Карась Вот золотой карась, прилегший на бочок в морозной полынье, как на хмельной гулянке, — ведром зачерпнут был и пялит свой зрачок, очнувшись на свету в пятилитровой банке. Прижился, посветлел, сумел забыть о том, что есть подледный мрак и заросли густые. Два месяца живет, мерцая серебром, и не указ ему – собратья золотые. Те в темный ил на дне зарылись на ночлег, до теплых дней ничто из спячки их не вынет, а этот все глядит, мол, где тут человек, сейчас, мол, подойдет и мотыля подкинет. И мы вот так, и мы не помним лютых дней, где плавали, как он, одышливо и вяло, в морозной полынье – уже смирившись с ней, и всех ее страстей отведав до отвала! Мы тоже спасены, зачерпнуты ведром и, значит, вновь живем – задорны и не кротки! И что нам рок, что тьма со страшным их судом — наживки и крючки, дрова и сковородки! 1988 На берегу Гость Гость смотрел на нас с легкой улыбкой и, граненую рюмочку в рот опрокинув, закусывал рыбкой и смешной вспоминал анекдот. Но чего я никак не забуду — как он вдруг за столом заявил, что всю жизнь свою – всем и повсюду! — только правду всегда говорил! Он – военный моряк, но в отставке. И – торговый, но тоже в былом. Он сказал это – так, для затравки, чтобы спор поддержать за столом. Видно, мнилось ему, как ребенку, что застольные эти умы закивают согласно вдогонку — мол, и мы только правду, и мы! Не лгуны же мы здесь, в самом деле? В самом деле едва ли лгуны… Но одни – прежде выпить хотели, а другим и солгать – хоть бы хны. А всего интереснее – третьи, что на рюмочку молча глядят, потому что давно уж не дети… И давно уже лгать не хотят. 1990 Баллада о собаке Отдыхающий гладит собаку – она уж с неделю к их даче прибилась.