Столица Аривьена, Ларгос, была заложена еще в те времена, когда не существовало ни самоходных повозок, ни развитой алхимии, ни каллиграфии. Магия принадлежала хмурым шептунам, которые использовали слово, мысль и жест, чтобы обрести власть над скрытыми потоками силы. И, как и полагается городу весьма старому, брал он начало на холме, от древнего замка Лар-Гоос, что в переводе с наречия первых племен значило «Спящий Змей». Дальше, начиная практически от стен замка, вниз по склонам холма сползали каменные дома, разделенные узкими улочками. Дома были крыты серебристо-серой черепицей, а потому издалека это было похоже на то, как в горах тает снег и белая целина оказывается разбита сотнями журчащих ручьев. У подножия холма расположилась главная рыночная площадь города, по периметру украшенная семью статуями королей Ларгоса – самых первых, среди которых и основатель столицы, чье имя не дошло до нынешних времен по очень простой причине: оно скрывалось, потому что маг-шептун мог проклясть. И, начинаясь здесь же, от рыночной площади, охватывал город Золотой Пояс: по приказу кого-то из королей дома, построенные вокруг замкового холма, должны были иметь золоченые крыши. Понятное дело, что с годами золото сняли, но традиция есть традиция, и поверх деревянных балок легли блестящие латунные листы, покрытые специальным алхимическим раствором, чтоб не тускнели. Все это Итан знал из книг. Но теперь, когда он медленно шагал в сторону рыночной площади, рукописные строки старых фолиантов казались душными и пресными. Город расстилался перед ним, живой, трепещущий, наполненный тысячами историй – как луг по весне наполняется тысячами пестрых цветов. Итан с удовольствием рассматривал проносящиеся по улицам самоходные повозки. Деревянные ободья колес весело тарахтели по булыжной мостовой. То тут, то там раздавались крики мальчишек, торгующих газетами. Итан остановился у одного из них, купил «Королевское слово» и «Высшее общество Ларгоса» – их он внимательно почитает в номере. Изредка тротуар, нагретый солнцем, накрывала тень от громадных дирижаблей, что зависли над замком. О том же, что Итан все ближе и ближе к рыночной площади, возвещали продавцы сдобы с переносными лотками и торговцы всякими мелочами – булавками, ленточками, дешевыми брошами, латунными цепочками, «которые выглядят как золотые», пуговицами, нитками и всем-всем… Он остановил продавца, купил два пирожка с мясом и уже с пакетом из желтоватой хрустящей бумаги неторопливо побрел дальше. Дышалось легко. В самом деле, не нужны настоящие крылья, чтобы парить под облаками. Достаточно просто знать, что старая тварь, так любящая кровь и пытки, больше никогда не заглянет в спальню. На рыночной площади было шумно. Туда-сюда сновали рубщики мяса, кумушки с корзинами овощей и зелени, детвора. По краям площади яблоку было негде упасть: там причудливо перемежались новенькие самоходные повозки, брички, запряженные лошадьми, и даже повозки, в которые были запряжены механические лошади. Итан, не веря собственным глазам, подошел ближе: и в самом деле механические. Искусно выполненные сочленения на ногах блестели маслом, а вот шеи и корпуса по большей части оказались склепанными из больших гнутых листов железа и блестели заклепками. Итан сделал мысленную заметку, что об этом надо будет обязательно рассказать Вельмине. Ей наверняка интересна алхимия неживого, если уж она с таким рвением и упорством экспериментировала с трансмутацией в живых организмах. Итан побродил еще немного, любуясь на людской муравейник. Это было ново и приятно глазу, гораздо приятнее, чем балы во дворце, когда все двигаются, словно механические куклы. Итан даже понимал причину, отчего все было как в заводном кукольном домике: все настолько тряслись перед Лессией, что боялись лишний раз дохнуть. Здесь же, на рынке, все живое. Он постоял с краю, откусывая горячий еще пирожок, осматривая механических лошадок и витрины ближайших лавок, потом увидел то, ради чего, собственно, и отправился на прогулку. Над скромной лавкой красовалась аккуратная вывеска «Каллиграфия». Итан доел пирожки, бросил в мусорную урну пустой пакет и решительно