И невесть откуда взявшийся порыв обхватить руками его голову, прижать к груди, забирая всю боль, и долго-долго сидеть, перебирая пальцами каждую прядь. Она встряхнулась, приходя в себя. Определенно, это какое-то наваждение! Но, как бы там ни было, вдруг почувствовала прилив сил: дрожь унялась, и она снова была отстраненно-сосредоточенна, как будто ничего ужасного и не произошло, как будто наблюдала все со стороны. – В лабораторию его, – скомандовала Вельмина сухо. – Немедленно, слышишь? Глава 5. Птичка Снова болело где-то глубоко внутри. Но ведь подобное уже бывало, так ведь? Чему удивляться? Лессия распорола живот, запустила туда руку и нещадно ковырялась, перебирая внутренности. И он ровным счетом ничего не мог сделать. Даже за руку схватить не мог, иначе бы уже схватил и раздавил ненавистное тонкое запястье. Серебряная куколка работает так, как положено… И потому Итан нырнул в воспоминания. Матушка. Ее лицо давно превратилось в расплывчатое бледно-розовое пятно, обрамленное каштановыми волосами. Так странно… он мог вспомнить по отдельности глаза – карие, в длинных пушистых ресницах, подбородок – узкий и маленький, как будто детский, то, как она поворачивает голову и видна золотая сережка в маленькой мочке… А целиком воскресить облик не получалось. И руки помнили, как гладили матушку по плечам, как обхватывали за шею, и пахла матушка нежно-сладко, и сама гладила по спине. Что-то случилось тогда между ней и отцом… И все, что осталось, – эти светлые, по-детски нежные воспоминания. В то время как Лессия ковыряется глубоко внутри, и как же он ненавидит ее, эту суку, как бы хотел удавить… Но не может, потому что на шее у королевы – серебряная куколка. А матушка гладит медленно по плечу, по щекам, ее тонкие теплые пальцы забираются в волосы, разбирают их на прядки, откидывая со лба, и, кажется, открой он сейчас глаза – и увидит наконец матушку целиком… И так это было заманчиво, что он сосредоточился, собрался с силами – и действительно открыл глаза. Теплые прикосновения мгновенно исчезли, и матушка, как и полагается миражу, тоже. Над ним было перепуганное смуглое личико госпожи… как там ее, де Триоль. А потом он вспомнил, что произошло, и оттого, что вспомнил, захотелось смеяться в голос – потому как смешно и глупо все у них получилось. Он-то, глядя, как обхаживает смугленького воробышка наместник, думал о том, что все это до добра не доведет и надо бы озаботиться тем самым катализатором, который давала ему Лессия. Но госпожа де Триоль почему-то оскорбилась. И даже попыталась ударить. А Итан больше не хотел, чтоб его били. И, словно демон из Бездны, откуда-то выскочил старикан с ружьем и пальнул. Неясно только, хотел припугнуть и случайно попал или стрелял намеренно, в живот, понимая, что такая рана окажется смертельной? Он снова посмотрел на Вельмину. В душе поднималась злость. Очень нужно было устраивать истерику? Пытаться отхлестать его по щекам? Ах, ну да. Он же для нее – прислуга, а то и вовсе раб. Такого можно и ударить, и даже выпороть. Итан отвернулся и закрыл глаза: смотреть на хозяйку дома расхотелось совершенно. Правильно она делает, что не верит в предсказания. По крайней мере, у них точно ничего не выйдет, да и не хочется: постельных игр с королевой ему хватит еще надолго. Итану показалось, что Вельмина тяжело вздохнула, и он осторожно, из-под ресниц, все-таки глянул на нее. Теперь, конечно, она делает вид, что опечалена. Но ей-то что? Не в нее ведь дворецкий разрядил оба ствола. – Прости меня, – раздался едва слышимый шепот, – пожалуйста… И она тихо всхлипнула. Наверное, надо что-то сказать в ответ? Но совершенно не хочется. Да и видеть ее… тоже не хочется. После всего-то. Итан вспомнил, что