* * * И впрямь на сегодня было достаточно. Он с самого начала подозревал, что их разместили так далеко не без задней мысли, но вот какой… Усложнить жизнь опальному министру? Унизить? Оградить местных деревенщин от разглашающего влияния изменщика? А их, оказывается, просто отправили в дом, где обитают злые духи! Если, конечно, девчонка не врет. Сон Ён машинально оглянулся на оставленную у пещеры хэнё и тут же оступился. Зашипев, потер щиколотку, мысленно отругал себя: осторожнее! Разве отцу станет легче оттого, что его единственный сын сломает ногу, а то и шею? Навряд ли Ха На выдумала историю с домашними призраками. Зачем это ей? Тогда уж можно сказать, что врала она и на ночном берегу, показывая ему ино. Или сегодня в пещере с имуги. Или вообще околдовала, чтобы он увидел то, чего не существует. То, что мог вообразить только в детстве: драконы-хранители, ино, великаны, квисины… Может, стоит поинтересоваться, не дружит ли Ха На заодно и с призраками? Вот пусть и договорится, чтобы те оставили Становище по-хорошему. Старая хэнё уже уходила. Выдавала Мин Хва распоряжения о лечении хозяина голосом, слишком мощным для столь тщедушного тела. Слушая ее, Сон Ён понял, что находит островной диалект уже не раздражающим, а скорее забавным. И начинает понимать многое с первого раза. Надо и впрямь побольше общаться с местным людом. Держась за спину, старуха поклонилась террасе, на которой – о чудо! – сидел отец. – Будьте здоровы, господин! Бывший министр наклонил голову. Весьма благосклонно. – Вам тоже не болеть, бабушка Ха Ны. Ныряльщица обернулась и увидела Сон Ёна. – А, нагулялись? – заглянула ему за спину. – Ну и где же моя коза? – Где и положено, – сдержанно отозвался он. – В горах скачет. Старуха захихикала, прикрыв рукой почти беззубый рот. Игриво толкнула его палкой в живот так, что Сон Ён покачнулся. – Тоже скажешь! Молодой человек не сводил с нее внимательных глаз. Старушка-хохотушка, божий одуванчик, ни дать ни взять! Но какие секреты ты хранишь еще, ныряльщица? Может, ты служишь на посылках у Священного Восточного Хранителя? Или регулярно ходишь по небесной лестнице на чаепитие к Нефритовому императору? Откуда у тебя взялось такое прозвище – Морская Ведьма? Хэнё неожиданно посерьезнела, потянувшись, похлопала его по плечу. – Вот бедняга! Ну-ну, паренек, не печалься! Все будет хорошо, уж я об этом позабочусь… Подслушала его мысли? Или старуха имела в виду нечто совершенно иное? Пока молодой человек формулировал вопрос, хэнё повернулась к нему спиной и припустила по крутой тропинке с такой прытью, что оставалось только дивиться целительному воздействию таинственного напитка или общения с министром Кимом. Сон Ён сгорал от любопытства – о чем же таком секретном и важном беседовал отец с этой шустрой древней ноби, – но изо всех сил удерживался от вопросов. Они посидели рядом молча. – Как… тихо, – наконец произнес отец. – Первые дни мне казалось, что я просто-напросто оглох, – согласился Сон Ён. Министр Ким поднял глаза к горам. Помолчал и добавил: – И красиво. – Разве? – Сон Ён повел удивленным взглядом по окрестностям. Не было в природе острова ничего, что могло бы стать усладой для глаз: слишком суровы очертания и краски скал, гор и моря. Ни вдохновения, ни отдохновения внушить они никак не могли. Тем более не поэту, а такому прожженному политику и прагматику, как министр Ким Хён Чжи. Отец неожиданно вздохнул. – Молод ты еще… Не понимаешь. Известно, что дальше скажет: мол, не доросли вы, молодые, до понимания и просветления. Не так ли он отвечал на сыновьи вопросы даже об обвинениях в измене? Отец тяжело поднялся, чтобы вновь уйти внутрь дома. И Сон Ён все же не сдержался: – А о чем вы беседовали с этой хэнё? Отчего ей вздумалось меня