– Я покажу тебе свою картину с шифром, Майкл. И позволю помочь мне с поисками. А когда мы отыщем камень и продадим его, то я дам тебе денег, чтобы ты мог стать партнёром в своей фирме. Всё это Грейс проговорила монотонным и хриплым голосом, будто внезапно заболела. Она не смотрела на мужа, по-прежнему уставясь в тарелку, где сейчас громоздилась крайне неаппетитная гора изрезанного в клочья мяса и мятых овощей. – Вот это сюрприз… – начал Майкл, но его прервал громкий звон разбивающегося стекла и пронзительный женский крик. Кричала Вивиан. Вскочив со стула и обхватив плечи руками, она, некрасиво раскрывая рот, выкрикивала что-то невразумительное, и ни слова нельзя было разобрать в её истерических воплях. Себастьян Крэббс, уронив со стола приборы, неловко кинулся к ней, но, не успев взять трость, оступился и вынужден был схватиться за спинку стула. Вивиан всё не умолкала, и из-за её криков никто не мог разобраться в происходящем. Тишина наступила только тогда, когда Оливия взяла со стола кувшин с водой и плеснула из него прямо в лицо кузине, бьющейся в истерическом припадке. Тогда, оставив всхлипывающую Вивиан на попечении тётушки Розмари, близнецы подошли к окну столовой и обнаружили в груде битого стекла широкий плоский булыжник, к которому почтовой бечёвкой была примотана мёртвая птица. Тонкая шейка с голубоватым отливом была сломана, круглые бусинки глаз подёрнуты мутной плёнкой, а в уголке клюва, будто ржавчина, застыла капля крови. Глава седьмая, в которой в Грейт-Бьюли происходит ещё одна смерть, тётушка Розмари с помощью инспектора находит тайник, а в чемодане одного из гостей сержант Киркби обнаруживает важную улику Утро воскресенья началось с печальных новостей. В полицейское отделение поступил звонок от перепуганной экономки мистера Блакетта, которая, вернувшись из длительной поездки к захворавшей гриппом сестре, обнаружила своего хозяина, пожилого джентльмена, застрелившимся. Отставной полковник был мёртв уже несколько дней, и зрелище его крупной головы с седыми бакенбардами, лежавшей в кровавой луже, вызвало у впечатлительной женщины нервный приступ такой силы, что беседу с ней пришлось на время отложить. Застрелившийся полковник, по оценкам полицейского медика, расстался с жизнью предположительно двадцать седьмого сентября, в четверг. Послание, которое можно было принять за предсмертную записку, начиналось словами: «Меня терзает жестокий стыд, как только я подумаю о том, что сделал. Однако то, что я собираюсь совершить, способно ввергнуть меня в ещё большее бесчестье…» На этом текст записки заканчивался, как будто самоубийца боялся передумать и спешил быстрее приняться за дело. Примечательно, что в спальне полковника, под аскетически тощим матрасом, обнаружились несколько конвертов без почтовых штемпелей и марок. В каждый из них были вложены листки с одинаковыми цифрами. Таких конвертов инспектор насчитал двенадцать, причём одно из посланий содержало небольшой машинописный текст, гласивший: «В этот раз сумма должна быть уплачена целиком, а не частями. Будьте благоразумны». Ожидая, пока экономка Блакетта придёт в себя, инспектор решил изучить информацию по делу об убийстве в Гриффин-холле. Ответные письма на запросы начали поступать с раннего утра, и теперь сержант обрабатывал полученную информацию, передавая её инспектору. – Пришла характеристика на Филиппа Адамсона. Письмо о состоянии финансовых дел Майкла Хоггарта. Банковский отчёт о состоянии счёта Розмари Сатклифф и кое-какая информация из деревни, в которой она снимает коттедж. Характеристика Оливии Адамсон из женского пансиона Святой Урсулы. Сведения о Вивиан Крэббс немного запаздывают. Одно можно сказать точно – преступлений за ней пока что не числится. Это многообещающее «пока что» выдавало отношение сержанта к иностранцам и немало позабавило инспектора. Однако Оливер нахмурился, вспоминая собственный приказ. – Постойте, Киркби, но я не давал распоряжения запрашивать характеристику мисс Адамсон. Смуглая кожа сержанта чуть потемнела на скулах. Он замер на секунду, а после кратко пояснил: – Я подумал, сэр, что стоит сразу же отослать запрос. Вдруг выяснится что-то интересное. Инспектор Оливер любил держать под контролем даже самые малозначительные нюансы дела, которое вёл, и не слишком приветствовал инициативу. Однако сейчас у него не было времени отчитывать не в меру резвого сержанта. Приобщая найденные в доме Блакетта письма к делу о самоубийстве, он произнёс: – Понятно, Киркби. Расскажите о том, что вам удалось узнать. Сержант выпрямился и напряг жилистую шею. Стараясь придать своему скрипучему голосу глубину, он заговорил слегка в нос, намеренно выделяя каждое слово, отчего даже самые невинные детали обретали двусмысленное значение. – Вивиан Крэббс, как я уже говорил, сэр, прибыла в Англию рано утром двадцать седьмого