Он улыбнулся, уже не скрывая слез. Роза тоже улыбнулась, но улыбка ее была немного лукава. — Только увидеть? — переспросила она. Лицо ее просветлело, и теперь она улыбалась совсем искренне, так, как он помнил, улыбалась прежде. Он склонил голову, запустив руку в растрепанные ветром волосы. — Я — никто, Роза, никто. Я бывший каторжник, я вор, и подлец, шантажист, совратитель юных девиц. А вы — жена уважаемого человека, вы богаты и счастливы, вы недостижимы для меня. У вас есть муж и деньги. Я же... мусор у ваших ног и тот достойнее. Она вдруг протянула руку и положила ее ему на голову, играя его волосами. Дэвид снова почувствовал, как слезы потекли из глаз, но совсем не стеснялся их. За годы в Австралии он стал нервным и злым, а некоторые вещи легко вызывали его слезы. Но эта ласка, слишком нежная, чтобы быть возможной, казалась ему подарком судьбы. — Ничего этого нет, — сказала Роза тихо. — Нет? — он вскинул на нее глаза, не понимая, о чем она говорит. — Кейр Морган был слишком самонадеян, — она усмехнулась, но как-то по-доброму, и тень пробежала по ее лицу, — он, лучший ученик колледжа, получив все богатства моего отца, поклялся увеличить состояние. Удвоить его. Сначала ему везло. Но потом он зарвался. Вложения оказались неудачны. Ему не хватало опыта, — она вздохнула, — в один прекрасный день он узнал, что полностью разорен. Он не мог простить себе этого. Кейр пошел в свой кабинет и пустил пулю в лоб. Дэвид замер, не смея дышать. Неужели судьба наконец-то насытилась его страданиями, провалами, насмеялась вдоволь над его попытками выжить и сохранить в душе то чувство, что не позволило ему стать негодяем? Натешилась вдоволь, смотря, как корчится он от боли на столбе, как теряет сознание на плантациях, как рыдает над телом жены и над мертворожденной дочерью. Еще вчера Саманта смеялась над его страхами, а сегодня она, промучившись столько часов, наконец вдохнула, сжала его руку и просто закрыла глаза, будто уснула. А потом он сидел где-то во дворе, сжимая в объятьях маленького сына, боясь плакать при нем, пока Саманту готовили к похоронам. Роза же пережила катастрофу, узнав одновременно о потере денег и смерти Кейра Моргана, который так любил ее, что не смог простить себе ошибки. Судьба наказала Кейра, как умела, за то, что шел по головам, не оглядываясь на других людей. За высокомерие и самоуверенность. И он не выдержал наказания. Она наказала Кейра, дав Дэвиду безумную надежду, о которой он даже не смел молить Небеса... — Этот дом и небольшой счет в банке — все, что у меня есть, — спокойно сказала Роза. — Но ведь вы привыкли к роскоши, — он поднялся и сел рядом с ней, сжав ее руку, боясь, что проснется в своей постели в бараке среди еще полусотни таких же несчастных. Голова кружилась от вдруг вспыхнувших желаний, от ее улыбки, которую она и не думала скрывать. — Я привыкаю к экономии, — улыбаясь сказала она. — Но вы не можете жить в экономии! — страстно воскликнул Дэвид, пододвигаясь к ней, потом он снова упал к ее ногам, схватив ее руки в свои, забыв, что на нем выношенный плащ и старый костюм, а на ней — дорогое шелковое платье. Перед ним была Роза, просто Роза, та, которую он любил так, что сумел прийти к ней, пройдя через нечеловеческие страдания, — я клянусь, что снова сделаю вас богатой! Я клянусь... — он задохнулся, прижавшись лбом к ее рукам, — вы не смотрите, что я беден и руки мои выдают сразу же то, чем я являюсь. Бывший каторжник, почти нищий, я клянусь, что сделаю все, чтобы вы жили так, как привыкли жить всегда! Я обещаю, что вы никогда не пожалеете, если... — он замер, вдруг ощутив, насколько смешно его предложение, посмотрел на дорогие кружева на ее