направился туда. Каллиграфия всегда считалась самым слабым видом взаимодействия с энергетическими потоками. Наверное, оттого, что для любого действия было необходимо начертать определенные символы, в определенной последовательности, да еще и чернилами определенного состава. Слишком много возни с сомнительным результатом. Однако именно каллиграфы изготавливали бомбы, а также – что еще более важно – документы. По этой же причине не бывало бедствующих каллиграфов, а если и были – то только те, чьи родственники не смогли собрать сумму, необходимую для покупки королевского патента. Входя в лавку каллиграфа рядом с рынком, Итан был готов ко многому. Но яшмовая отделка пола и стен, золоченые (или даже золотые) карнизы, золотые накладки на дубовой мебели заставили его еще раз подумать о том, что совершенно зря в магическом обществе свысока относятся к каллиграфам. За столом сидела девушка – златовласая и голубоглазая, и в придачу к этому еще и с весьма глубоким декольте, которое предположительно должно было радовать глаз посетителей. – Что желает господин? – пропела она, а Итан почти ощутил на зубах хруст сахара. Он остановился перед столом, коротко поклонился. – Мы приезжие, и у нас возникла небольшая проблема с документами. Кажется, эту проблему могли бы решить здесь? Голубые кукольные глаза смотрели прямо, чуть наивно, но при этом совершенно невозможно было понять, что там на уме у этой девушки. – Какого рода проблема у вас возникла? – поинтересовалась она. – Мне требуется заполнить формуляр, чтоб отнести его господину Клиннэ. «Помощница» – сообразил Итан. – Я и моя невеста бежали из Селистии, – сказал он флегматично. – По дороге нас ограбили. Теперь мы здесь – и совершенно без документов. Мне кажется, господин Клиннэ мог бы нам помочь решить эту незначительную проблему. – О, – сказала девушка, – подобные проблемы в Ларгосе решаются королевскими каллиграфами. Сожалею, но ничем не могу… – Не умаляйте собственные возможности. – Итан быстро достал из кармана ассигнацию приятного сиреневого цвета, положил на стол. Девица вскинула бровь и вопросительно посмотрела на него. Итан поспешно достал еще одну ассигнацию. Затем обе сиреневые бумажки исчезли в одном из ящиков стола. – Подождите, – сказала помощница каллиграфа, – я спрошу у господина Клиннэ, можно ли что-то с этим сделать. …Примерно через час Итан вышел из лавки каллиграфа с изрядно опустевшими карманами, при этом унося с собой два заполненных бланка на имя Вельмины и Итана Орье. Все, что оставалось, – вернуться в гостиницу и запечатлеть образы его и Вельмины на специально отведенном для этого прямоугольнике. Кстати, если личные документы в Селистии были похожи на пудреницы, то в Аривьене это была простая книжечка из плотной бумаги. * * * – Ты меня запер, – это было первое, что он услышал, вернувшись в номер. И не придумал ничего лучше, как поинтересоваться: – А ты хотела уйти? Тонкий силуэт на фоне светлого прямоугольника окна. Распущенные по плечам влажные волосы вьются кольцами, значит, Вельмина принимала ванну. И – Великий Отец! – на ней нет ничего, кроме длинного, до пят, стеганого халата. Тело отреагировало так быстро и резко, приятной тяжестью в паху, что Итан испугался – того, что так стремительно тонет, буквально захлебывается в собственном чувстве, в таком нежданном, внезапном желании этой женщины. Стоя на пороге гостиничного номера, он вдруг представил себе, как подхватывает птичку на руки, бросает на кровать, а затем сдирает этот глупый халат, обнажая упругое тело. Перед глазами так и стояло это видение, как Вельмина, с улыбкой, затуманенным взглядом, игриво раздвигает бедра, и это было настолько соблазнительно, что Итан поспешно отвернулся, бросил на стул газеты и добытые документы, а сам торопливо шагнул в ванную. Чтобы не маячила перед глазами, в таком-то виде. И не прикажешь ведь, чтоб закуталась по самый нос в покрывало. «Ты обещал ей выбор, придурок». Он помыл руки. Поплескал в лицо холодной воды. И только потом, успокоившись, вышел. – Ты меня запер, – укоризненно повторила Вельмина. – Зачем? – Чтобы никто не покушался на мое сокровище, – отозвался он. Очень