Я и все мы – ручные, верней, прирученные — обреченные помнить, что крылья слабы! Все мы здесь, на земле, на ошибках ученые, все закончили тусклую школу судьбы! Мы – в земном пилотаже умельцы и практики! Гей, друзья мои, где вы? Зови, не зови — разлетелись друзья мои, словно галактики, растеряли по перышку крылья свои… Вот и машем рукой – это, мол, от лукавого! …Чайки ловят отбросы и жрут на лету. Запах угля крадется из Угольной гавани, словно кошка, на запахи в Рыбном порту. И все дальше, все выше над берегом глинистым — все несбыточней – зная о том наперед, реет чайка по имени Джонатан Ливингстон, в одиночку раскручивая полет… 1981 Сны Спит мальчуган с ладонью под щекой. В пучине вод, в отсеке спит подводник. Спит продавец, и вздох во сне такой, что сам вздохнешь… Что снится им сегодня? И психоаналитик видит сны — и сам себе бормочет: «Мило, мило…» Спит населенье города, страны. Раздумьями писателя сморило… Треть жизни, проводимая во сне, заполненная перевоплощеньем, полетами, тоской о лучшем дне, и жалостью, и счастьем, и мученьем… Других две трети, вон они – вокруг! А эта вся внутри, вся в человеке! И он весь в ней: сам враг себе, сам друг — пока однажды не уснет навеки… Сам режиссер, сам зритель, сам герой, сам говорит чужими голосами… А что во сне не ладится порой, так и вокруг всё так – смотрите сами! 1982 «О, если б слякоть, или дождь…» О, если б слякоть, или дождь, иль хоть какое невеселье! Нет, жизнь – прекрасна, день – хорош. Тут – свадьба, рядом – новоселье. Стучат папаши в домино, вполне довольные собою. По телевизорам кино идет с любовью и стрельбою. За тополями слышен смех. Фонтан журчит – такая прелесть! Гуляют пары, и на всех — сплошные «Адидас» и «Левис»… Куда же, закусив губу,