плечах, и отвернулся, не посмев произнести последние слова. Он сошел с ума, если поверил в чудо. Он... — Если? — спросила она, и, высвободив одну из рук, положила ему на плечо. — Если станете моей женой, — проговорил он почти беззвучно, сам понимая, какую ерунду он сказал. Губы его задрожали, и он сжал их, снова боясь разрыдаться. Он отпустил ее руку и поднялся, отступив на шаг и кланяясь, как раб кланяется госпоже. Низко опустив голову. Этот жест ему из себя еще только предстоит вытравить. — Я и сам понял, что не имею права оскорблять вас подобными словами, — сказал он потухшим голосом, — простите, миссис Морган. Я искренне раскаиваюсь в том, что сказал. На лице Розы промелькнула улыбка, будто его осветил луч яркого солнца. Глаза ее засияли, когда она посмотрела на него. — Я никогда не пожалею, — сказала она. Он замер, не смея поверить в ее слова. Этого просто не может быть. Никогда. Он сейчас точно проснется, послышатся крики надсмотрщиков, и он побежит среди других таких же, как он, спеша быстрее занять свое место в шеренге, где получит кружку воды и плошку с едой. — Я никогда не пожалею, если выйду за вас замуж, — сказала она, поднимаясь. Дэвид снова отступил на шаг. — Я бывший каторжник, Роза, — проговорил он тихо, — я ничего не добился в жизни. Простите меня за эти безумные слова. Я принял мечты за реальность. Я привык так жить, в мечте. Чтобы выжить, чтобы просто жить, мне нужно было исчезнуть куда-то из реального мира, думать о чем-то, что могло поддержать меня и позволить надеяться. У меня следы кандалов на руках и ужасный характер, и мне трудно контролировать свои нервы... Я не подхожу вам в мужья, миссис Морган. Я хорошо осознаю это. Эти слова просто сорвались у меня с губ, когда я... — он опять махнул рукой, отвернулся и пошел вниз по тропинке. Плащ его развевался на ветру, а Роза стояла наверху холма и смотрела ему в след. — Дэвид, — наконец позвала она. Он обернулся, и она снова увидела его глаза, совершенно потухшие и уставшие, — Дэвид, вы отказываетесь от своего предложения? — Это может только оскорбить вас, мэм, — хрипло проговорил он, — я же не хотел оскорбить вас ничем. А наговорил столько лишнего. Роза рассмеялась и стянула на груди кружевную шаль. — Я сама решу, что может оскорбить меня, — сказала она, — но я удивлена тем, как легко и быстро вы отказались от собственных слов, даже не пожелав выслушать мой ответ. — Мне будет очень больно услышать отказ, — он опустил голову, — если лакей делает предложение королеве, какой может быть ответ? Не говорите ничего, Роза. Позвольте мне позже додумать эту сцену до... — он замолчал на полуслове, будто сказал что-то лишнее, резко отвернулся и почти бегом спустился в сад. — Неужели мне придется бегать за вами, чтобы сказать вам “да”? — Роза снова засмеялась, и смех ее рассыпался серебром по округе. Дэвид остановился и лицо его стало совершенно белым. Он так и стоял, ни в силах пошевелиться, боясь спугнуть этот момент наивысшего торжества, момент, когда наконец, после долгих испытаний, судьба вручает ему награду. Она подошла ближе и остановилась перед ним в сиянии солнечных лучей, золотивших ее волосы. — Вы не смеетесь надо мной? — прошептал он, боясь проснуться. — Разве я когда-то смеялась? — так же тихо спросила она, — я однажды в каморке Нэнси сказала вам о своих чувствах, и никогда не отказывалась от них. Он медленно взял ее руку в свои. Роза почувствовала, как холодны его руки. — Если вы смеетесь надо мной, скажите сейчас. Мой сынишка не может остаться без отца, так рано лишившись матери. Я не переживу таких шуток. Я пережил все, но не смогу пережить вашего обмана. — Вы обещали, что я не пожалею, если выйду за