Я знаю. Но мне всё равно стыдно, что так произошло. Стейси не имела права поступать, как она поступила. Я сглатываю, мои губы – сухие. – На неё мне плевать. Дело в тебе. В том, что ты мог такое обо мне подумать. Что я сама виновата и можно рассказывать мою историю, как сплетню, какой-то девчонке, будто… – Нет. Господи, нет, Эмми! – Элиот выпрямляется, ёрзает на скамейке, поворачивается и смотрит на меня сквозь густые ресницы. – Конечно, я ни на секунду так не думал. Я был в ужасе оттого, что с тобой такое случилось. Я в ужасе, что ты подумала, что я подумал, что ты… – Но это была твоя девушка, Элиот. И в полном саду людей она всем рассказала. И не то, что я была жертвой, а то, что я врала, сама всё подстроила, сама его соблазнила, уж она-то точно знает. А знал только ты. И Люк. – Эмми, – обрывает меня Элиот, серьёзно глядя на меня карими глазами. – Пойми, я не знал. Я понятия не имел, что ей это известно. – Но… но как же тогда… – Понятия не имею, – повторяет он, произнося слова с расстановкой, и когда я смотрю на него, я узнаю этот взгляд его тёмных, слегка прищуренных глаз. Таким же, как мне казалось, осуждающим взглядом он смотрел на меня в баре после того, как я ударила Тома. И на вечеринке, когда Стейси всем рассказала и я поднялась, медленно ушла из сада, чтобы спрятаться в спальне Лукаса. Это не осуждение. Это беспокойство. Теперь я знаю. Он беспокоится обо мне. – Ладно, проехали, – я опускаю глаза, смотрю на свои колени. – Мне кажется, тебе нужно поговорить с Лукасом… – Всё давно в прошлом. Элиот приподнимает мой подбородок, смотрит мне в лицо. – Многое, Эмми, не такое, каким кажется. Мне казалось, я хотел как лучше. Для тебя. Он внимательно на меня смотрит. Я больше не задаю вопросов. Но я хочу их задать. Я хочу спросить, что он имеет в виду. Я хочу спросить, почему ему кажется, что нужно поговорить с Лукасом, и это желание будто жжёт мою кожу. Но в то же время я боюсь разрушить магию прекрасного звёздного вечера. И, стараясь не обращать внимания на щемящее ощущение в животе, говорю: – Давай лучше вернёмся к звёздам. Элиот молчит, улыбается, но его блестящие глаза печальны. – Да, конечно, – он вновь садится рядом, обнимает меня, на этот раз крепче, водит пальцем по моей руке, рисуя круги, и мы вместе смотрим на чёрное небо. Я чувствую, будто мы сами проткнули пузырь, который нависал над нами, угрожая лопнуть, и теперь нам ничего не страшно. И хотя всё по-прежнему не идеально, с прошлым покончено. Луиза права. Он рядом. Элиот всегда рядом. Внезапно он отдёргивает руку, показывает пальцем в небо. – Вот она, – говорит он. – Видишь? Смотри, смотри! И я её вижу. Впервые за всю свою жизнь я вижу, как маленькая искорка, словно от фейерверка, летит по небу и исчезает в неизвестности. – О Господи, – я поворачиваюсь к нему, – да! Это не самолёт! – Точно не он, – Элиот смеётся. Я прижимаюсь к нему, кладу голову на его плечо. Мне так хочется, чтобы он вновь меня поцеловал. Потому что мне кажется, что в этот раз я поцелую его в ответ, поцелую по-настоящему. Но Элиот лишь наклоняется и нежно шепчет мне в волосы: – Смотри на небо, цветочек. Ты увидишь многое. И я чувствую, как искра вспыхивает внутри меня. Маленькая, но такая мощная искра, которую ни с чем не спутать. Элиот бредёт в кухню, чтобы заварить ещё чая, а я иду в туалет. Дверь спальни Луизы по-прежнему приоткрыта, и я не знаю, почему останавливаюсь на пороге. Всё так тихо. Спокойно. И мне кажется, я уже всё знаю. Мне