— Лет на пять. Разве это разница? Роза пожала плечами. — Он был так влюблен в меня, — Роза растерянно смотрела на мужа. По лицу Кейра промелькнула тень. — Значит, любовь его не была настоящей, — проговорил он тихо, — иначе он никогда бы не отказался от тебя. Роза кинула на него синий взгляд. — В любом случае, я желаю им счастья, — сказала она, — мать так хотела иметь в зятьях графа, что, когда я вышла замуж за сына баронета, не выдержала, и сама стала графиней. Они рассмеялись и Кейр прижал Розу к себе, целуя ее волосы. — Чему я очень рад, — прошептал он, — потому что мое счастье — только в тебе. … Летним вечером к дому на Сент-Джеймс стрит подошла бедно одетая женщина. Она несла на руках мальчика полутора лет, светловолосого, щекастого, улыбчивого. Мальчик доверчиво обнимал ее за шею пухлыми ручками, и ей было неудобно держать большой саквояж в темную полоску. — Я пришла к мистеру Моргану, — проговорила молодая женщина, и беспардонно шагнула в холл, потеснив дворецкого. — Но кто вы? — спросил удивленный старик. — Передайте ему, что пришла Дженни. Кейр сбежал вниз от одного имени Дженни и уставился на нее, будто она вернулась с того света. Дженни засмеялась. — Мистер Морган, у вас такое лицо, словно вы увидели призрак, — сказала она, — однако... Это я. А вы теперь такой богатый, я очень рада этому. И выглядите счастливым. Дженни оглядела холл, оценила лепнину на потолке, и судя по выражению лица, осталась осмотром очень довольна. — Что тебе нужно? — Кейр разглядывал и Дженни, чье платье нуждалось в починке, и малыша, который взирал на него синими глазами. Кейр нахмурился. Ему казалось, что он уже где то видел такие глаза, но он не мог вспомнить, где. — Вы верно угадали, — сказала Дженни проследив его взгляд, и лучисто улыбнулась, — он же похож, правда? Норман, поздоровайся со своим дядей. — Норман? — Кейр смотрел на ребенка, и от лица его отлила кровь. — Это сын Нормана, — сказала Дженни, — и я хочу, чтобы вы взяли его себе. Видите, заниматься моим делом оказалось невозможно, имея ребенка. Я уехала в деревню, но деньги закончились... Мистер Морган... — Дженни заколебалась, — я бы хотела начать новую жизнь. Она умоляюще смотрела на него. Малыша Дженни поставила на пол, и он затопал по плитам, смешно перебирая ногами. Тут же сбежались служанки посмотреть на маленького, и запричитали, что он похож на убитого хозяина, как две капли воды. Малыш действительно был похож. Роза, спустившаяся на шум, схватила ребенка на руки и разрыдалась от счастья. — Дай этой женщине столько денег, сколько она хочет, — сказала Роза мужу, — Кейр, она спасла и вырастила моего племянника! — Роза прижала к себе ребенка, и долго стояла, глотая слезы. Дженни ушла, улыбнувшись Кейру напоследок, а Кейр смотрел на Розу, державшую ребенка на руках. — Жаль, что у нас нет своих детей, — сказал он, подходя и обнимая молодую женщину, — ты так прекрасно смотришься с ребенком. — С благословения Господа обязательно будут, — улыбнулась Роза. Она отдала ребенка служанкам, приказав нанять няню и как можно скорее привести в порядок детскую, переоборудовав ее для маленького мальчика, потом села и написала письмо матери, жившей в Йорке в поместье своего молодого мужа. Леди Тереза Эндерфил приехала настолько быстро, насколько это было возможно. Она рыдала так, увидев малыша, что Роза и Кейр Морган единогласно решили отдать его ей. В конце концов маленький Норман был ее родным внуком, и любящая бабушка как никто другой могла позаботиться о нем. Малыш уехал в Йорк, порадовав собой и лорда Роберта, тут же приказавшего подготовить документы на усыновление. А что же Дженни? Дженни купила билет на лайнер и навсегда покинула Англию. Поговаривали, что в Бостоне она сделала хорошую партию, став женой мистера Генри Берга, молодого дельца, которого недавно бросила невеста. Мистеру Бергу повезло. Его молодая