Старшая тетя кивает. – Ты права. Свадьба продолжается. Мы должны избавиться от тела до прихода гостей. Если мы оставим его здесь, только вопрос времени, когда кто-нибудь найдет его. Хорошо, мы придумаем план. Сколько сейчас времени? Я смотрю на свой телефон. – Без четверти девять. – Я должна сделать прическу и макияж для невесты, матери и подружек невесты, – говорит вторая тетя. – Айя! Другие мои поставщики тоже скоро придут, – говорит ма. – А мне нужно приготовить торты, – говорит старшая тетя. – Мэдди, во сколько ты начинаешь фотографировать? – Мне нужно успеть сфотографировать невесту перед тем, как ей закончат делать макияж, так что сейчас у меня есть время. Я могу вынести холодильник, погрузить его на яхту и отвезти на материк. Я отвезу его обратно в вашу пекарню. – Хорошо, хорошо, очень хорошо. – Старшая тетя достает ключ от своей пекарни и протягивает его мне. – Он довольно тяжелый. Возьми четвертую сестру с собой. Я киваю. Обычно я стараюсь не причинять беспокойства другим, но сейчас прекрасно понимаю, что мне будет трудно вынести тело Джейка – черт возьми, А Гуана – в холодильнике старшей тети. Мне понадобится любая помощь, которую я смогу получить. Мысль о четвертой тете как будто призвала ее, потому что раздается стук в дверь холодильной камеры, я смотрю сквозь пластиковые занавески и вижу лицо четвертой тети, виднеющееся в окне. Она машет мне рукой, и я иду отпирать дверь, после чего провожу ее через пластиковые занавески. – Почему все собрались в этой камере? – спрашивает она, а затем видит открытый холодильник, в котором лежит тело А Гуана. – Почему он все еще здесь? Разве он не должен быть в пекарне? – Она внимательно и заинтересованно смотрит на него. – Хм. Он неплохо выглядит. Иногда мне кажется, что ма и четвертая тетя постоянно враждуют друг с другом, потому что они слишком похожи. Приоритетов ни у той, ни у другой нет. Старшая тетя быстро рассказывает четвертой тете о том, что случилось, и наш план, и четвертая тетя начинает ныть, когда ей сообщают, что нам с ней нужно вернуться на материк, чтобы спрятать тело в холодильнике. – Я только что сделала маникюр, – стонет она, показывая нам свои ногти, которые украшены стразами, а на мизинцах даже перьями. Ма морщится. – Кто делает такие ногти? Как ты моешь свою задницу, когда у тебя на ногтях перья? – спрашивает она. – Очень аккуратно, и тебя не должно волновать, как я моюсь. Ма снова морщит нос и проводит по нему рукой. – Так негигиенично. Так непрактично. Ты не сможешь готовить, мыться, убираться… – Я могу делать все эти вещи! Я ведь собираюсь помочь твоему ребенку убрать за собой, не так ли? Ма краснеет, а я вздрагиваю. Самые низкие, самые болезненные удары, которые наносили моя мать и ее сестры друг другу, – это по мне и моим двоюродным братьям. Так и можно узнать, что мама и ее сестры действительно ссорятся – они говорят гадости о детях друг друга. Я ненавижу, что я стала обузой для мамы, что с этого момента это навсегда останется в памяти как козырь против нее. «Может, мои ногти и непрактичны, но, по крайней мере, я никого не убила, как твоя дочь!» – Мы рады помочь, – говорит старшая тетя, бросая взгляд на четвертую тетю. – Так поступает семья. А теперь идите, быстрее. Мы и так теряем много времени. Кивнув, я кладу одеяло поверх А Гуана и закрываю холодильник, а затем берусь за ручку и тяну на себя. Он тяжелый, но катится достаточно легко на всех четырех колесах. Ручка кажется немного шаткой, и я задаюсь вопросом, была ли она рассчитана на вес взрослого мужчины. Мне приходится все делать осторожно. Старшая тетя выходит из холодильной камеры первой, а затем вторая тетя и мама открывают для меня двери, пока я тащу холодильник за собой. Последней идет четвертая тетя, которая хмурится на свои ногти, пока плетется за нами. Старшая тетя выглядит как всегда властно, ни единого намека на чувство вины. Сяолин, которая была занята наложением золотого блеска на декоративные свечи, смотрит на нашу процессию. – Украшения почти готовы, шеф. – Она замечает холодильник и подходит ко мне. – Позвольте мне помочь с ним. Заднее колесо иногда заедает… – Нет, – выкрикивает старшая тетя, и Сяолин отшатывается с широко раскрытыми глазами. Мне ужасно жаль ее. Все, что она сделала, это попыталась помочь. – Ты занимаешься более важными делами, – говорит ей старшая тетя и добавляет: – Нужно закончить с декором, прежде чем придут гости. Поторопись! Она хлопает ладонями, и Сяолин весело вскакивает на ноги, возвращаясь к покраске. Я благодарю старшую тетю и иду через кухню, изо всех сил стараясь выглядеть так, будто не тащу за собой холодильник с мертвым телом. Вторая тетя, мама и четвертая тетя идут впереди, и это хорошо, так как любое и всякое внимание сразу же притягивается к ним, а не ко