сентября на пароходе «Беренгария». Сразу после прибытия ею куплен билет на поезд, следующий из Саутгемптона в Саффолк. Её финансовое положение оставляет желать лучшего, однако в течение довольно продолжительного времени на её счёт регулярно поступают весьма приличные суммы. – Одинаковые? – быстро спросил инспектор. – Я уточню этот момент, – разочарованно вздохнул Киркби, который терпеть не мог ситуации, когда был не в состоянии дать точный ответ. – Так, понятно, – кивнул Оливер. – А что насчёт матери мисс Крэббс? Она и правда вышла замуж в третий раз? – В четвёртый, – уточнил сержант. – Кэролайн Голдсмит двадцать третьего сентября сочеталась браком с Реджинальдом Фостером и приняла фамилию мужа. В данный момент супружеская чета проводит свой медовый месяц в Гонолулу. – Наверное, Фостер фабрикант или банкир? – предположил инспектор. – Калифорнийский богач? – Обеспеченный человек, – сдержанно кивнул Киркби. – Но, судя по всему, это ненадолго. Мужья миссис Фостер, как правило, либо переселяются в мир иной, оставив ей в утешение солидный капитал, либо разводятся и выплачивают согласно брачному контракту недурные отступные. – Значит, миссис Фостер женщина обеспеченная? – О нет, сэр, скорее, наоборот, остро нуждающаяся в деньгах. Виной тому неразумные биржевые сделки и провальные инвестиции. Кроме того, привычка жить на широкую ногу и астрономические траты на портних. – Из этого следует, что у мисс Крэббс есть два способа обзавестись капиталом – удачно выйти замуж по материнскому примеру или получить наследство, – задумчиво проговорил инспектор, тщательно выравнивая края картонной папки с материалами по делу Блакетта. – Ну, хорошо, а что с сестрой Крэббса? Киркби отложил в сторону ворох шуршащих листков и открыл небольшую папку с ромбовидным оттиском, в который было размашисто вписано «Розм. С.». – Розмари Сатклифф, старая дева. Снимает коттедж, живёт на скромную ренту, доставшуюся от бабушки по материнской линии. Состоит в садоводческом клубе и благотворительном обществе при церкви Святого Михаила. Осенью прошлого года обвинялась в нарушении порядка и границ частной собственности, а также порчи чужого имущества. У инспектора Оливера округлились глаза. – Киркби, что вы имеете в виду под нарушением общественного порядка и прочим? – Инцидент заключался в следующем, сэр: согласно полицейскому отчёту, соседская собака регулярно закапывала умерщвлённых кроликов в цветнике мисс Сатклифф, тем самым причиняя посадкам существенный вред. – Сержант заглянул в конец документа и уточнил: – Розы, сэр, речь идёт о розах особо редкого сорта. Невзирая на неоднократные просьбы со стороны мисс Сатклифф, владельцы собаки не могли или не хотели принять соответствующие меры и воспрепятствовать антиобщественной деятельности животного. – И что сделала мисс Сатклифф? Не томите, Киркби, от этой леди можно ожидать всего что угодно. Всё также бесстрастно, считая мальчишеский азарт инспектора неуместным, сержант пояснил: – Мисс Крэббс выкопала всех кроликов на своём участке и захоронила их в соседском цветнике, соорудив из растущих там цветов надгробия. Соседи вернулись и застали её в тот момент, когда она читала грызунам поминальную молитву. – Да уж, – мрачно хмыкнул Оливер. – До встречи с Розмари Сатклифф я и не предполагал, что садоводы-любители способны на такое. – Поступок странный, согласен, сэр, но вы бы видели, в какое исступление приходит моя тётя Вирджиния, если на её мускусные розы нападает тля. К ней тогда просто нельзя и на пушечный выстрел приблизиться, в таком она пребывает бешенстве. Однажды, взяв с собой фонарь, она провела у клумбы две ночи подряд, в надежде обнаружить, откуда берутся вредители. На её беду, ночи стояли уже прохладные и сырые… Инспектор больше ничего не хотел знать о семье сержанта Киркби и его своеобразных родственницах, поэтому он деловито прервал помощника: – А что с Филиппом Адамсоном? Есть что-нибудь по нашей части? – Есть кое-что интересное, сэр, – немного обиженно ответил Киркби. – Адамсон в течение восьми лет обучался в школе для мальчиков Уиллмилл. Так вот, в выданной характеристике директор отзывается о нём чрезвычайно неодобрительно. Филипп Адамсон не раз привлекался к наказаниям за нарушение режима и участие в драках. Кроме того, за всё время обучения им совершено не менее шести попыток побега, причём две из них оказались успешными. В первый раз он отсутствовал неделю, во второй раз десять дней. Где он скрывался в это время, учителям выяснить не удалось. – Драки? Попытки покинуть школу? – Да, сэр, именно так, – подтвердил сержант. – Согласно характеристике Адамсона, он неоднократно становился зачинщиком стычек с другими учениками и в целом проявлял неподчинение установленным в школе порядкам. Директор характеризует его как неисправимого нарушителя дисциплины и человека, склонного