— Нормально. — Уверена? — Я поделилась с ней этим, мам. Я ей доверяла. — Она сказала, что беспокоилась о тебе. — Мама поёрзала на месте, и маленькая складка появилась между ее бровей. — Итак, она ходит и даёт интервью? — головная боль вернулась, сильнее, чем раньше. — Нет, она должна знать, что мне это не нравится. Не заметно, чтобы она даже попыталась спросить разрешения. И она не знает, о чем говорит. Боже, Джон думает, я верю во всю эту ерунду. Ни одного слова от мамы. — Как она провернула всё это? Даже если бы захотела зарыдать, я бы не смогла. Катарсис, освобождение. Но стена между мной и моими чувствами позволила худшему из худшего вылезти наружу. Ужас и страх и их друзья только и ждали момента, чтобы повеселиться от души в моей голове. Лучше всего продолжать стремиться к онемению. Кто знает? Может, сработает. На следующий день Джорджия соизволила позвонить, но я не ответила. Я старалась не скучать по ней, но было сложно. Потом она написала мне, но я проигнорировала её сообщение, конечно же после того, как прочла. Всё это чушь собачья. Каждое информационное агентство, дававшее ей время в эфире, разделяло её точку зрения по поводу случившегося. Она давала им фотографии, где мы вместе, и другую личную информацию, что я доверяла ей. Верите вы мне или нет, но она выдала абсолютно всё. Мне не осталось ничего, чтобы добавить. Глава 5 В целом дома было гораздо лучше. Меня наконец-то оставили в покое, по большей части. Пару раз пришлось вызывать полицию, так как репортеры тайком проникали к нам на задний двор и слонялись под окнами. Я удалила аккаунты в соцсетях и не подходила к телефону. Также не было докторов и медсестер, которые постоянно контролировали моё состояние. Но всё же мне не хватало хороших обезболивающих. Мама вернулась на работу после того, как я несколько дней уверяла её, что со мной всё в порядке. Она работала на стойке регистрации в отеле около озера. Год назад, когда мне исполнилось 16, она начала брать ночные смены. Одна из причин — они оплачивались выше, и другая, я думаю, такие смены были тише. Учитывая новые обстоятельства, она решила работать днём, чтобы я не оставалась в доме одна на ночь. Но и здесь мне удалось переубедить её. Дома я могла есть, что захочу, или слоняться без дела. Рядом не было никого, кто бы мог осудить. Всё же я не смотрела телевизор и не заглядывала в интернет, кроме нашего с мамой традиционного просмотра сериалов по воскресеньям. В прошлом году это был «Нэшвилл», в этом — «Сотня». Я не скучала по соцсетям, учитывая, в какую помойку они превратились. Мне не хватало заботы и энергии, чтобы справляться со всем. Но зачем они нужны, если у тебя есть кровать, идеально стоящая под окном спальни, и можно любоваться небом? Когда мне не спалось, я считала звезды или наблюдала за Луной. На Луне все тихо и спокойно без людей. Единственный недостаток сейчас — то, что я зациклилась на произошедшем и не могла сконцентрироваться на чтении. Книги глазели на меня со своих полок. Периодически я начинала читать, но слова расплывались и мысли вылетали из головы. Было достаточно, что моя лучшая подруга предала меня, так ещё и мои книги тоже покинули меня. Это был полный отстой. Все фотографии с Джорджией были сняты и выброшены. Годы дружбы вылетели в трубу. Я чувствовала злость и растерянность, совершенное и абсолютное одиночество. Я заметила, что, когда звонил телефон, я скидывала любой звонок. К счастью мне и разговаривать было не с кем, да и не особо хотелось. Когда стучали в дверь, я притворялась, что спала, или не открывала дверь. Мама нашла для меня психотерапевта, но и здесь мне удалось выкрутиться. Я так тщательно собрала себя и свои мысли после произошедшего, но психиатр мог вновь разворошить это «осиное гнездо». Постепенно синяки пожелтели и позеленели. Боже, когда же я уже забуду о ребрах. До сих пор любое движение причиняло боль. Осталось только ждать, когда они заживут. Уродливый шрам — награда от Криса — разделяющий правую бровь на пять сантиметров, зажил. Несмотря на мои лучшие попытки игнорировать всех, время шло. Через пару недель должен начаться учебный год. В реальной жизни, если вы не хотите убежать и жить в лесу, рискуя быть съеденным медведями, некоторые вещи просто неизбежны. Глава 6 — Иди, поторопись, — позвала мама. — Минутку, — крикнула я в ответ, застегнув молнию на своей серой школьной юбке. Ура школьной форме. Нет. Нанеся зубную пасту, я почистила зубы, с большим усердием работая щеткой вперед и назад. Немного консилера и много тонального крема скрыли оставшиеся синяки вместе с тенями