мне. Четвертая тетя шикарно одета: розовый топ с блестками и ярко-бирюзовые брюки, – и от нее невозможно отвести взгляд. А я, напротив, в своей полностью черной одежде, говорящей «Не смотрите на меня, я помощник фотографа». Если мне повезет, все будут считать меня сотрудником отеля всю дорогу до самой яхты. К счастью, кухонный персонал так же занят, как и раньше. Никто не обращает на нас ни малейшего внимания, все заняты нарезкой и жаркой. Мы выходим из кухни, не услышав ни одного вопроса, и вздыхаем с облегчением. В тихом коридоре наши шаги и лязг колес холодильника кажутся оглушительными. Ма оглядывается на меня: – Мэдди, не так ты тянешь, надо вот так. – Она останавливается, поправляя меня, чтобы я выпрямилась. – Не сутулься, это плохая поза, ты повредишь спину. – Вообще-то, – говорит вторая тетя, – я узнала из тайцзи, что это лучшая поза. – Она подходит ко мне и поправляет мою осанку, бормоча: – Колени немного согнуть, да. Я неловко стою, слегка наклонившись вперед, с согнутыми коленями и странно сложенными руками между тетей и ма, пока они меня поправляют. – Ох, нет, – говорит Ма. – Я занималась бальными танцами. И знаю, что такое хорошая осанка. Подними подбородок, Мэдди. – Не думаю, что сейчас самое подходящее время для коррекции осанки Мэдди, – говорит четвертая тетя. Я с благодарностью киваю: – Четвертая тетя права. – Выражение лица у ма становится такое, как будто я нанесла удар ей прямо в сердце. – Но спасибо вам за помощь, ма и вторая тетя. Вы обе правы, моя спина перестала болеть. Ма и вторая тетя самодовольно улыбаются и – слава богу – продолжают идти. Остаток пути до вестибюля мы проходим в относительном спокойствии и тишине, если не считать того, что ма бормочет про себя: – Ах, больше никаких дешевых лилий. В вестибюле гораздо оживленнее, чем когда мы только пришли. Приехали мамины подчиненные, одетые в свои фирменные ярко-красные с золотом рубашки, символизирующие цвета удачи в китайской культуре. С восторженным визгом ма бросается к ним, чтобы осмотреть все приготовления. Она работала над ними несколько недель, разрабатывая каждый центральный элемент и подставку, тщательно следила за исполнением. Теперь она сияет от гордости, когда открывает ящики, и ее рабочие достают самые сложные скульптуры и композиции из цветов, которые я когда-либо видела. Она раздает приказы – эту башню в бальный зал, эту вазу в комнату невесты – и уже собирается бежать отдавать больше распоряжений, но останавливается и поворачивается ко мне. – Мэдди, я забыла про сама знаешь что, – говорит она, но я отмахиваюсь. – Все в порядке, ма. У меня все под контролем. – Хорошо. Ладно, будь осторожна. Она сжимает мою руку и затем уходит, крикнув подчиненному, чтобы тот был осторожен с пионами. Мне на телефон приходит сообщение. Себ [09:51 AM]: Я здесь! Очень рано, но это то, что ты ожидаешь от лучшего в мире второго фотографа! Мэдди [09:52 AM]: Отлично! Иди в номер жениха и начинай фотографировать. Себ [09:53 AM]: Есть, босс. К нам спешит администратор отеля. – Простите, извините, вы парикмахер и визажист? Вторая тетя кивает. – Отлично, у меня инструкции, чтобы отвести вас в номер для новобрачных. Пожалуйста, следуйте за мной. Вторая тетя смотрит на меня с озадаченным выражением лица: – Ты справишься? Я улыбаюсь ей: – Иди. Со мной все будет хорошо. – Хорошо, тогда иди первой. Будь осторожна. С этим она уходит, а я остаюсь наедине с четвертой тетей. И с телом. – Ты в порядке, тетушка? Я даже не могу описать, как плохо себя чувствую из-за того, что втянула ее в это. Из всех моих тетушек я меньше всех близка с четвертой тетей. Может быть, это из-за ее постоянной вражды с мамой или потому, что она моя полная противоположность во всех отношениях. Чтобы это ни было, я всегда чувствовала себя немного неловко рядом с ней, а теперь мы должны вернуться в Сан-Габриэль Вэлли с мертвым телом. Это просто замеча-а-ательно. Я полностью согласна с этим планом. – Для меня это слишком раннее время для подъема, – четвертая тетя вздыхает. – Я буду выглядеть такой изможденной на сегодняшнем выступлении. – Ты? Изможденной? Да не может быть. – Я снова тяну холодильник и продолжаю идти. – Вы отлично выглядите, тетя. Очень гламурн… ох. Снаружи, за пределами вестибюля, длинная извилистая дорожка, ведущая обратно к пирсу, усыпанная рыхлой галькой. У меня свело живот. Как, черт возьми, я собираюсь катить холодильник по этой дорожке? Зачем кому-то делать дорожку из гальки?! Это серьезный дизайнерский промах! Как же люди в инвалидных колясках, или родители с колясками, или люди, перевозящие трупы в гигантских холодильниках? – Хотите, чтобы я вызвал для вас багги, мисс? – спрашивает администратор. Я вздрагиваю, и портье наклоняет голову к холодильнику. – Позвольте, я вызову для вас багги…