жена обладала веселым нравом и отзывчивым сердцем, а также неплохим состоянием, заключавшемся в акциях. Когда же он рассказал ей о своей неудавшейся поездке в Лондон, Дженни ничего не ответила. Она посочувствовала мужу, которому пришлось долго лечиться после потасовки в переулке. Куда делся его друг, что сопровождал его в тот роковой день, Генри не знал, считая, что его убили. И Дженни тоже сделала вид, что не знает. Она навсегда вычеркнула из своих воспоминаний старуху Нэнси, надоумившую ее продать ребенка его родне, Кейра Моргана, не пожалевшего для нее денег, и даже Сару, что умирала, держа ее за руку и умоляя позаботиться о сыне. — Это грех мой тянет меня вниз, страшный грех, — шептала Сара, сжимая руку подруги, — грех... Но Норман... Норман меня простит! Он смеялся надо мной тогда, когда я умоляла его жениться на мне, он сам виноват во всем... Он сам раскрыл сюртук и смеялся, шептал, "так убей" ... Не верил... но теперь... Он уже здесь, здесь! — вдруг закричала Сара, откинулась на подушки и уставилась в пустоту невидящим взглядом. Рука ее разжалась и Дженни отпрянула, понимая, что все кончено. Норман и Сара, убиенный и убийца, соединились в вечности. Дженни зябко повела плечами. Было темно и страшно. Признания Сары заставили ее сжать плечи руками. В колыбели заплакал двухмесячный малыш. Она поднялась, взяла ребенка на руки, собрала сумку и быстро выбежала из дома. Она не позволит Нэнси забрать малыша, сделать из него оружие против его же семьи. Она сама воспитает сына Нормана... Все это было в прошлом. Дженни никогда не вспоминала о нем. И только однажды она позволила себе написать Кейру. Так, чтобы муж не видел ее аресата. Написать, и получить ответ, что ребенок занял достойное его положение в обществе, и что у малыша Нормана, виконта Эндерфил, все хорошо. Страшное прошлое стало постепенно отпускать Дженни. Когда же родились ее собственные дети, образы, жившие на темных улицах Лондона, постепенно развеялись в ее душе. Миссис Берг, уважаемая в обществе, всегда приветливая и улыбчивая, не могла иметь никакого отношения к девушке из дома терпимости. И только иногда, ночью, она просыпалась, чтобы смотреть в темноту. И губы ее беззвучно шептали имя Нормана. Эпилог Спустя 8 лет. Нью-Йорк. Его мечта, воплощенная в живую женщину, была так близка. Та, кого он видел во сне и кто стал путеводной звездой в его жизни, которую и жизнью назвать было невозмжно. Уставший от долгой дороги, он вдруг почувствовал, что сил стало намного больше, и побежал вверх по узкой тропе, ведшей на вершину холма, огороженного парапетом. Там, на скамье под самым небом, виднелась хрупкая фигурка. Роза. Он звал ее в самые страшные моменты своей жизни. Он закрывал глаза, видел ее в своих объятьях, и находил в себе силы жить. В душном грязном трюме он сидел, сжавшись в комок, и думал о ней. Под палящим солнцем он тоже думал о ней. Изо дня в день. Он думал о ней, ведя к алтарю невесту, он думал о ней, впервые взяв на руки собственного сына. Она была высока, недостижима. Однажды он попытался стать достойным ее, но обман раскрылся, и он пал, поверженный в самый ад... Она была так близко. Он остановился за ее спиной, переводя дыхание. Услышав шаги, Роза обернулась. На него смотрели прекрасные синие глаза, которые всегда спасали его в самый трудный час. — Дэвид? — сказала она, и он наслаждался звуком ее голоса, который уже начал забывать. Она совсем не изменилась. Немного похудела, глаза казались больше, а губы... а губы дрогнули, будто она хотела что-то еще сказать, но промолчала. Он тоже молчал, впитывая ее близость. Вдруг перед его глазами промелькнул тот миг, когда он вошел в свою комнату, которую в той, иной жизни, снимал у старухи Нэнси, и увидел Розу на своей кровати. Тогда глаза ее смотрели на него испуганно. Сейчас же он не мог понять, как она смотрит на него — испуганно, отстраненно