Рока не позволял ей забыть это в течение целого дня. Нийкс постоянно подшучивал, поскольку в отсутствие Эйвена он достал карточку «лучшего друга» и регулярно связывался с членами королевской семьи, сообщая им, что с их сыном и братом все в порядке, но им нужно некоторое время, чтобы остыть. Делая это, Нийкс проводил во дворце гораздо больше времени, чем Алекс могла бы предположить. Что еще более странно, он, казалось, был в дружеских отношениях со всеми ними… даже с Рока, который был тем, кто советовал Эйвену лучше выбирать друзей. Было просто странно видеть, как Нийкс так непринужденно общается с Рока, Кией, даже с Астофом и Ниидой, зная, что, как и Эйвен, он не был одним из хороших парней. И все же, в этот период времени, он вроде как был. Конечно, он патологический ловелас и неутомимый обаяшка в придачу, но Алекс заметила, что он был таким не только с ней, но и со всем, что двигалось. Как только она пришла к этому осознанию, ей стало гораздо комфортнее находиться рядом с ним. Она не могла забыть его угрожающую будущую версию, но каким бы невероятным это ни было, она не испытывала к нему абсолютной ненависти в прошлом. Одна только его жизнерадостная личность делала это почти невозможным. Помимо уроков с Рока и ежедневных словесных перепалок с Нийксом, Алекс проводила большую часть своего времени с Кией, которой было поручено рассказать ей об обычаях и культуре меярин. Все это было ужасно скучно, но это дало Алекс возможность тщательно разведать, как женщина-меярин относится к Рока. К сожалению, принц не притворялся, когда намекал, что они с Кией не ладят. На самом деле, если Алекс правильно поняла их отношения, Рока сильно преуменьшил уровень, на котором они ненавидели друг друга. Настолько сильно, что она задумалась, не лучше ли ей просто позволить им самим справиться с этим, зная, что в конечном итоге они окажутся вместе. Она собиралась пробыть в прошлом всего пару недель и пришла к выводу, что, возможно, будет безопаснее не поднимать больше волн за то время, которое у нее осталось. Решив, что это лучший план — если, конечно, не возникнет возможности, когда она не сможет удержаться от роли Купидона — Алекс сдерживала волнение, проводя дни беззаботно. Каждое утро она завтракала с королевой, чей общий язык улучшался так же быстро, как и меяринский Алекс. Помимо ее желания лучше общаться с Алекс, официальная причина королевы заключалась в том, что она приютила кого-то, воспитанного смертными, и считала это хорошим признаком того, что она должна инвестировать в способность общаться с человеческой расой. Возможно, это был ее официальный ответ любому, кто спрашивал, но Алекс знала правду. Однажды утром Ниида расплакалась и призналась, что благодарна судьбе за то, что у нее есть чем заняться, чтобы отвлечься от мыслей о своем младшем сыне, о котором она очень беспокоилась. Любовь и страх, сиявшие в ее глазах, чуть не поставили Алекс на колени, и она без сомнения знала, что королева была в ужасе от перемен в Эйвене. Все, что Алекс могла сделать, это держать Нииду за руку и говорить ей, что все будет хорошо, предлагая ложную надежду, но истинное утешение, когда королева плакала у нее на плече. Когда она не лгала эмоционально разбитым монархам или не училась у Рока и Кии, остальное свободное время Алекс проводила, исследуя просторные и экстравагантные залы дворца, прогуливаясь по улицам прекрасного города и проверяя Ксираксуса, чтобы узнать, насколько он близок к тому, чтобы получить энергию для возвращения через абрассу обратно в свое время. Каждый день его ответ оставался одним и тем же: недостаточно силен. Но она все равно продолжала спрашивать, ожидая того дня, когда он скажет ей, что они готовы. И в то же время она была полна решимости, что когда, наконец, покинет прошлое, ее присутствие почти не оставит никакого следа. …Кроме как разобраться с Заином. …И, может быть, с Кией и Рока, если бы она могла это сделать. Но больше ничего. Как будто ее там никогда и не было. В воскресенье, ровно через неделю после ее прибытия в прошлое, Алекс направлялась в свою спальню, чтобы привести себя в порядок