под глазами. Я завязала волосы в низкий хвост, оставив немного впереди, чтобы они как бы падали мне на лоб и заправлялись за ухо. Если бы этот стиль не прикрывал шрам, я бы отстригла себе челку. Недостаток солнечного света в последнее время сделал меня болезненно бледной, но неважно. Я сделала все возможное, чтобы выглядеть презентабельно. — Иди, ты опоздаешь! Я сделала паузу в процессе чистки своих коренных зубов, чтобы прокричать свой ответ. Пена от зубной пасты попала мне в горло, и у меня сработал рвотный рефлекс. Вот так просто, мое сердце бешено заколотилось, по всему телу выступил пот. Боже, это было так же, как в ту ночь, когда пистолет был у меня во рту. Я закашлялась в раковину, выплевывая зубную пасту. Мой завтрак из кофе и поп-пирога последовал сразу за ней. Черт возьми, у меня болят ребра. Нехорошо. Я открыла кран с холодной водой, вымыла раковину, отпила немного воды, чтобы убрать кислый привкус во рту. Так мерзко. В ванной воняло рвотой. Медленный вдох, затем выдох. Все было в порядке. Я не там, не давилась от ствола пистолета. Позади меня никто не стоял, никого даже не было видно. Ради всего святого, это был просто несчастный случай, в котором оказалось слишком много зубной пасты. — Успокойся, идиотка, — сказала я себе. — Ты в порядке. — Иди… — мама появилась в дверях, затем замерла на месте. — Что не так? Я с трудом сглотнула. — Ничего. Беспокойство отразилось на ее лице. Я ненавидела это. — Серьезно, — сказала я. Полоскание рта — это то, что мне было нужно, сейчас я бы пропустила зубную щетку. Я провела языком по мятной сладости, а затем выплюнула ее. — Все готово. — Ты уверена? Выглядишь немного бледной. — Я в порядке. — Хочешь, чтобы я отвезла тебя? — Нет. Я в порядке. — Я протиснулась мимо нее с фальшивой улыбкой на лице. — Увидимся сегодня днем. Она последовала за мной, сверля глазами дыры в моей спине. — Твои волосы выглядят прекрасно, — сказала она. — Спасибо, мам, — я нервно дернула себя за хвост. Ауч. Мой скальп все еще не полностью зажил после того, как Крис выдернул из него клок волос. По крайней мере, там не было ничего видимого, как, например, шрам над моим глазом. — Пока. Мы жили в одноэтажном деревянном бунгало на тихой улице. Много деревьев. Это было мило. Я помахала маме рукой, забираясь в свой восьмилетний белый хэтчбек, унаследованный от моей бабушки. Эдит, моя тезка, жила в Аризоне и, по-видимому, переживала кризис поздней жизни. Не могло быть никакой другой причины, по которой ей вдруг понадобилась сексуальная спортивная машина. Однако для меня это сработало хорошо, так что, что бы ни делало ее счастливой, я рада. Бабушка также оплатила счет за посещение частной школы. Я думала, наклейка на бампере «Моя внучка на Доске почета в Грине», вероятно, стоила ей почти столько же, сколько спортивная машина, на которую она ее наклеила. Когда-то давным-давно она была учительницей. И решительно не одобряла, когда девочки и мальчики учились в одном классе. Очевидно, наши бушующие гормоны не позволили бы нам учиться, и все было бы извращением и анархией. Из того, что я видела, у студентов-геев в школах одного пола все было хорошо. Во всяком случае, они не занимались сексом на столах в кафетерии. Глаза устремлены на дорогу и сосредоточены прямо перед собой. Я не могла позволить себе отвлекаться. Смешно, как случайный человек на тротуаре мог напугать мои глупые нервы. Любой полицейский с пистолетом мог быть Крисом, мое сверхактивное воображение меняло их местами с пугающей эффективностью. Я ехала очень медленно, но это не помогло. Звонок не прозвенел, я не опоздала, и толпы девушек в серой униформе заполнили коридоры. Неважно. В толпе хорошо прятаться. Это может сработать еще лучше. Опустив голову и закинув сумку за спину, я направилась к своему шкафчику. Так много шума и толкающихся людей. Но я могла бы с этим справиться. Глубокие вдохи, спокойные мысли и все такое дерьмо. Мои руки были влажными от пота, когда я набрала код своего шкафчика и открыла дверь. Материал под моими подмышками был влажным. В конце концов мне придется иметь дело с Джорджией, и, честно говоря, она могла бы поцеловать меня в задницу. Ее предательство сегодня было таким же свежим, как и тогда, когда это произошло. — Эй, Вилли, — раздался за моей спиной ядовитый голос. Я не обернулась, в этом не было необходимости. Кара Ламонт. — Я слышала, что кто-то пытался отнять у тебя свободу. Свободный Вилли, согласно фильму (имеется в виду фильм «Освободите Вилли»), был, по-видимому, единственным китом, о котором знала Кара. Оригинальность и образованность