Сердце подпрыгнуло. Член затвердел и запульсировал. Розовые груди набухли, щеки пылали, а ноги широко расставлены надо мной… Проклятье, она была… Она была прекрасна. Я провел другой рукой по ее груди, и остановился, когда ее сосок затвердел. — Черт возьми, Эвери… Она накрыла мою руку своей. — Не останавливайся. — Я и не собирался. — Я не это хотела сказать. — Другой рукой она нащупала молнию на моих джинсах. — Я хочу тебя, Кэм. — Я твой. — Я переключился на другую грудь. — Я полностью твой. Эвери заулыбалась и, взяв мою руку за запястье, убрала ее от своей разгоряченности. — Я хочу тебя по-настоящему. — Она растянула мои штаны, пробегаясь по мне пальчиками, и я вздрогнул. — Ты хочешь меня? — Больше всего на свете. — Я простонал, когда она взяла его в руку. — Эвери… Ее рука исчезла, и я не знал, как на это реагировать. Но затем она стянула с меня футболку через голову. — Я хочу этого, Кэм. Когда до меня дошел смысл ее слов сквозь зарево, затуманившее мои мысли, я глубоко вдохнул. — Ты уверена, Эвери? Потому что если нет, мы не должны… Она поцеловала меня, скользя руками вниз по моей груди. — Я уверена. Я застыл, держа руки на ее бедрах, а потом перевернул ее на спину. Нависнув над ней, я поймал ее губы, вложив в поцелуй все свои чувства. Может быть другой парень поинтересовался бы у нее еще раз или поступил как-то по-другому, но эти два слова. Я уверена. Они разрушили хрупкий барьер моего самоконтроля. Разрывая поцелуй, я встал и полностью стянул с себя джинсы. Когда она опустила взгляд, и ее глаза от изумления широко раскрылись, я не смог сдержать улыбки. Эвери лежала и выглядела почти недосягаемой, смотря на меня своими красивыми карими глазами. — Я могу смотреть на тебя бесконечно. И это никогда не измениться. — Даже когда я постарею? — Даже тогда. Не в силах больше ждать, я подошел к ней. Я хотел, чтобы этот момент был для нее идеальным. Мне хотелось, чтобы все было красиво, и чтобы она чувствовала, как сильно я её люблю. Так что я начал с ее маленьких пальчиков ног, продвигаясь поцелуями вверх по ножкам к нежному животику. Я не спешил, посасывая и покусывая до тех пор, пока вершинки ее грудей не затвердели, а ее дыхание не стало тяжелым. Каждая моя частичка была напряжена, затвердела и набухла, но я хотел, чтобы она была готова, даже если необузданное и сильное желание побуждало меня глубоко вонзиться в неё. Ее тело изогнулось подо мной, стоило мне снова добраться до ее губ. Перенеся вес на одну руку, в такт с языком я проникал в нее сначала одним пальцем, а потоми двумя, медленно растягивая. Она сжала мои руки и плечи, заерзав, а когда мой рот работал у нее внизу, она содрогнулась в таком диком оргазме, что я чуть прям там не кончил. Я дрожал, как лист на ветру во время шторма, устраиваясь между ее ног. Взяв свой инструмент, я соединил наши тела. Первый контакт с ее влажностью послал по моему телу разряды удовольствия. Существует переломный момент, когда ты уже не можешь остановиться, и это был он, мое тело дрожало от желания, но я ждал ее. Я дал ей время. — Я люблю тебя, — сказал я, положив руку на ее щеку. — Я так сильно тебя люблю. Она обняла меня, крепко удерживая и притягивая вперед. — Я тебя люблю. Опустив руку на ее бедро, я углубил поцелуй и толкнул таз ей на встречу. Она замерла подо мной, и ее тихий удивленный вздох отозвался эхом в моем сердце. Я замер. — Ты в порядке? Она кивнула. — Да. Я не хотел причинить ей боль и в то же время знал, что это больно. Я все еще был глубоко в ней. Мое сердце сходило с ума, я поцеловал сначала один уголок ее губ, а затем другой. Ее рот приоткрылся, и я проник внутрь, медленно пробуя ее на вкус, и давая время ее телу привыкнуть. Я простонал, когда она неуверенно приподняла бедра, создавая между нами потрясающее трение. — Эв… Она повторила движение снова, и я вновь сделал толчок. Крик удовольствия вырвался из нее, она крепко обхватила меня, обвивая ноги вокруг моей талии. Где-то между этим и тем, как она двигала бедрами, я растворился в ней самым невероятным