кажется, вот почему я тихо подхожу к кровати Луизы. И вижу чашку на кровати, её содержимое, разбрызганное по одеялу, как чернильные кляксы. Я трогаю лицо Луизы. Я кричу. Я кричу так громко, что пугаюсь собственного крика. «Господи, – повторяю я. – Пожалуйста, только не это. О Господи. О Господи». Я слышу быстрый топот по лестнице, слышу, как дверь распахивается уже полностью. – Эмми? – выдыхает Элиот, и я вижу, как он обводит Луизу взглядом. Как гаснет его взгляд. Он прижимает руку к губам, закрывает ладонью рот, подбородок. Он подходит ко мне. Я лежу, скорчившись, на полу, у её кровати, зарывшись лицом в одеяло. Пачули. Фиалковый кондиционер для белья. Луиза ушла. Луиза уснула и никогда больше не проснётся. CD-диск № 7 Дорогая Воздушная Девочка, Трек 1. Потому что ты уехала сегодня утром Трек 2. Потому что во сне ты лучше говоришь по-французски, чем наяву Трек 3. Потому что я не верю, что ты правда могла уснуть в саду Трек 4. Потому что самолёт – не падающая звезда Трек 5. Потому что я уже по тебе скучаю Воздушный Мальчик x Глава тридцать вторая Я помню, что в юности три недели ощущались как целая жизнь. Две недели после Летнего бала казались самыми долгими двумя неделями на свете. На пару дней домой вернулась мама, чтобы принимать ванны и болтать по телефону, и один раз приготовить нам обед – запеканку – а потом опять уехать и оставить меня одну. Я рассказала ей о Роберте Моргане, но, по-моему, она не поверила. Она отмахнулась, как раньше, когда я, например, падала и разбивала коленку. «Не драматизируй, Эммелина, в жизни случаются вещи и похуже». Но сейчас три недели пролетают как ветер. Три недели назад ушла Луиза, тихо, в свой кровати, любуясь метеоритным дождём. На прошлой неделе были похороны, и они были непохожи на любые другие похороны, с блестящими гробами и пышными речами. Всё было скромно, просто, спокойно. Как сама Луиза. Мы с Элиотом пошли туда вместе. Мы были единственными посетителями, которых, согласно завещанию, хотела видеть сама Луиза. Кроме нас, были её соседи, Гарри и Ева; они принесли распечатанное объявление о благотворительном пожертвовании на имя Луизы и три тигровых помидора, которые она любила. Поминки прошли в красивом месте, в лесу, среди огромных старых деревьев и диких коралловых цветов. Луиза всё продумала ещё два года назад, когда ей диагностировали рак четвёртой стадии. Она отказалась от лечения, потому что не верила, что оно ей поможет, и боялась больниц. Обо всём этом мы узнали от Гарри и Евы. – Марта провела в больнице так много времени, – рассказали нам они. – Луиза же хотела быть дома, там, где всё под рукой. Мы её понимаем. Мы с Элиотом кивнули и сказали, что тоже всё понимаем. Сейчас я разбираю бумаги Луизы, но меня прерывает резкий визг дверного звонка. Подойдя к двери, я не сразу понимаю, что это серые глаза Лукаса смотрят поверх коричневого бумажного пакета в его руках. – Кто заказывал вопперы? – О Господи, – я обнимаю его, бумажный пакет шелестит. – Что ты тут забыл? – Не раздави нашу еду, милая, – он смеется мне в ухо. – Тебя, конечно. Я забыл тут тебя. Как дела, Эм? Спустя десять минут мы сидим на луизином диване в цветочек и едим гамбургеры в квадратных обёртках. – Чёрт, люблю их, – говорит Лукас. – Правда? – Фу да, а фто? – спрашивает он с набитым ртом. – Неожиданный комментарий от человека, который на прошлой неделе сфотографировал гриб, похожий на булочку для гамбургера, и разместил его в «Инстаграме» с хэштегом #никакойразницы.