Меня знобило. Ледяной пот бежал по лбу и скатывался на шею. Хотелось вытереться, но не получалось пошевелить даже пальцем. Пыталась открыть глаза и не могла, веки пылали горящими углями. Сквозь толщу ваты, закладывающей слух, слышала размытые голоса. — Лика, она будет жить? Хотелось кричать. — Буду! Я буду жить! Взрыв миллиона пламенных искр — и меня унесло в темноту, размыло ее огненным маревом, в котором послышались уже другие голоса: — Она не выдерживает нагрузку… Препараты слишком сильные! — Человек бы не выдержал, она не человек. Она выдержит, — ответили леденящим душу голосом. И этот голос был не просто знаком мне, он резал слух. Хотелось зарыдать от всплывшего в горячке воспоминания. Я захрипела, сознавая себя десятилетней девчонкой. Чувствовала, как впились в руки и ноги резиновые жгуты, держащие меня на тощем матрасе железной койки детского дома. — Я не хочу… Пустите! Я не хочу! — завыла в беспамятстве. Холодела кожа от прикосновений металла. Ледяные пальцы провели по моему лицу. — Успокойся, Таша, все будет хорошо. И вот это «хорошо» было самым пугающим в происходящем. — Пустите, пожалуйста! — Не вырывайся, так будет проще. Таша, ты сама себе больно делаешь! Голос… голос… голос… Мне казалось, вспомни я его обладателя — и пойму все, что скрывалось в палящем забвении сознания. Почему? За что?.. Мне больно. Мне невыносимо больно! Пламя сжирает изнутри, льется по венам. Кипит кровь, невыносимый жар поглощает сознание… Игла, тонкая и безжалостная, вошла в вену, выпустила колющую микстуру, заставившую меня выгнуться дугой. Хрустнули кости позвоночника. Вой, изданный мною, больше напоминал звериный. Воздуха не хватило для плача. И снова сильные руки давили мне на грудную клетку, выворачивая привязанные запястья и заставляя прижаться к койке. — Умница, девочка… Вот видишь, ты еще жива. Жива? Я еще жива! — Отпустите меня, пожалуйста, — говорила, сглатывая заполняющую рот кровь от прокушенного языка. — Совсем немного осталось, потерпи. — Ненавижу… Ненавижу! Отпустите! — Все пройдет, девочка… Еще спасибо мне скажешь. Скажу, обязательно скажу, сволочь! Вот только вспомню, кто ты, и скажу, — кипело во мне бурлящей в крови злостью. — Если выживу, — подумала, уже теряя сознание. — Открой душу, Таша! Меня трясли, заставляя открыть глаза. Я не могла. Я устала от боли, и жар уже почти сожрал меня изнутри. Ничего нет… Только подыхающая я. Умереть, чтобы перестать чувствовать. — Не могу… — рыдала горячими, обжигающими щеки слезами. — Открой душу… Открой суть… Ты можешь… Сплети их воедино! Голос приказывает. Он злится. Он в бешенстве. Плечи сжимают так, что они хрустят, моя голова безвольно трясется. — Не позволяй поглотить! Выпусти суть, сумей соединить их. Пусть сплетутся огонь и лед воедино. Таша… Тварь! Приди в себя! Удар по лицу. Еще один. Я не могу ответить, я не могу сказать, как мне больно. Я больше ничего не могу. — Оставь ее. — Кто-то заставляет отпустить меня. И тело падает обратно на койку. — Она умирает, — сочувственно. — Еще одна… Хватит. Я поставлю вопрос на совете о прекращении проекта. Эта последняя… — Прекратить? — Злая усмешка слышна в голосе. — Ну уж нет! Она уникальное создание. Если она выживет, то сможет подчинить драконов и навсегда решить проблему с ними. — Хватит! У нас есть другой проект. Думаю, с более жизнеспособными тварями он пройдет успешнее. А ее оставь. Пусть девочка умрет спокойно. — Это приказ. Властный и ледяной, он проникает в самую душу и заставляет меня задрожать. Или это уже агония? — Она выживет. Вот посмотришь, эта выживет. Дай еще год! Мне совсем немного не хватает! Ответ был. Я точно знала. Но не слышала. Я больше не могла слышать. Я уходила. Проваливалась во тьму. И та благостно меня принимала. — Таша! — Голос просверлил мозг. Заставил подняться из бездны, карабкаться, задыхаясь. Голос заставлял жить и дышать через боль. — Ты должна выжить! Ты должна показать, что я прав. Ты — уникальная. Самая уникальная! Почудился ли мне последующий удар по щеке? Молниеносный, заставивший распахнуть пылающие веки. Для того чтобы увидеть его. — Я выживу, — сказала, выплюнув в него всю ненависть, на которую была способна. — Я найду тебя! Стоящий побледнел, если его роду вообще свойственно было бледнеть. Потом лицо исказила усмешка. — Конечно, выживешь, ты еще всем им покажешь, вот только меня не вспомнишь. Да и вообще все… Вырастешь и станешь лучшей. Уникальной. Вот тогда мы и посмотрим, прав ли совет! — Тело мое снова пронзила тонкая игла. — Ты еще покажешь, кто ты! — Кто я? — прохрипела в уносящую меня тьму. — Ты… Я пыталась сопротивляться. Огни поднялись изнутри, голодными волками кинулись во тьму, терзая и разрывая, вынося меня из бреда прошлого. И голоса, полные искреннего сочувствия, прозвучали рядом. Голоса настоящего. — Что с ней, Лика? Арршир или Тарриан… у меня все смешалось. Голоса двух нарршари сливались в один. А может, он и был один? — Я не вижу, — прошептала растрескавшимися губами. — Таша, очнись. Открой глаза. Ты должна жить! И я открыла глаза. Но увидела совсем не Арршира и не Тарриана… А тьму. Густую, заволакивающую всю комнату. Она ждала меня, протягивала щупальца и манила. Я не боялась. Я готова была идти к ней. Провалиться в глубину. Сознание полыхнуло пламенем, отзываясь на призыв. И тут же из тьмы вышло нечто темное и холодное. Демоническое. Щупальца спрутами окутали меня. Поглотили разум и тело, выталкивая из меня яд, проникший в самую глубину. — Таша! — Крик Арршира продрался сквозь тьму, разорвал ее и ударил в уши. Теперь я точно различила его голос. — Я — уникальное создание, — шепнула ему. — Я выживу. Тьма. И полная потеря сознания. Тьма. Жуткая. Чувство безысходности сдавило грудь. Такое ощущение, будто лежу в гробу. Я даже вскрикнула от страха и услышала, как звук отразился эхом от стен комнаты. Не могила! Ужас отпустил. Но сердце продолжало биться испуганной ланью. Я попыталась ощутить себя. Я лежала на чем-то мягком. Не давили на кости жесткие пружины детдомовской койки. Да и ноги с руками не были связаны тугими веревками. Ничего не врезалось в запястья. В висках пульсировало. Огонь во мне еще бурлил, но был теплым и благостным. Не обжигающим ни душу, ни тело. Холод окутывал всю меня, но не заставлял трястись от озноба. Плотными нитями сплелись две далекие и такие разные сути. Я лежала, не открывая глаз и вслушиваясь в себя. Вспоминала лицо того, кто стоял в ту жуткую ночь над моим умирающим телом. Дикий пазл всей жизни практически собрался воедино. Мое странное влечение к Аррширу и почти противоестественное желание ему противостоять. Незримая слежка, которая так напрягала Шаи, и интерес рекстражей к нашей семье. Шаи… Мне нужно его срочно разыскать. Если он доехал до детского дома, то там ему грозит опасность! Эта мысль пробила тело новым витком обжигающего страха. Я распахнула глаза. Тусклые бра едва освещали помещение, но даже этот желтоватый свет резал глаза. Пришлось несколько минут моргать и тереть веки руками, прежде чем смогла оглядеться и понять, где я. Мой кабинет. Я лежала на диване, заботливо укрытая пледом. Синий экран монитора отражался в стекле огромного окна. И никого рядом. Только слышно, как за дверью вполголоса разговаривают двое.