вас замуж. Я уверена, что не пожалею. Дэвид провел пальцем по ее ладони, и руки его дрожали от переполнивших его эмоций. — Вы никогда об этом не пожалеете, Роза, — выдохнул он, — никогда. … Целая серия статей в Нью-Йорк Таймс о положении каторжников в Австралии, о бесчеловечных условиях их труда, о невозможности после отбывания наказания стать уважаемым человеком, об издевательствах со стороны владельцев, о беспределе, творящемся на зеленом континенте, вышла в течении полугода, и произвела эффект разорвавшейся бомбы. Правозащитники и все сердобольные матроны в один голос твердили о необходимости запретить подобные издевательства. Серия статей быстро переродилась в увесистый том под названием “Семь лет в кандалах” под авторством мистера Дэвида Корвелла, бывшего каторжника. В интервью газете Таймс он рассказал, за какой преступление был сослан в Австралию, и что полностью раскаялся в своем прошлом. Его простила женщина, которую он пытался добиться обманом, но никогда не простит общество. Он показывал перед фотокамерами следы от кандалов, и говорил, что в душе его они отпечатаны не меньше, чем на теле. Красивый молодой человек, умеющий красиво говорить и хорошо писать статьи, вызвал шквал писем в редакцию и ему лично. Из них появилась вторая серия статей, а потом вторая книга, изданная после возвращения в Лондон: “В защиту австралийцев”. Движение, рожденное этой книгой, способствовало улучшению жизни осужденных, в которых вдруг стали видеть людей. Ведь этот красивый молодой человек, прошедший через ад и сумевший сохранить человечность, улыбающийся красавице жене и двум своим детям на фотографиях в газете, был иллюстрацией к тому, о чем он писал. Каторжники тоже люди. И они имеют право на то, чтобы жить. Гонорары за книги били рекорды. Изданные по всему миру, они позволили Дэвиду если не восстановить состояние Розы Грансильвер, но сильно поправить ее дела. Он выкупил ее Лондонский дом, где она привыкла жить. Дэвид сдержал слово. Он изо всех сил старался стать достойным ее, его путеводной звезды. … Вечер золотил небеса, и они сидели вдвоем в гостиной, отделанной по последней моде. Тихо потрескивал камин, и Дэвид покачивался в кресле, любуясь своей женой. Ужас, не так давно пережитый им во время рождения его второго сына, еще не позволял ему расслабиться и дышать свободно. Слава Господу, доктор сообщил ему, что у Розы больше не будет детей. Роды прошли тяжело, и ее едва удалось спасти, от чего он до сих пор не мог заснуть, ночами благодаря Христа за то, что Он позволил ей жить. Ей жить, и ему вместе с ней. Он всегда был так нежен с ней, что осознав, что является причиной ее страданий, перестал что-либо понимать от страха. Лучшие доктора спешили в их дом, Дэвид не жалел денег, и вот уже послышался крик ребенка. А потом Роза позвала его, с улыбкой на усталом лице сообщив, что все хорошо. Он помнил, как бросился к себе в кабинет и рыдал там, ни в силах остановиться, не веря, что судьба снова сделала ему подарок. Жизнь сына не стоила ему жизни Розы. ... Роза играла с котенком, прыгавшем за кончиком ее шали. Дэвид любовался ею, такой прекрасной в свете камина. Потом он встал и пересел к ней на софу, обняв ее рукой за плечи. Роза подняла котенка на руки и положила голову Дэвиду на плечо. Мечтал ли он о таком счастье? Нет, не смел мечтать. И если судьбе угодно снова испытать его, он готов на все, только бы в конце Роза положила голову ему на плечо с полным доверием. — Когда мне было плохо, — заговорил он, прижимая ее к себе, — я представлял, что ты меня ждешь. Ты давала мне надежду, а ведь надежда — это единственное, что остается человеку на грани полного отчаяния. Роза посмотрела на