в полусне-полуяви матушка так нежно гладила его, перебирала волосы. Пожалуй, он был счастлив в этом сне, и даже жаль, что сон закончился. – Я тебе заплачу вдвойне, – послышалось тихое бормотание. «Да не нужны мне твои деньги, – подумал Итан. – Стрелять было обязательно?» – Хорошо, – сказала Вельмина, – я понимаю. Я все понимаю… глупо как-то получилось. Хорошо, что мы успели тебя спасти. И я должна была держать себя в руках, тогда бы ничего не случилось. А я не смогла. Понимаешь, когда незнакомый мужчина советует тебе приобрести средство, которое не дает наступить беременности… тем самым намекая на отношения, которых нет и не будет… Я не привыкла такое слушать от чужих, Итан. Ситуация оказалась еще глупее, чем он предположил поначалу. Выходило, что, с точки зрения Вельмины, он ее решил поучить, как не понести от наместника. Итан повернулся к замершей пунцовой Вельмине и кое-как проговорил: – Мартовская травка… нужна была мне. И в мыслях не было… Мне все равно, с кем вы спите, госпожа де Триоль, и с каким результатом. Вельмина даже отшатнулась от него, сидя на стуле. Губы задрожали, того и гляди расплачется. Итану почему-то стало ее жаль – хотя с чего бы? – Но ты не объяснил. – Глаза у Вельмины были просто огромные, влажные, как у олененка, и где-то на их донышках тлела обида. – Вы не были расположены слушать, – отрубил Итан, – вам захотелось отхлестать меня по лицу. А мне это не нравится. – Я… – Она торопливо провела рукой по волосам, приглаживая выбившиеся из прически прядки. – О боги… Но тебе-то зачем эта травка? Я никогда не слышала, чтобы ее употребляли мужчины. – Она делает меня сильнее. Говорить было непросто, Итан буквально с трудом ворочал языком. – Я думал о том, что мог бы защитить вас от наместника. – Он помолчал и добавил: – Но, как выяснилось, это никому не было нужно. – Зачем ты так говоришь? – Вельмина вскочила со стула, на котором сидела. – Ты специально так говоришь, чтобы сделать мне больно! Но мне и без того больно… Ты даже не представляешь, что я пережила, пока ты истекал кровью, а я смешивала раствор для внутренней трансмутации! – Куда мне понять, – сил хватило даже на усмешку, – наверное, мне было лучше всех. Мне снилась… матушка. Снилось, как она гладит меня по голове… И я был счастлив. Вельмина замерла. Даже побледнела, румянец вмиг сошел со смуглых щек. Она стиснула руки поверх передника и горестно покачала головой. – Это я… – Что – «я»? – поинтересовался Итан. Он поднял руку и осторожно пощупал то место, куда угодили пули. Как и следовало ожидать, рана исчезла, остался лишь едва заметный рубец. Он подумал и о том, что рубец перечеркнул герб, оставленный Лессией. Очень символично. – Это я… тебя… гладила, – пискнула Вельмина, – потому что ты… плакал в забытьи. Прости нас, если сможешь. В любом случае Солветр не должен был делать то, что сделал. И, резко развернувшись, выбежала из лаборатории. Итану показалось, что она едва сдерживала рыдания, и где-то глубоко внутри шевельнулось сожаление. Может быть, нужно было разговаривать с ней чуть мягче? Теперь-то понятна причина, отчего она так взвилась тогда… Кому понравится, в самом деле, когда прислуга советует тебе огородиться от появления ребенка? С другой стороны, он ведь об этом никогда не знал. Лессия не докладывала, зачем еще используют мартовскую травку, газет ему не давали, а с прислугой такие вещи не обсуждались… «И как же странно, что она меня до сих пор не узнала», – промелькнула и пропала неприятная мысль. Итан догадывался, отчего Вельмина до сих пор не признала в нем короля-дракона. Во-первых, всем объявили о его гибели. Во-вторых, ну просто невозможно представить короля-дракона в том виде, в котором его привели в этот