к ужину после ошеломляющего трехчасового сеанса, на котором Кия читала ей лекцию о семи разных палатах Верховного суда меярин. Далмарта, очевидно, была одной из них, так же как и семья Нийкса в Доме Рэдон. Пятью другими были Лоренн, Варсей, Фрейлорн, Куорис и Таренния. У каждой из Палат был один избранный представитель, который заседал в правящем совете, и Кия сочла необходимым как можно скорее просветить Алекс, узнав, что все эти члены совета будут присутствовать на ужине этим вечером. Голова раскалывалась от необходимости воспринимать так много информации за такое короткое время, Алекс смотрела вниз, когда открывала дверь в свою комнату, поэтому, только когда услышала, как кто-то кашлянул, ее взгляд поднялся, и она увидела, кто сидел на кровати, ожидая ее. — Эйвен! — взвизгнула она. — Что… Как… я имею в виду… Все тебя искали! Что ты здесь делаешь? Осознав, что он не понял ее, она хотела повторить на меяринском, когда он первым вмешался, показывая, что также практиковал свои языковые навыки, прекрасно отвечая на общем языке. — Прости мое вторжение, Эйлия, — сказал он, вставая на ноги и проводя расстроенной рукой по своим растрепанным волосам. — Я только хотел поговорить с тобой без свидетелей. Алекс никогда не видела его таким растрепанным, ни в прошлом, ни в будущем. Его одежда была измята, кожа покрыта грязью, а под глазами залегли тени, что говорило о том, что он некоторое время не спал. — Ты в порядке? — выпалила она, прежде чем смогла сдержаться. Это твой враг, напомнила она себе. Но, глядя на него сейчас, она просто не могла вызвать в себе ненависти по отношению к нему. Не тогда, когда он выглядел таким… потерянным. Принц испуганно засмеялся, но в смехе не было веселья. — В порядке? — повторил он, его тон был таким же непроницаемым, как и выражение лица. — Эйлия, я бросил тебя посреди чужого города без возможности вернуться в безопасное место прямо перед тем, как на нас обрушилась одна из самых сильных бурь, которые когда-либо видел город. Как, после всего этого, ты можешь быть настолько любезна, чтобы спросить, все ли со мной в порядке? Когда он так выразился, Алекс не могла придраться к его рассуждениям. Заправив прядь волос за ухо, она нерешительно отошла от двери и приблизилась к нему. — Ты казался очень расстроенным, когда уходил от меня, — осторожно сказала она, продолжая настаивать, даже когда его челюсти сжались. — И никто не видел тебя почти неделю. Конечно, я хочу знать, все ли с тобой в порядке. Твоя мать, твой отец, Рока… все так волновались. — Нийкс должен был передать, что со мной все в порядке, — сказал Эйвен, его позиция была жесткой. — И он это сделал, — подтвердила Алекс. — Но одно дело слышать, что ты «в порядке» от твоего лучшего друга, и совсем другое — полностью поверить в это. По крайней мере, я так полагаю, поскольку твоя мать плакала в моих объятиях последние три утра. Наконец на лице Эйвена промелькнуло раскаяние, сказав Алекс, что глубокая любовь Нииды к сыну не была односторонней. — Оставить тебя одну было прискорбно с моей стороны, — сказал Эйвен, избегая слов Алекс и возвращаясь к своей первоначальной теме. — Я сделал это, потому что в то время меня снедала жажда справедливости. Это желание не менее сильно во мне и сейчас, несмотря на мою неудачную попытку служить своему народу. Но в данный момент это не имеет значения. — Он сделал глубокий вдох и снова выдохнул. — Я здесь, чтобы извиниться, Эйлия, за свое непростительное поведение. Я не могу предложить вескую причину для того, чтобы бросить тебя, но, пожалуйста, знай, что всю прошлую неделю я был полон глубокого сожаления о том, что сделал. Я искренне сожалею. Все, от выражения его глаз до поникших плеч, говорило Алекс, что он имел в виду каждое сказанное им слово. Но она не нуждалась в его извинениях. Хотя та ночь была отстойной, в основном из-за грязного Скрэгона, если бы Эйвен не оставил ее одну, она, возможно, никогда бы не столкнулась с Заином и, следовательно, у нее никогда не было бы шанса заставить Рока дать ему шанс на Зелтору… что Заин все еще отказывался делать, но Алекс утверждала, что ему просто