или холодно. Глаза ее распахнулись, но она все еще молчала. И тогда Дэвид сделал то, что сделал в тот давний день. Он опустился перед ней на колени, и развел руками, будто отдавая ей снова всего себя. — Я, как всегда, у ваших ног, Роза, — проговорил он, пытаясь не разрыдаться перед ней. Морской ветер шевелил ее волосы, складки ее темно-синего платья, кружевную накидку на плечах. Прямо над ними пролетела большая белая чайка, крича и шумно махая крыльями. Его старый потертый плащ тоже распахнул ветер, а немного поднявшийся рукав сделал заметным так и не исчезнувший никуда шрам. Шрам от кандалов. — Вы, как всегда, богаты и счастливы, — сказал он, рассматривая ее застывшее лицо, — а я там, где заслужил. На дне общества, там, где начинал. Ваш муж даст вам все богатства мира, и, наверняка, он любит вас не меньше, чем люблю вас я... Хотя... — он вдруг почувствовал, как слезы брызнули из глаз. Роза склонила голову, увидев его слезы. — Хотя можно ли любить больше? Я жил только ради того, чтобы иметь счастье снова увидеть вас! Чтобы... вы знаете, — он вдруг заговорил быстро, будто боялся, что она прервет его, — там, в Австралии, я имел несчастье понравиться дочери плантатора. Она иногда останавливала меня и заговаривала со мной, иногда давала поручения... И однажды ее брат обнаружил меня в ее комнате, когда я ждал, что она прикажет мне на этот раз. Такой ненависти я не видел никогда. Наверное, я не должен был выжить. Но вися на позорном столбе всю ночь, в бреду, я звал вас... и я дал себе клятву, что выживу, чтобы еще раз увидеть вас. Слезы покатились по его щекам, и Роза вдруг склонилась к нему и приложила к щеке его свою руку. Он прижался к ней, содрогаясь всем телом от возможности просто коснуться ее ладони. — Простите, Роза, я стал так сентиментален. Это все нервы. Но я клянусь, что постепенно стану самим собой. Я ведь только сегодня прибыл в Нью-Йорк, и сразу разузнал ваш адрес... Бросил сынишку на няню... — У вас есть сын? — спросила она тихо. Это было первое, что она сказала, и Давид вцепился в ее руку, боясь, что она отстранится от него. — Да, у меня есть сын. Ему три года, — он заулыбался, и Роза узнала эту улыбку, ту самую, в которую была всегда так влюблена, — малыш совсем. После смерти жены я смог наконец продать все, что мы имели с ней, и взять билет до Нью-Йорка. Не думайте, что я нищий. На первое время у меня есть деньги... а потом я что-нибудь придумаю. Надо вырастить сына, он не должен нуждаться... — Вы были женаты? — снова спросила она, окидывая его взглядом. Ему стало стыдно за свой наряд. За потертый плащ и старый костюм, за простой белый галстук без булавки, за видавший виды жилет. Но другого у него не было, да и он сам давно перестал обращать внимание на такие мелочи, как одежда. Он подполз ближе к ней и облокотился о скамью, на которой она сидела. — Я женился на Саманте, когда мне сократили срок и определили на поселение, — он сжал ее руку, — потому что не мог поступить иначе. Она последовала за мной в Австралию, она... выкупила меня. Я не мог обмануть ее, кем бы я был после этого... Но, возможно, вы меня осудите. — Вы поступили правильно, — она улыбнулась. От ее похвалы он вспыхнул, как мальчишка, а потом заговорил, словно пытаясь оправдаться перед ней: — Вы... вы были только мечтой. Той, что рухнула и погребла меня под собой. Я ответил за все, Роза, — он закрыл глаза, собираясь с мыслями, — за свой обман, за подлог, за... — он махнул рукой, — за то безумное желание жениться на вас, которое заставило меня пойти на преступление. Я потерял все. И свободу, и, самое страшное, вашу любовь. И я... хотел только увидеть вас, поблагодарить вас за то, что были в моей душе, когда я был на грани безумия, на грани смерти, и поддержали, просто своим именем, позволив зацепиться за старую мечту. Я хотел увидеть вас. И больше мне ничего не надо.