хотелось, чтобы получилось что-то вроде шутки, но, похоже, Вельмина не поняла – и по ее красивому личику скользнула тень страха. – Ты хочешь держать меня при себе? Даже против моей воли? – Как только все утрясется, ты вольна уйти. – Получилось холодно и грубо. «Может быть, будет лучше, чтоб она ушла», – мелькнуло в голове. – Не сердись. – Он поспешил исправиться. – Ты так сладко спала, и я подумал, что будет гораздо безопаснее, если я тебя здесь запру. Чтобы никто не позарился на сумку… Да и вообще, посмотри лучше, что я принес! Итан разложил поверх кровати документы и газеты. Вельмина недоверчиво потянулась к книжечкам с золочеными виньетками по тонкому кожаному переплету, заглянула в обе и непонимающе уставилась на Итана. – Вельмина Орье. Итан Орье. Ты… нас записал как мужа с женой? – Или как брата с сестрой, как тебе угодно. – Ну… хорошо. – Вельмина мило покраснела. На виске пульсировала тонкая жилка, и эту жилку очень хотелось поцеловать. А потом спустить с точеных плеч дурацкий халат и посмотреть, какая у нее грудь. Итан видел, что не слишком большая и не слишком маленькая. Хорошенькие налитые яблочки. И он заставил себя вспомнить Лессию – исключительно чтоб малость остыть. – Ты не могла бы одеться? – все же попросил он. Вельмина глянула настороженно из-под ресниц, затем послушно кивнула: – Да, прости. Просто я искупалась и подумала, что можно сполоснуть сорочку, потому что мы шли по лесу, и вот… – И теперь она сохнет, – уточнил Итан. Вельмина вздохнула. – Но если тебе неприятно, я ее надену. Высохнет на мне. Итан представил Вельмину в мокрой сорочке и про себя решил, что пусть лучше будет в этом стеганом халате. – Пусть сохнет, – милостиво согласился он. – Но образы в документы все же лучше делать одетыми соответственно. Потом Вельмина взяла одну из принесенных газет, уселась на стул и принялась листать новенькие шелестящие страницы. Итан последовал ее примеру: в конце концов он специально пришел в Ларгос для того, чтобы выяснить, откуда его украли. Не было при этом понятно, правда, что именно нужно искать в газетах – но в любом случае газета была хорошим источником сведений о жизни Аривьена. – Тут объявления о сдаче жилья, – тем временем сказала Вельмина. – И мы непременно ими воспользуемся. Не торчать же всю жизнь в гостинице? Он улегся на кровать, подложил под голову подушку. Газета приятно пахла типографской краской, образы, отпечатанные специальными каллиграфическими чернилами, выглядели очень натурально, почти как живые. Итан покосился на Вельмину – и обрадовался тому, что наконец-то обрел над собой власть. Теперь женщина, сидящая на стуле, казалась изящной статуэткой, на которую приятно смотреть, не более того. Вельмина тем временем сразу перелистнула последнюю страницу и принялась читать ее, беззвучно шевеля губами. Затем подняла свои чудесные глаза на Итана. – Здесь… требуется помощник алхимика, – с какой-то отчаянной надеждой в голосе сказала она. – Можно?.. – Почему ты спрашиваешь? – Итан рассеянно перевернул очередную страницу светской хроники. – Это твое право. Ты можешь делать все, что считаешь нужным. Вельмина смешалась и пробормотала: – Мне было бы очень интересно этим заняться… Надеюсь, мое незнание алхимии неживого не будет слишком уж неодолимым препятствием. – Если хочешь, я сопровожу тебя туда хоть сегодня. Только нужно одежду купить. Она кивнула и продолжила чтение, быстро пробегая взглядом по печатным строкам. Итан снова залюбовался ею. С Вельминой – как ему хотелось думать – будет хорошо. И дело даже не в том, что у нее красивое тело. Дело в том, что, кажется, Вельмина добрая и умная, возможно, будет даже снисходительна к его застарелым страхам. Итан посмотрел на очередную газетную страницу и внезапно ощутил, как в груди все мгновенно стянулось в болезненный узел. Там, на свежем оттиске, сделанном магическими чернилами, был изображен толстый и лысый человек. С лопатообразной и почти полностью седой бородой, с маленькими поросячьими глазками и короной на голове. «Отец!» – пронеслось в голове растерянное. Совсем не радостное, нет. Просто вялое удивление – о том, что все оказалось настолько просто.