Вивиан недобро ей улыбнулась и прибавила шагу, чтобы догнать мужчин. Оливия проводила её задумчивым взглядом и пристыжённой вовсе не выглядела. – Майкл, не налегайте на коктейли! Мы с вами должны разбить в пух и прах этих зазнаек! – искрящийся весельем и беззаботностью голос Вивиан вибрировал от предвкушения победы, и тёплый ветер, пахнувший морской солью, бесстыдно взметнул складки её белоснежной теннисной юбочки. *** В середине осени порой выдаются по-настоящему золотые, восхитительно праздные дни. Они обычно вызывают щемящее чувство ускользающего счастья, ведь вслед за ними торопится непогода, знаменуя скорый приход зимы и превращая цветущие пастбища в равнины, покрытые, будто саваном, седой изморозью. Быстрый ручей тоже ждут перемены. Его успокаивающее журчание смолкнет, поверхность покроется прозрачным хрустким льдом. Листья деревьев пожухнут и опадут, и их искривлённые нагие ветви будут в поисках света тянуться к низкому зимнему небу, как иссохшие руки нищего к милостыне. Колючие злые ветры сменят дуновения солёного бриза, долетающие с побережья. Они будут завывать в дымовых трубах, бесцеремонно хватать путников за одежду, стремясь лишить спасительного тепла. Холод заключит землю в оковы, и всё вокруг надолго превратится в безжизненную пустыню. Грейс по-прежнему сидела на поваленной скамье, у ручья, не в силах заставить себя встать и вернуться в дом. Она вяло, с сонливой медлительностью, бросала в воду камешки, а мысли её с безысходностью приговорённого вращались по кругу. Со своего места она отлично видела дорогу, ведущую от Гриффин-холла к Эштон-хаус. Грейс не хотела признаваться даже самой себе, что отчаянно ждёт, когда на ней появится пальмерстон Джереми Эштона, но взгляд её постоянно возвращался в подъездной аллее. В воду упал коричневый буковый лист, и она загадала, что если он беспрепятственно достигнет водоворота, то Майкл вернётся в ближайшие полчаса. Листок медленно покрутился на месте, затем двинулся вниз по течению, и, когда до воронки оставалось каких-то два дюйма, напоролся на единственный выступающий камень и повис на нём жалким лоскутком. Она зажмурилась, сама не понимая, почему так расстроилась из-за глупого гадания. Грейс знала, что её утренняя вспышка показалась Майклу отвратительной, и сама себе тоже была противна. Однако вернись он сейчас в Гриффин-холл, найди её, и она смогла бы всё объяснить, всё поправить. Они бы уехали отсюда этим же вечером, бросив поиски алмаза и договорившись начать всё заново ради Полли и ради них самих. Слабость и апатия уступили место чрезвычайному возбуждению: она вышагивала вдоль ручья, приложив руку ко лбу козырьком и вглядываясь вдаль, чтобы не пропустить клубы пыли, свидетельствующие о возвращении Майкла. Грейс так страстно этого желала, что зрение принялось обманывать её. Не раз ей казалось, что она видит одинокого путника, торопливо шагающего к Гриффин-холлу. Однако проходило время, глаза её принимались слезиться и фигура растворялась без следа, оказываясь фантомом, порождением искусной игры света и тени. Изнурив себя, Грейс снова уселась на скамью, сломленная напрасной надеждой. Нет, он не придёт. Майкл давно не любит её, всего лишь терпит – с добродушным, а порой и насмешливым, снисхождением. Он сейчас любуется прекрасной Вивиан – гибкой, грациозной, – и думать не думает о ней и её боли. Время шло, солнце теперь светило с мягкой предвечерней усталостью. Устав сидеть на гранитной львиной лапе, Грейс опустилась на траву, а после легла навзничь, погрузив одну руку в прохладную воду ручья. Перед глазами у неё теперь были только трепещущие листья платанов и небесный купол. Земля была тёплой, надёжной, ей даже