нужно было время. Ничего из этого не случилось бы, если бы Эйвен не сбежал от нее. И то, что он был так подавлен этим, странно подействовало на Алекс… почти так, как будто ей было жаль его. Поэтому она сделала единственное, что могла. — Я принимаю твои извинения, — сказала она ему тихо и искренне. — И я ценю, что ты предлагаешь это, Эйвен. Это очень много значит. Но теперь, когда мы все выяснили, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. Он подошел ближе к ней, его взгляд потерял часть своей мрачности, когда надежда сменила темные эмоции. — Что угодно. — Я хочу, чтобы ты отпустил это, — сказала ему Алекс. Когда его лицо стало непроницаемо, она внутренне вздохнула и решила, что сделает все, что можно, уточнив свои слова: — Я хочу, чтобы ты перестал сожалеть о том, что бросил меня. Каким бы ни был твой крестовый поход за справедливость, это твое решение. Но что касается нас, почему бы нам просто… не начать все сначала? — Начать все сначала? — повторил он, и на его лице снова появилось выражение сомнения, но надежды. — Ты бы согласилась на это? Алекс пожала плечами, мысленно задаваясь вопросом, о чем, черт возьми, она думает. — Уверена, ты заметил тот факт, что мне было неловко рядом с тобой с тех пор, как мы впервые встретились, — и в прошлом, и в будущем это было правдой, — поэтому я думаю, что для нас может быть хорошей идеей начать все с чистого листа и начать заново. Что ты об этом думаешь? Алекс знала — она знала — то, что она делала, было рискованно. Леди Тайн сказала, что в будущем невозможно что-либо изменить, поскольку события уже произошли и, следовательно, произойдут. Но, может быть, просто может быть, был способ, которым Алекс могла оставить след на Эйвене, который каким-то образом смягчил его по отношению к смертным. Даже если он все равно продолжит свою ужасную резню в следующий раз, когда люди посетят его — а она молилась, чтобы это произошло еще через много-много лет — возможно, если она проведет с ним достаточно времени, то сможет посеять семя, которое однажды позволит ей преодолеть его ненависть к смертным и… Ну, она еще не знала, что в этом есть «и». Все, что она могла сделать, это надеяться, что ее присутствие в прошлом может принести что-то хорошее в будущем. Потому что прямо сейчас все, что у нее было, — это надежда. И этой надежды должно быть достаточно, чтобы она пережила следующие несколько недель. — Если ты хочешь, — тихо сказал Эйвен, подходя к ней и протягивая руку к ее рукам, — тогда я бы очень этого хотел. В то время как Алекс предложила оливковую ветвь, она былапсихологически не способна не реагировать на его прикосновение, но ей удалось лишь слегка напрячься, когда его пальцы переплелись с её и слегка сжали. Именно тогда его брови нахмурились, и он поднял ее левую руку, пока она не оказалась на уровне глаз, где он раскрыл ее ладонь и нахмурился, глядя на ее плоть. — Во имя света, какая рана могла оставить на тебе такой след? Алекс отдернула руку, прижав ее к груди в защитном жесте, и быстро отступила. — Эйлия, — вопросительно прошептал Эйвен, его лицо наполнилось беспокойством, и ирония этого не ускользнула от Алекса. — Я… Это… Правда, это ничего, — сказала она ему, мысленно крича на себя, чтобы успокоиться. Сердце бешено колотилось только от тихого вопроса о шраме на ее руке, который никто еще не заметил за все время ее пребывания. — Просто неприятный порез, вот и все. Эйвен выглядел скептически. — Я видел много ран, нанесенных клинками, но ни одной, которую лэндра не смогла бы залечить. — Воспитанная смертными, помнишь? — сказала Алекс, пытаясь одарить его странной улыбкой, которая, вероятно, больше походила на гримасу. — Я должна была исцелиться, как одна из них. Никакой лэндры для меня. Половина из этого была правдой — часть о лэндре. Другая часть была ложью, поскольку рана закрылась почти сразу после того, как Эйвен порезал ее Аэнарой и завершил свой запрещенный ритуал Притязания. Флетчер пытался избавиться от светящегося серебристого шрама, но безрезультатно. То же самое можно было сказать и о входном отверстии на ее спине, где лезвие вошло