к необдуманным поступкам. – Любопытно, – Оливер поправил очки и признался: – Такие сведения говорят не в его пользу. Нужно как следует взяться за него. Ну а что насчёт его сестры? – Провела в пансионе Святой Урсулы девять лет. За это время дважды сбегала в то же время, что и Филипп Адамсон, но, что примечательно, оба раза через несколько дней возвращалась в пансион самостоятельно. В открытом неповиновении замечена не была, но все годы обучения вела себя крайне замкнуто и обособленно. Никаких дружеских связей или общих увлечений с другими ученицами. – А что насчёт Себастьяна Крэббса? Меня интересует его послужной список. – Воевал с самого начала войны и до августа 1917 года. Участвовал в Ютландском сражении, потерял ногу под Лангемарком. Военных наград не имеет в связи с участием в защите сослуживца, отказавшегося покинуть окоп в разгар военной операции. Военный совет чуть не приговорил Крэббса к каторжным работам за это вмешательство, но приняли во внимание все его прошлые заслуги и ограничились тем, что лишили званий и наград. После Великой войны попал в программу реабилитации, но и там надолго не удержался. Живёт на военную пенсию и немногочисленные гонорары. Часто меняет место жительства. – А что случилось с сослуживцем? – заинтересовался инспектор. – Показательный расстрел для укрепления боевого духа, – кратко пояснил Киркби. – Военная неразбериха, сами понимаете. Мели в одну кучу и дезертиров, и тех, у кого просто сдали нервы. Разбираться было некогда. Оливер утвердительно кивнул. – Что известно о Хоггарте? – А вот тут вообще интересно, – оживился сержант и раскрыл очередную папку с надписью в ромбовидном окошке «М. Хог-т». – Работает в Сити всего лишь год с небольшим, но уже на плохом счету. Замечен в финансовых махинациях, но всё было обставлено так хитро, что зацепок не нашли. По данным внутренней системы безопасности у Хоггарта был сообщник, но вот откуда он, осталось неизвестным. По юности лет за ним числится подделка чеков, но доказать ничего не получилось. Скользкий и хитрый тип, при этом проворачивает свои делишки очень осторожно, не высовываясь. Два года назад было одно странное ограбление, к которому он мог быть причастен, но как оказалось позднее, в то время его не было в Лондоне. – Финансовые махинации и подделка чеков – вовсе не то же самое, что убийство, – задумчиво проговорил инспектор. – Обычно такие молодчики боятся запачкать руки, но если он работает в паре с кем-то, то может и не иметь прямого отношения к убийству. Мне нужна информация, связывает ли его что-нибудь с Филиппом Адамсоном, сержант. Вы умеете выяснять такие вещи, я знаю. Полностью полагаюсь на вас в этом вопросе. От неожиданной похвалы Киркби часто-часто заморгал, и Оливер отвёл взгляд, чтобы не рассмеяться. *** На следующее утро, после происшествия с птицей, самой последней к завтраку спустилась Вивиан. Она собиралась пропустить утреннюю трапезу, но неотвязно мучивший её страх требовал присутствия среди людей. Сидя в своей комнате совсем одна и вспоминая слова молитвы, она очень быстро пришла в сильнейшее возбуждение и решила привести себя в порядок и всё-таки спуститься к остальным. К её удивлению, во главе стола сидел Матиас Крэббс с траурной повязкой на рукаве. Когда девушка вошла столовую, он как раз намазывал маслом сдобную булочку и выглядел хоть и осунувшимся, но здоровым. Его гости тоже завтракали вполне мирно: даже Майкл и Грейс Хоггарт, развернувшись друг к другу, негромко обсуждали что-то, касающееся малышки Полли. Заметив Вивиан, Крэббс отодвинул тарелку и вышел из-за стола. Он самостоятельно помог ей усесться и налил кофе. – Я слышал о неприятностях вчера за ужином, – ласково сказал он, ободряюще похлопав её по плечу. – Неудивительно, что ты перепугалась, милая. Даже и не думал, что у нас в Грейт-Бьюли такое возможно. Сначала несчастная Айрис, теперь вот хулиганство. Думаю, это отдыхающие куролесят. Выпили лишнего, заблудились и сорвали злобу на первом, кто под руку попался. Вивиан заметила, как недоумённо переглянулись близнецы. Ей самой такая теория о причинах произошедшего тоже показалась сомнительной. Однако Матиасу Крэббсу собственная версия о событиях вчерашнего вечера пришлась по душе. Он вернулся на своё место и принялся рассуждать о современной молодёжи, которая и в подмётки не годилась титанам былых времён. – Пигмеи! Что внешне, что внутренне, – разглагольствовал он. – Великая война лишила нас тех, кто был способен произвести на свет здоровое потомство. Все, кто хоть чего-то стоил, не думали о своей шкуре, а защищали Отечество с огнём, пылающим в сердцах. Они отдали свои молодые жизни для того, чтобы Британия оставалась империей. Герои, воители! Гибли, не щадя себя и не стараясь укрыться за чужими спинами. Выжили те, кто как крысы спасался бегством при малейшем переполохе.