Рыбак пирует в ресторане «Нарва». Он с рейса только что, и потому — какая-то, я извиняюсь, лярва без клея плотно клеится к нему! С такою-то, я извиняюсь, рожей! Да он женат, какого ей рожна? Но так и льнет, зовет его Сережей, хоть звать Сергей Аркадьевич должна! А он и рад, что все идет – как надо, что деньги есть и не о чем тужить! И лучший вытрезвитель Ленинграда — готов его принять и обслужить. Морских трудов у трапа скинув глыбу, он хвастает, как в голубой дали — полгода целых честно шкерил рыбу! – А вы бы там и дня бы не смогли! А вы бы там, чем окунь хуже хека, узнали бы, попробовав хоть раз, как от шипов ладони человека становятся размером с ваш анфас! — И кажет всем корявую десницу, и жаждет понимания в ответ, и мимо проходящую девицу протяжным взглядом долго греет вслед… Но должного вниманья нет к беседе. И он, отметив это, смотрит зло… И на него с опаскою – соседи. И лярву ту – как ветром унесло. И он встает, оркестру величаво заказывает песню: «Про звезду!» И верный руль закладывает вправо, роняя стул и фикус на ходу! И – в ночь, в такси! А там – тепло и просто… И клонится – к таксистову плечу. – Куда поедем, дядя? Где живешь-то? – Домой не надо! На корабль хочу! И едет в порт, разбрызгивая лужи, — вдоль речки, стройки, пустоши ночной… И коньячок заначатый поглубже припрятывает перед проходной! И выглядеть старается построже, хоть в нем уже чуть теплится душа… И, как четыре ангела, к Сереже — по трапу вниз слетают кореша! А он покочевряжится, с минуту, и вот уже – блаженный и ничей… И – ввысь его, во тьму его, в каюту! Подальше от старпомовских очей… 1986 Корректор штурманских пособий Страничку поправок держа под рукою, корректор склонилась над картой морскою — гуляет весь день по морям и проливам ее карандашик в труде кропотливом…