в тело. Флетчер признался, что гадал, было ли мгновенное заживление обеих ран и оставшихся в результате рубцов следствием меяринской крови Эйвена или, возможно, просто из-за самой Аэнары. По сей день у Алекс не было ответа на этот вопрос, и она смирилась с тем, что это может навсегда остаться загадкой. — Это имеет смысл, однако, должно быть, это была серьезная травма, раз ты не смогла полностью исцелиться от нее естественным путем, — настаивал Эйвен, внимательно наблюдая за ней. — Она загноилась, — сказала Алекс, не подумав. По озадаченному взгляду Эйвена она поняла, что, поскольку меярины не могут смертельно заболеть, вполне вероятно, что они также не могут заразиться инфекцией крови. Она быстро добавила: — Я имею в виду, лезвие было пропитано кровью хироя, и мне было очень трудно исцелиться. Эйвен продолжал вопросительно смотреть на нее, заставляя вспомнить, что у его расы было другое название для рычащих зверей и их парализующей крови. Напрягая память, она вспомнила имя, и Алекс выкрикнула его, возможно, слишком громко: — Сарнаф! — Она откашлялась и гораздо более спокойным голосом продолжила: — Лезвие было пропитано кровью Сарнафа. Вот почему у меня были такие проблемы с исцелением. Выражение ужаса на лице Эйвена сказало ей, что ее ложь была достаточно правдоподобной, чтобы объяснить ее шрам, и она почувствовала, что ее тело снова расслабилось… немного. — Должно быть, это был травмирующий опыт для тебя, — сказал он, его тон показывал, насколько серьезно он это говорил. — Я никогда не слышал о том, чтобы кто-то выжил после заражения крови Сарнафом без того, чтобы ему не провели Менаду дэ Лоранса. Даже новые способности Алекс к переводу не могли полностью интерпретировать фразу, которую он использовал, поэтому она повторила ее в вопросе. — Менада дэ Лоранса? — Требование Жизни, — сказал ей Эйвен, заставив ее тело мгновенно замереть. — Когда-то это была процедура, используемая целителями в самых тяжелых обстоятельствах. Это позволило им связать жизнь другого меярина с собой, позволяя им делиться энергией, почти как связь ваэлианы, которую ты имеешь с твоим драконом. Все внутри Алекс задрожало от его слов, и по мере того, как он продолжал, становилось только хуже. — Ритуал был запрещен задолго до моего рождения, в основном из-за побочных эффектов связи, когда кто-то не желает отпускать получателя после того, как его жизнь была спасена. Алекс удалось выдавить два слова из своих одеревеневших губ. — Побочные эффекты? Эйвен кивнул, его лицо было мрачным. — Пока связь действовала, воля потерпевшей стороны больше не была их собственной. Они были полностью под контролем целителя, пока их не освободят от уз. Едва смея надеяться, Алекс спросила: — Как… Как они освобождали их? Эйвен посмотрел на нее с любопытством, как будто мог прочитать ее едва сдерживаемое отчаяние, чтобы услышать его ответ. — Насколько я понимаю, связь позволяла создателю связи отдавать мысленные и словесные команды тем, над кем они проводили ритуал. Все, что создателю нужно было сделать, это приказать пострадавшей стороне принять свою свободу от уз после того, как их общая энергия исцелила рану, и после принятия связь была мгновенно разорвана. Неужели это может быть так просто? Может ли Джордан быть освобожден от Эйвена одним приказом? — Конечно, именно поэтому было так важно объявить ритуал вне закона, поскольку были случаи, когда те, кто его проводил, были поглощены силой, которая была у них под рукой, и отказывались освободить волю того, с кем они были связаны. — Эйвен покачал головой с грустью и отвращением. — То, что они сделали, достойно порицания. Чтобы украсть чью-то волю… Это была бы участь хуже смерти. Я не могу представить себе монстра, который причинил бы такие страдания другому. О, милая ирония судьбы. Эйвен стряхнул с себя все темные мысли, по которым блуждал его разум, и снова сосредоточился на Алекс. — Я действительно не слышал ни о каком меярине, пережившем порчу крови Сарнафом без Менады дэ Лорансы. И поскольку это запрещено, я знаю, что ты не могла пройти ритуал. Так как же получилось, что ты стоишь здесь, Эйлия?