4 Младший курс, шесть лет назад – Это нереально, – вздыхаю я, глядя в окно самолета. – Да. Я смотрю вниз на свою руку, вложенную в руку Нейтана. Она выглядит такой крошечной в его огромной лапе. Он сжимает ее, и мы улыбаемся друг другу. Вот черт, я действительно это делаю. Примерно через десять часов мы приземлимся в лондонском аэропорту Хитроу, где нас встретят его родители. Боже мой. Я не могу сдержать своего волнения. – Перестань волноваться. – Я не волнуюсь. – Хорошо, скажи своему лицу перестать волноваться. Я заставляю себя улыбнуться, но получается гримаса. – Это самая странная улыбка из всех, что я видел, – говорит он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня. – М-м-м, мне нравится, когда я целую твои зубы. Это вызывает у меня смех и заставляет чувствовать себя немного лучше. Но не сильно. Потому что, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! Я лечу в самолете с Нейтаном! На пути к знакомству с его семьей! Ради всего святого! В Англию! Кто бы мог подумать? – Эй, а как так получилось, что у тебя нет британского акцента? Я никогда не задумывалась об этом, но теперь, когда мы уже на пути в Лондон, понимаю, что у Нейтана американский акцент. – Это потому, что мои родители часто переезжали, когда я был маленьким, поэтому меня всегда отдавали в международные школы. Даже в Англии. Так легче переводить мои оценки. Ты хочешь, чтобы я говорил с британским акцентом? Я могу сделать это для тебя, милая. – О боже. Ладно, ты не можешь быть еще привлекательнее. – Я вздрагиваю, и Нейтан смеется. – Кстати, я подарил Селене эйрподсы, о которых она мечтала на Рождество. Подписал их от нас с тобой. Я таращусь на него. – Серьезно? Это так щедро с твоей стороны. – Я подарила ей набор увлажняющих средств, купленных в специализированном интернет-магазине. – Да ладно, ведь все это было бы невозможно без ее помощи. – Правда. За последние два года Селена много раз приезжала ко мне в гости по выходным. Она пользуется успехом в моей семье; мои тети говорят, что она дочь, которую они хотели бы иметь (привет, а как же я? Но неважно), а мама говорит, что она та сестра, которую хотела бы для меня, с чем я вынуждена согласиться. И когда Нейтан пригласил меня к себе домой на Рождество, Селена подарила мне лучший подарок, который только можно было придумать. Она сказала маме, что хочет, чтобы я поехала с ней в Северную Калифорнию на Рождество, и мама согласилась без колебаний, так как Рождество в моей семье не празднуют. Нейтан достает из рюкзака свой планшет и устанавливает его на наш столик с подносом. – Я загрузил «Бессмертных» для полета. – О, ты просто находка, Нейтан Чен. – Я полагал, что снимки Генри Кавилла топлес помогут отвлечь тебя от встречи с моими предками. Я закатываю глаза. – В «Бессмертных» слишком много сисек, чтобы строить из себя самоотверженного. – Правда. – Он смеется, а затем наклоняется ко мне и понижает голос. – Но твои – мои любимые. Я шлепаю его по руке, но, честно говоря, вроде как ухмыляюсь. Он притягивает меня ближе, чтобы я могла положить голову ему на плечо, и мы устраиваемся смотреть фильм. В какой-то момент мы оба засыпаем. Когда стюардесса будит нас спустя несколько часов, я, к своему огромному ужасу, обнаруживаю, что мою шею защемило под странным углом. – О, нет. Нет, нет. Я пытаюсь повернуть голову, но боль пронзает мой позвоночник, и я пищу. Нейтан потягивается, зевая. – Что случилось, коротышка? – Я неудачно заснула, и теперь моя шея отказывается поворачиваться. Он смотрит на меня, а затем разражается смехом. – Ты что, втайне девяностолетняя старуха? – Не оскорбляй меня, малыш. Мне всего восемьдесят семь. Уф. Я не могу встретиться с твоими родителями в таком виде! – Я яростно машу рукой, показывая на свою склоненную голову. – Успокойся. Иди сюда. – Нейтан кладет руку на мою шею и начинает ее массировать. – Ой, ой, ах. – Не могу решить, больно это или чертовски приятно. – Перестань дергаться. – Пожалуйста, пристегните ремни безопасности и повернитесь лицом вперед, – укоризненно напоминает нам стюардесса. Мы делаем то, что нам сказали. Несмотря на все усилия Нейтана, моя шея все еще болит. Всякий раз, когда это случается, мне обычно приходится ждать, пока я засну, чтобы вернуть шее нормальную гибкость. Итак. Я действительно собираюсь встретиться с его родителями с наклоненной головой. Ладно, в этом совершенно ничего страшного. Я совсем не волнуюсь по этому поводу. Как только мы выходим из самолета, Нейтан снова пытается размять мою шею и плечи. – Хорошо, это будет весело. – Он смеется, когда я пытаюсь слегка ударить его, и ловит мой кулак, после чего целует его. – Это так мило, когда ты бьешь меня своей крохотной ручкой. Все будет хорошо. Они полюбят тебя так сильно, что не позволят тебе вернуться в Штаты. И, несмотря на кривую шею, он прав. Как только мы забираем чемоданы и заходим в зал прилета, раздается крик, и