него, и стала дразнить котенка, который нападал на ее руку, кусая тонкими зубками за палец. — Я видел людей, которые умирали только потому, что потеряли надежду, — продолжал он. Роза обернулась, подставив губы для поцелуя и ощутив его губы на своих губах. Он не врал, когда говорил, что у него сложный характер. Судьба помотала его, и он не всегда мог контролировать себя. Но с ней он всегда был нежен, не позволив никогда ни единого дурного слова и ни разу не повысив на нее голос. Роза провела рукой по его щеке, заулыбалась, снова целуя его. Он пережил многое, и все чаще и чаще говорил об этом, будто просыпаясь где-то внутри, и желая выпустить накопившуюся боль. Роза слушала его, не отвечая, просто слушала, и любила так, как умела только она, принимая его целиком. Таким, каким он стал. — Моей надеждой была всегда ты, — он сжал ее в объятьях, и закрыл глаза, вдыхая аромат ее духов, — хотя даже в мечтах я не мог подумать, что бывает такое счастье. — Потому что оно не бывает в мечтах, — сказала Роза, кладя котенка ему на плечо. Котик обнюхал его, и попытался вскарабкаться по волосам, царапая щеку маленькими мягкими коготочками. Они рассмеялись. — Следующую книгу я назову: “Не отнимайте надежду”, — сказал Дэвид, — надеюсь, что все же сумею стать достойным тебя, и отблагодарить тебя за все то счастье, что ты мне подарила, поверив в меня, когда я, бездомный скиталец и каторжник, пришел к тебе несколько лет назад. — Я всегда верила в тебя, — сказала Роза, смотря, как котенок съезжает по его спине, ставя зацепки на дорогом сюртуке, — с самого начала я знала, что ты можешь достичь любых высот, если выберешь правильный путь. И теперь ты на правильном пути. Поэтому имя твое не проклинают твои близкие, а благословляют тысячи людей, чью участь ты смог облегчить, и надежду которым ты смог дать. Ты сделал намного больше, чем мой отец, наживший то состояние, которое так легко проиграл Кейр, мечтавший его преумножить. Деньги, конечно, важны. Но деньги отца делали удобнее жизнь только нашей семьи, не сделав никого счастливым. Ты же можешь сделать счастливыми множество людей, и деньги твои — не результат, а просто часть процесса. Дэвид рассмеялся, откинувшись на спинку дивана и поднимая котенка над головой. — Если ты продолжишь так говорить, я через несколько лет стану премьер-министром Англии. — Да, кстати, я совсем забыла... — Роза высвободилась из его рук и подошла к столику, где взяла какое-то письмо с большими печатями, — я не смогла удержаться и позволила себе вскрыть твою почту, — она снова села рядом и развернула письмо. Дэвид заглянул в бумагу и опешил, не веря своим глазам. — Да-да. Нас приглашают в Букингемский дворец, мистер Корвел. Ее Величество сама желает говорить с тобой на тему Австралии. И мне пришло отдельное письмо от одного из старых знакомых, о том, что поговаривают даровать тебе рыцарское звание за широкую общественную деятельность и принесенную пользу государству. Так же тебя попросят выступить в Парламенте на тему отмены каторги. Так что там на счет премьер-министра? Глаза ее весело сверкнули, и в них была гордость за него. Он точно был уверен... гордость... Роза гордилась им. Только чтобы увидеть это выражение в ее глазах он готов был свернуть горы и повернуть реки вспять... ...Котенок прыгал, пытаясь залезть на диван, дергая хозяйку за платье. Но на него никто не обращал внимания. Две фигуры слились в единую, забыв обо всем вокруг. — Стать премьер-министром? — проговорила Роза, проводя пальцем по его брови, и улыбаясь, видя, как он пытается поверить в происходящее, в то, что все это не сон, — мне нравится эта идея. Или, может быть, лучше быть губернатором Австралии?