образом. Боже… ничто не доставляло таких ощущений, как она, и ничего не могло идти в сравнение с ощущением ее, тем, как она проникала в каждую клеточку моего естества. Ни меня, ни ее больше не существовало. Мы двигались вместе, наши уста были приклеены друг к другу, руки исследовали, а бедра слились вместе в едином ритме, были лишь мы. Эвери взорвалась подо мной, откидывая голову назад и выкрикивая мое имя, когда я протиснул руку между нами, дотрагиваясь до нее, и опустился рядом с ней. Ощущение сильных спазмов, то, как она держалась за меня, было слишком. — Эвери, — прохрипел я, пряча голову у нее на плече, в тот миг, когда облегчение пронзило мое тело, потрясая своей силой. Такое ощущение, что облегчение продолжало накатывать мощными волнами. Лежа на ней, мое тело сотрясалось каждые несколько секунд. Прошла вечность, прежде чем я позволил себе пошевелиться. У меня из груди вырвался тяжелый звук, когда я вышел из нее. Я поцеловал её и, чтоб меня, внутри заполыхал пожар. Я покачал головой, ошеломленный силой моих чувств. — Это было… у меня нет слов. Ты в порядке? Она взяла мое лицо в руки, и они немного тряслись. В ее пристальном взгляде я увидел отражение собственных чувств. — Восхитительно. Ты был восхитителен. Правда в том, что если я и был восхитителен, то только благодаря ей. И это будет всегда благодаря лишь ей одной. Глава 29 Именно здесь я и должна быть. Это были слова Эвери после того, как она поговорила с той девушкой. Молли. Я изо всех сил старался не злиться, когда увидел красный след на ее щеке. И помогло мне лишь то, что я услышал эти слова. Пироженка наконец осознала это. Исцеление, в котором она нуждалась, таилось в правде, в том, чтобы высказать все родителям и поговорить с Молли, но она начала исцеляться еще тогда в феврале, а затем уже в апреле. Она чувствовала, что должна отправится в Техас и сделала это. И вот, я привез ее обратно в прохладную Западную Вирджинию, в ночь перед тем, как у Эвери начиналась летняя учеба, а у меня работа с детьми в футбольном лагере. Пироженка сидела на кухонном полу напротив меня, чуть-чуть подогнув под себя ноги. Кроме моей рубашки на ней ничего не было. Я не мог думать ни о чем другом. Между нами Микеланджело и Рафаэль трясли головами друг перед другом. — Это черепашья версия ссоры, — сказала она, нахмурив брови. — Мне кажется, они друг другу не нравятся. Я растянулся в улыбке, облокотившись назад на холодильник и поглаживая обнаженный пресс. — Им все ещё нужно немного времени. И Мики-Майк немного собственник. — О, сваливай все на мою черепашку. — Она закатила глаза. — Это твой начал первый головой дергать. Таймер зазвенел, я поднялся на ноги, направляясь к духовке. — Он просто объяснял твоей, кто тут главный. — Микеланджело главный. — Пироженка подняла своего маленького друга, опустив обратно через пару метров. Посмотрев на шоколадные печенюхи, я понял, что они готовы. Быстро вымыв руки нашел кухонные прихватки, которыми, я был уверен, Пироженка не пользовалась. На них всё еще был ценник. Улыбаясь, я оторвал его, а затем достал противень из духовки. Печеньки были большими золотистыми и на вид очень сладкими. — Приготовились? — Она подняла взгляд, и ее глаза сияли. — Обожжешь язык. — Я отбросил перчатку в сторону. — Снова. Она улыбнулась. — Но это определенно того стоит. — Ага. — Я направился к ней, наслаждаясь тем, как ее щечки по-прежнему краснели, когда ее взгляд опускался ниже моего пупка. Я устремился вниз, целуя ее приподнятые губы. — Дай им… Мой телефон зазвенел в гостиной. — Сейчас вернусь. Она кивнула, а я осторожно попытался не наступить на бедную черепашку и не нанести вреда ни себе, ни Пироженке. Я взял телефон с журнального столика. Вздохнул от облегчения, увидев, что сообщение было от моей сестры. «Операция закончилась. Я в порядке. Позвоню тебе позже.» Закрывая глаза, я поблагодарил господа. Это не была большая операция, но все же это хирургическое вмешательство, и в больницах случаются разные ситуации. Она была дома. Это было хорошо, но… — Это Тереза?