жалеть? Казалось, отец не ответит, если вовсе не приструнит не в меру любопытного потомка – таким тяжелым был его взгляд. Но все же помедлил и обронил, прежде чем шагнуть внутрь: – Она теперь знает, что ты был нам… ДОВЕРЕН. Сон Ён даже привстал от неожиданности. – Вы рассказали этой… старухе, что я ваш приемный сын? Но зачем?! Ответ донесся уже из глубины дома: – Так нужно. Конечно, разве ему когда-то объясняли отцовские решения и поступки? Считал ли министр, что сын обязан просто слепо повиноваться или что должен самостоятельно проникать в тайну его мыслей? Министру Киму пришлось принять в семью постороннего мальчика, потому что жена никак не могла родить ему сына, наложницы – тоже, а дочери, даже единственной, ничего завещать нельзя. Да и племянников мужского пола с обеих сторон не имелось. Сон Ён до сих пор не знал историю своего усыновления, откуда он родом, кто его настоящие родители. Слишком мал был, чтобы помнить. Временами он даже искренне забывал, что семья Кимов ему не родная по крови. Пусть и безоговорочно его приняла только сестрица, в свои неполные семь лет с удовольствием нянчившаяся с внезапно появившимся братишкой. Сон Ён вспоминал о ней с нежностью и тревогой. Зять, запретивший общение с опальным министром и его сыном, был совершенно прав – некогда заманчивое и выгодное родство сейчас больно ударит и по семье сестры… Но почему министр Ким поведал об усыновлении какой-то неизвестной островной ноби? Что такого в ней разглядел отец, что решил довериться? Или… Сон Ён пересек двор и уставился невидящим взглядом на море. Может, все случившееся сказалось не только на здоровье министра, но и на его всегда безупречном разуме? Насколько сейчас он отвечает за свои слова и поступки? * * * Ха На рассеянно посматривала на толпившихся у ворот чиновничьей усадьбы ныряльщиц. Взрослые женщины громко обсуждали уловы, погоду, сбежавших свиней да пьющих ленивых мужей. Девушки собирались стайками, хихикали и болтали. И хотелось к ним присоединиться, и лениво было: вчера по горам с янбаном набегались, ноги, как деревянные, после работы прилечь бы хоть на полчасика, а тут всех хэнё созвали к управляющему. Наверное, опять бранить будут. Или вовсе размер податей поднимут, вон, тетки и об этом трещат, тоже догадки строят. Как ей тогда справляться – ведь бабушка, считай, и не ныряет уже? Уговаривать управляющего не взимать налога со старой хэнё без толку – брали не со двора, а с носа. Даже с только что народившегося носа. Против ожидания к ныряльщицам вышел не только управляющий, но и сам чиновник. Сгибаясь вместе со всеми в низком поклоне, Ха На исподтишка заглядывала им за спины. Нет, то был не сын господина Ли, как она надеялась, а какой-то незнакомец. Пока чиновник говорил – а говорил он всегда длинно, округло и непонятно, управляющий Чхве потом растолковывал народу его речи, хотя наверняка знатно привирал при этом, – девушка во все глаза смотрела на приезжего. Поглядеть было на что. Незнакомец был одет так необычно, ярко и красочно, что поначалу даже подумалось: какой-то богатый китаец. Шелковый бордовый халат, расписанный диковинными узорами. Необычная заколка в черных волосах. Перстни на пальцах. Но, приглядевшись, Ха На поняла, что ошиблась. Все это яркое, нарядное, иноземное служило просто обрамлением черт необычного лица. Что-то в этом лице было странным, словно стронутым с привычной точки, мучительно неправильным – и оттого заставляющим возвращаться взглядом, рассматривать его вновь и вновь. Распахнутый веер с драконами, которым мужчина отмахивался от полдневного зноя, подсвечивал красным бледные щеки. И даже очень светлые, почти медовые глаза под длинными ресницами отливали этим огнем… Ха На встряхнулась, поняв, что очень невежливо, с открытым ртом