вдруг его родители оказываются прямо там. Его мама, красивая высокая блондинка, быстро обнимает меня, а его отец, азиат, который выглядит, как, по моим представлениям, будет выглядеть Нейтан лет через тридцать, обнимает меня так же неловко, как часто делают мои мама и тети. – О, как приятно видеть вас двоих здесь, – говорит его мама. – Здравствуйте, миссис Чен. Она фыркает: – Зови меня Энни, не надо этой миссис Чен. А это Крис. Она показывает на отца Нейтана, который улыбается мне. – Все в порядке, сынок? – спрашивает Крис. – Хорошо, папа. Ха. Нейтан все-таки говорит с британским акцентом. Когда мы выходим на улицу, я задыхаюсь от резкого, неумолимого холода, который проникает сквозь мою толстовку. Нейтан достает куртку, которую взял для меня и которая примерно на три размера мне велика, но она очень теплая и пахнет им. Поездка из Хитроу в Оксфорд занимает почти два часа, и к тому времени, как мы выезжаем на шоссе – или автостраду, как ее здесь называют, – я измождена. Хотя Крис и Энни очень приятные, они настолько отличаются от мамы и тетушек, что я постоянно нахожусь в напряжении и на взводе, отчаянно пытаясь произвести наилучшее впечатление. Разговор с ними несколько скован, и я не могу понять, все ли английские семьи такие, все ли они используют такие слова как «прекрасный» и «восхитительный» вместо того, чтобы кричать и махать руками, как это принято в моей семье. Это только укрепляет решение, которое я приняла, – держать Нейтана от моей семьи как можно дальше. Что становится все труднее и труднее. Нейтан хочет познакомиться с мамой. И со всеми моими тетями. Это единственное болезненное место в наших в остальном идеальных отношениях. Я так переживаю, что он может считать, будто я стыжусь его и поэтому до сих пор не познакомила со своей семьей. Он как-то спросил, почему бы мне не взять его с собой домой на выходные. Тетушки с мамой были бы в восторге. А они были бы, если бы знали о нем. Но. Меня удерживает даже не столько огромная разница в наших семьях. Всю свою жизнь я следую маминым правилам. Я даже решила остаться в Лос-Анджелесе ради нее. Я люблю маму, но также хочу жить отдельно от нее. Но даже мысль об этом вызывает у меня дрожь: это похоже на предательство. Но я хочу. Я ужасный, эгоистичный человек и знаю, что мне нужно похоронить эту часть себя. Потому что после колледжа мне придется вернуться домой, быть с мамой. А пока я хочу, чтобы Нейтан был только со мной. Я хочу удержать его как можно дальше от мамы и моих тетушек. Если это эгоистично, то позвольте мне быть эгоистичной, только сейчас, пока мы не закончим колледж. Я не хочу, чтобы его поглотила моя шумная, властная семья. Не хочу, чтобы он видел меня такой, какая я с ними: тихая и доброжелательная. Я хочу, чтобы он видел меня настоящую – ту, что в кампусе, где я могу быть собой: свободной, саркастичной и ершистой. Вызов вместо тени. Еще, конечно, существует проклятие. Что, если, когда я приглашу Нейтана домой, оно найдет меня еще раньше, чем мою маму и тетушек? Я пыталась объяснить ему, почему держу его вдали от моей семьи, но каждый раз все заканчивается спором, и Нейтан в итоге остается обижен и разочарован. Дом его родителей достоин журнала по дизайну интерьера. На самом деле, он был представлен в журнале «Дом и Сад», как сказал мне Нейтан, когда я открыла рот, как только мы вошли. Нейтан ведет меня наверх, в свою спальню, и я поражаюсь, как здесь все опрятно и со вкусом обставлено. Комната выдержана в темно-синей цветовой гамме, и я могу представить, каким аккуратным ребенком он был, потому что все находится на своих местах. Я вспоминаю свою собственную комнату в Сан-Габриэле и как буквально в прошлые выходные нашла забытую кружку для кофе, в которой выросли настоящие грибы. Даже не плесень, а полноценные грибы, с ножками, шляпками и всем остальным. – Итак, это дом моего детства и моя семья, – говорит Нейтан, опуская наши сумки на ковер. – Ты в порядке? Извини, я знаю, их может быть слишком много. – Ты шутишь? Твои родители потрясающие. И твой дом потрясающий. «Совсем не как мой», – хочу сказать я, но не говорю, так как, честно говоря, мне неловко. Мама и тети практически барахольщицы. Они говорят, это связано с тем, что они выросли в бедности. В ванной комнате, например, стоит не менее двадцати семи бутылочек крема для лица. Я знаю это, потому что пересчитала их, когда мне было пятнадцать, и эта куча не сдвинулась с места за последние пять лет. Они все почти пустые. Когда я спросила маму, почему она их не выбрасывает, она сказала: «Может быть, однажды мне понадобится один из них, и что тогда?» Но, думаю, та, кто вырастила грибы в чашке из-под кофе, не может судить ее. Нейтан обхватывает руками мою талию, и его пальцы оказываются под моей рубашкой. Я вздрагиваю, когда он касается кожи. – Эй, ничего такого, не сейчас. Твои родители внизу, – предупреждаю я, шлепая его по руке.