показалось, что она различает мерное дыхание, будто лежит на груди дружественного ей исполина. Наступило время чая. В Гриффин-холле его всегда подавали в гостиную, но воздать должное отличному тминному кексу миссис Гилмор спустилась только тётушка Розмари. Матиас Крэббс распорядился принести ему в комнату (по отдельности): кипяток, чайные листья, молоко и хлеб с маслом, Себастьян неважно себя чувствовал, а Филипп Адамсон ушёл в деревню и, по-видимому, собирался выпить чаю в местной закусочной. Дожидаться его не стали. Вивиан, Оливия и Майкл до сих пор не приехали, и по всему выходило, что вернутся они не раньше ужина. Дом был тих, и мягкое вечернее сияние затопило гостиную целиком. Солнечные отсветы плескались на стенах, на высоком потолке, омывая дубовые панели словно борта фрегата, как если бы вся комната оказалась погружена в прозрачную золотистую воду, и сквозь открытое окно доносился солоноватый и терпкий запах морских водорослей. Розмари Сатклифф, умиротворённая тремя чашками чая и внушительным куском рассыпчатого тминного кекса, откинулась на подушки и погрузилась в привычные мечты. Наслаждаясь покоем, какого она не знала в своём душном маленьком коттедже, где вечно слышался лай соседского пса, а в подвале безнаказанно сновали мыши, тётушка Розмари размышляла: «Как это было бы прекрасно, в самом деле, вновь вернуться в Гриффин-холл. Вернуться окончательно, насовсем. Просыпаться рано утром и в ясную погоду сразу выходить в сад, – о, она бы навела в нём порядок! – чувствовать себя дома, а не в гостях. Наконец-то дома…» Изжога, вечная спутница горьких мыслей, заставила пожилую леди поморщиться и выпрямить спину. Теперь, когда у неё есть алмаз, она, конечно, может себе позволить переехать в более подобающий её происхождению дом. Но это же всё равно не заменит Гриффин-холл! Как же всё-таки несправедливо, что он достался Матиасу, а не ей. Она издала долгий вздох и, перебравшись в кресло брата, стоявшее у камина, решила немного вздремнуть. Уже через минуту её веки смежились, голова с нелепым шиньоном скатилась к плечу. С деликатным посвистыванием тётушка Розмари погрузилась в безмятежный сон. Малышка Полли тоже спала, зажав в ладошке золотые часы Матиаса Крэббса. Устроенная миссис Уоттс со всем возможным комфортом в большой бельевой корзине, девочка выглядела, будто ангелочек с открытки. Экономка, помогавшая миссис Гилмор чистить сливы для острого чатни, поглядывала на малышку, и её сердце сжималось от умиления и жалости. Откинувшись на стуле и так и не выпустив из пальцев карандаш, задремал после приёма болеутоляющего и Себастьян Крэббс. Испарина на его лбу постепенно исчезала, румянец возвращался на впалые щёки. На столе, прижатые бронзовым пресс-папье, шелестели густо исписанные мелким почерком страницы его будущей книги. В отдавшемся покою доме не спали только слуги и хозяин, торопливо спустившийся в холл. Матиас Крэббс недовольно нахмурился и, понижая голос, взволнованно сообщил в телефонную трубку: – Говорят из Гриффин-холла. Будьте любезны пригласить инспектора Оливера. Добрый день, инспектор. Нет, ничего не произошло, но может произойти в самое ближайшее время, если вы не примете меры. Мой револьвер пропал, представляете?.. Замок взломан, и шкатулка пуста. *** Грейс Хоггарт почти весь день провела у ручья. Она не испытывала ни голода, ни жажды – тело, ненужное теперь Майклу, не смело тревожить её своими желаниями. День начинал угасать, тени удлиняться. Потеряв надежду, она больше не следила за дорогой, даже не смотрела в её сторону, поэтому, когда совсем рядом послышались шаги, Грейс будто очнулась от тягостного сна. Осознав, что по-прежнему лежит на земле, женщина с трудом