уставилась на незнакомца. Его взгляд из-под ленивых век казался насмешливым. Подумает: ах ты, деревенская курица! И будет прав. Ха На отвела глаза и наконец прислушалась и к господину Ли, и ко все более громко шушукавшимся товаркам. Оказывается, самое главное с этим разглядыванием она пропустила. Приехал из столицы важный гость – вот этот многоцветный. И господин Ли собирается оказать ему услугу, одолжив самых умелых хэнё, чтобы нашли и достали то, что ищет гость. Кто добьется успеха, того щедро вознаградят. Ха На задумчиво нахмурилась: лучшей хэнё на побережье была бабушка. Но вот сможет ли она нырять? Женщины возбужденно подталкивали друг друга локтями. Все собирались попытать счастья. Ну а что? Деньги (пусть даже большую часть заберут управляющий с деревенской старостой) лишними не будут… Управляющий Чхве словно подслушал ее мысли, зычно крикнул: – Ха На! Где ты, девчонка? Подойди сюда! Оглядываясь, хэнё расступились, и девушка, лишившись надежного прикрытия их широких плеч и спин, вдруг почувствовала себя все равно что голой. Быстро подбежала, поклонилась и замерла в ожидании. Господин Ли скользнул по ней равнодушным взглядом – он запоминал только хорошеньких. Зато взгляд гостя Ха На чувствовала щекой – даже потереть захотелось. Или заслониться ладонью, чтобы не горела. – Бабушка поправилась? – Чуть-чуть, – осторожно сказала Ха На. – Ее бабушка – наша лучшая ныряльщица, – пояснил управляющий то ли чиновнику, то ли его гостю. – Только старая она. Почти и не ныряет уже. – Вот как… – Приезжий так умело пользовался богатыми тонами своего тягучего голоса, что слова не таяли в воздухе, а облекались в плоть, в бархат. Бордовый или алый бархат. Об такой – мягкий и теплый – так и хочется потереться щекой. – А ты, девочка? Пошла не в нее? Ха На едва не дернула головой: это кого он девчонкой назвал?! Сам-то, как оказалось вблизи, недалеко ушел по возрасту от вреднючего молодого янбана Кима. Это всё роскошные одежды да уверенные манеры в заблуждение вводили. Однако в присутствии господ не поспоришь и не одернешь. Поэтому Ха На склонилась еще ниже и пробормотала сдавленно: – Простите, господин. – Ну-ну, – сказал управляющий на редкость снисходительно – видать, перед гостем. – Старайся давай. Да скажи, чтобы бабушка потом зашла ко мне. – Зачем же, – неожиданно возразил гость, – если старая женщина нездорова? Лучше я сам ее навещу. Пораженные чиновник с управляющим запротестовали. Но, видать, все приезжие янбаны упрямы и своевольны. Может, большая земля им не только долговязость, но и гонор отращивает… Отметая все возражения взмахом широкого шелкового рукава, но не забывая при этом вежливо раскланиваться, многоцветный приказал: – Веди меня, девочка. Ха На с сомнением глянула на его обувь – мягкие, расшитые золотыми нитями туфли вряд ли годятся для дальних прогулок по каменистым берегам. Но… пусть уж сразу обломает себе всякую охотку! Поэтому она опять поклонилась – ух, ее спина сегодня просто отвалится с непривычки! – и, повернувшись, потрусила через группу расступавшихся хэнё. Чуткий слух улавливал недовольное бурчание: женщины боялись, что вознаграждение перепадет старой ведьме и ведьмину же отродью; все знают, как старуха удачлива – видать, в прошлой жизни спасла страну! Заметила появившегося в воротах Ли Сын Хи – тот провожал их взглядом, чуть ли впервые на ее памяти без улыбки. И девушка даже немного порадовалась, что спешит по делу и не будет сегодня переминаться перед ним, как обычно смущенная и безъязыкая. Ха На припустила вперед, не заботясь, как там очередной янбан (что-то много их развелось в последнее время в ее жизни!) за ней успевает. Обернулась уже при спуске с горы – и испуганно отшатнулась: многоцветный следовал за ней почти вплотную.