не являлись верным описанием этой девушки. Я закончила собирать тетради по английскому, не торопясь. Собралась толпа, больше, чем ее обычный отряд. Я слышала, как они все шептались и хихикали, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и готовые к действию. Всегда находилось несколько человек, готовых увидеть, как некрутая студентка получает свою ежедневную рекомендуемую дозу унижения. Но этот уровень любопытства выходил далеко за рамки этого. Потрясающе. К сожалению, ситуация в «Дроп-стоп» сделала меня знаменитой. — Твое лицо действительно все испорчено? — спросила она голосом, полным ликования. — Бедная, Вилли. Хотя, я думаю, в любом случае, никто не хотел на тебя смотреть. По толпе прокатилась волна смеха. Люди просто любили хорошее зрелище. Кара привлекла к себе внимание, становясь выше и улыбаясь шире. Я знала, что ее мнение не должно иметь значения, и все же оно всегда меня задевало. Несмотря на все мои усилия, эта стерва занимала много места в моей голове, записывая каждую гадость, когда-либо сказанную мне. Каждое оскорбление, каждое унижение — все это было сохранено там для потомков. Но на этот раз все было как-то по-другому. Голос Кары звучал как-то издалека, как будто она изо всех сил старалась быть услышанной. — Ты, должно быть, создала отличный живой щит, — продолжила она. — Ты такая же широкая, как бампер грузовика, и я держу пари, что с таким количеством жира, которое есть у тебя, ты, вероятно, даже сможешь остановить пулю. Снова смех и даже несколько вздохов возмущения и удивления. Действительно удивительно. Любой, кто пробыл в школе больше часа, должен был понять, что Кара была не кем иным, как хулиганкой. Тем не менее вся эта история с ограблением дала ей какой-то новый материал. После нескольких лет, когда я изо дня в день слышала одни и те же оскорбления, это было действительно немного освежающе. Иногда я задавалась вопросом, не было ли это вершиной ее существования. Будет ли она через двадцать лет оглядываться на эти дни и думать, что они были лучшими в ее жизни. Когда она могла мучить людей без каких-либо реальных последствий, потому что мы были просто детьми. Никаких последствий, совсем. Как будто то, что происходило в этих залах, вообще не имело значения. Хотела бы я быть китом-убийцей. Я бы откусила Каре голову и использовала ее как пляжный мяч. Видит бог, она уже была полна воздуха. Вместо этого я ничего не сказала. Ее только подстегивало, что маленькие люди сражаются против ее царства террора. Игнорировать ее и направиться прямо в класс — вот что мне нужно было сделать. Но когда я обернулась, на меня смотрело больше людей, чем я себе представляла. Пятьдесят, может быть, шестьдесят, толпящихся в коридоре. Черт возьми, даже Джорджия пряталась там и смотрела, что произойдет. Кара стояла впереди и по центру, ее улыбка была огромной, она была в восторге от внимания. В чем, черт возьми, была ее проблема? Она была богатой, худой и популярной, всем, чем не была я, и все равно ей приходилось заниматься этим дерьмом. Обычно в такой ситуации я бы почувствовала, как мое сердце сильно колотится в груди, как горячее смущение обжигает мои щеки. Но ничего не было. Мое сердцебиение оставалось ровным, дыхание медленным. Хихиканье собравшейся толпы казалось таким же отстраненным и неуместным, как стрекотание сверчков летней ночью. Кара выглядела меньше, чем я ее помнила. Легкая. Крису было бы легко швырнуть ее. Чтобы засунуть пистолет между этими острыми белыми красивыми зубами. — Убери волосы, свободная Вилли, — приказала она, шагнув ко мне с протянутой рукой. — Давай посмотрим. Черта с два она прикоснется ко мне. Меня касались против моей воли достаточно для одной жизни, и кто-то намного более страшный, чем Кара. Мой большой палец сжался под другими пальцами, и я замахнулась сильно и быстро, нанося удар. Бам, мой кулак ударил Кару в лицо. Треск кости, звук ломающегося носа были потрясающими. Боль пронзила мою руку, большой палец пульсировал в агонии. Черт возьми, это было больно. Кара зарыдала и пробежала вперед. Ее крики наполнили коридор, кровь хлестала и стекала по ее форме спереди. Люди бегали повсюду, стараясь держаться как можно дальше от этого беспорядка. Даже подружки Кары бросили ее, трусихи. Я стояла одна, прислонившись к шкафчикам и баюкая свою руку. Это полностью стоило возможного перелома кости. Однако, это было не то возвращение в школу, которое я себе представляла. На маму это не произвело бы впечатления. — Святое дерьмо, — прошептала Джорджия, медленно подходя ко мне. — Иди, с тобой все в порядке?