дом. И, наконец, Вельмина не была частой гостьей во дворце. То, что она его видела пару раз – причесанным, тщательно выбритым, наряженным, словно павлин, – вовсе не значило, что она хорошо запомнила лицо. «Но рано или поздно вспомнит». К этому моменту следовало бы оказаться далеко и от этого дома, и от Пантеи, и от королевства вообще. Боль все еще гуляла в животе, но Итан, кряхтя и мысленно поминая всех демонов Бездны, кое-как сел и огляделся. Что ж, он был в алхимической лаборатории: темное, без окон, помещение, скорее всего, подвал. Он – на длинном столе. А вокруг – стеллажи, сплошь уставленные цветными склянками, пузатыми ретортами, и перегонный куб, и небольшой тигель. А рядом на низком столике несколько стеклянных шприцов, уже пустых, кожаный жгут и внезапно – два кусочка свинца… Итан посмотрел на локтевой сгиб: так и есть, следы от уколов. Просто чудо, что он не умер – и даже не от пуль, потому что все-таки оставалась надежда, что он восстановится самостоятельно, а от бурной деятельности алхимика-самоучки. Итан даже улыбнулся. В самом деле, возможно, он бы и пережил эти пули в животе, кто знает? Ведь пережил же дракон залп из пушек… А вот то, что в него вливали невесть что и это «что-то» могло вступить в реакцию с тем, что сделала с ним королева, – о-о-о, лучше об этом даже не думать… Однако нужно было как-то перебраться в спальню. Итан пошарил взглядом по лаборатории, но штанов своих не нашел, равно как и исподнего. Все, что ему оставили, – это простыню, которой Вельмина его укрыла. Что ж… Стоило спустить ноги на пол и выпрямиться, как от слабости перед глазами все поплыло. Итан подышал глубоко, стараясь не обращать внимания на тянущую боль внутри, затем стянул со стола простыню и обмотался ею. Теперь… нужно как-то добраться до двери, а потом подняться по лестнице. Ничего, он сможет. Пожив с Лессией, он вообще не сомневался в том, что может все. Даже после порки хлыстом. Даже после того, как она его практически задушила несколько раз подряд. Так-то, Итан. Встань и иди. И он действительно двинулся вперед, придерживаясь рукой сперва за стеллажи, потом опираясь на стену. Дверь в лабораторию приоткрылась, и он ожидал увидеть Вельмину, но вместо нее увидел Солветра. Старик, казалось, постарел лет на десять зараз, осунулся и боялся глаза поднять. – Ты… это, – сказал тихо, – давай помогу. – Иди в Бездну, – ровно отозвался Итан. – Даже не приближайся. Иначе я тебе горло перегрызу, и это не шутка. Если по отношению к Вельмине он испытывал какие-то смешанные и очень противоречивые чувства, то по отношению к Солветру все было просто: в душе ярким ровным огнем горела злость. – Ну, ты это… – Старик неуклюже потоптался на месте. – Сам ведь не дойдешь. – Почему это тебя так беспокоит? – Итан наконец добрел до двери, но дорогу преграждал Солветр. – Тебе должно быть все равно, что со мной происходит. Ты меня убить хотел. И почти убил. Уйди, мешаешь. Тут, как назло, голова закружилась так сильно, что Итана буквально бросило на стену. Старик кинулся его поддержать, но Итан зло стряхнул слабые уже руки. – С дороги. Солветр сделался совсем жалким, но прошел внутрь, освобождая выход, и Итан побрел дальше. …По лестнице пришлось ползти, а Солветр молча маячил где-то позади. Потом Итан упорно полз по коридору, на локтях, морщась и шипя от боли, а Солветр все равно раздражающе маячил сзади. Перед глазами мельтешили черные мушки, предвестники обморока, но Итан все же победил и себя, и собственную немощь. Поднялся во весь рост у собственной двери, толкнул дверь и ввалился в спальню. Дошел кое-как до кровати и улегся, не расстилая ее. Это все ерунда. Если до сих пор жив, то восстановится. У короля-дракона усиленная регенерация.