поднялась на ноги. Непослушными руками она поправила платье, провела по распущенным волосам, притронулась к прохладным щекам и наскоро умылась водой из ручья. Не зная ещё, что она скажет мужу, Грейс сделала несколько глубоких вдохов, и тут на прогалину вышел Матиас Крэббс. – А где же Майкл? – глупо удивилась она. – А где Полли, тебя разве не интересует? – ехидно ответил старик, но, заметив, что её глаза наполняются слезами, заговорил мягче: – С малышкой всё в порядке, не тревожься, милая. Миссис Уоттс присматривает за ней. Он опустился на одну из львиных лап, и Грейс не оставалось ничего другого, как усесться напротив него. Она недоверчиво, с подозрением смотрела на деда, не понимая, чего он от неё хочет и зачем явился к ней. Матиас достал из кармана макинтоша носовой платок и протянул ей. Она помедлила, но после взяла его и сложила вчетверо, не зная, зачем он ей. Мгновенно выступившие слёзы быстро исчезли, и теперь Грейс хотела только одного – вернуться к малышке Полли и прижать к себе её маленькое горячее тельце, вдохнуть её запах, а после покинуть Гриффин-холл и больше никогда не видеть ни Майкла, ни старика Крэббса, ни эту чёртову куклу Вивиан. Забыть об Айрис Белфорт, забыть обо всех тех женщинах, присутствие которых в жизни Майкла она так упорно не хотела замечать. Решившись, она испытала колоссальное облегчение. Грейс села прямее, взгляд её стал твёрже. Собственная утренняя вспышка показалась ей такой нелепой, что исчез даже стыд от содеянного. Матиас Крэббс внимательно наблюдал за ней, и на лице его читалось удовлетворение. – Вот так-то! – хмыкнул он довольно. – Узнаю мою Грейс. Мы, Крэббсы, не даём себя в обиду, верно? Наклонившись, он одобрительно похлопал её по руке. «Как пса, который выполнил сложный трюк», – подумала Грейс отстранённо. – Позволь дать тебе совет, милая, – Матиас перестал улыбаться и серьёзно посмотрел на неё. – Ты очень молода. В твоём возрасте сердце ещё не умеет справляться с обидами, и часто такое неразумное поведение способно испортить жизнь и себе, и другим. Порой, чтобы сохранить то, что у тебя есть, необходимо быть мудрой. Умение обратить свой взор в другую сторону сохранило множество браков. Мужья возвращаются к терпеливым и мудрым женщинам, милая, а не к сварливым и плачущим. Терпение – главная добродетель жены и матери, уж поверь мне, человеку, который прожил долгую жизнь. …В какой-то момент звук голоса Матиаса Крэббса перестал достигать сознания Грейс. Странная и дурная апатия вновь завладела ею, она смотрела, как двигаются полнокровные губы деда, отмечала про себя журчание ручья, крики соек над головой, но смысл речей старика ускользал, оставаясь неясным. Наконец она поняла, что больше не выдержит. Эта прогалина, деревья, окружавшие укромный уголок сада, каменная скамья, лежавшая навзничь, будто её щелчком опрокинул проказливый великан, – всё это стало на целый день её спасительным убежищем, но теперь вызывало лишь желание вырваться на свободу. В поисках избавления она взглянула на дорогу, и – нет, ей не кажется, она в самом деле видит её! – в лёгком облачке пыли в Гриффин-холл возвращалась машина. – Я… пойду, дедушка Матиас. Мне пора, – громче, чем следовало, сказала Грейс, вскакивая на ноги и не зная, куда деть платок. Зажав его в руке, она устремилась по направлению к дому, выбрав короткий путь и не замечая, как заросли ежевики расцарапывают кожу и рвут чулки. Решимость Грейс уехать вместе с малышкой Полли этим же вечером поколебалась. В эту минуту, пересекая ухоженную часть сада с клумбами и альпийскими горками, шагая по пружинящему под ногами газону, она отчаянно надеялась, что Майкл радостно поприветствует её, что в сиянии его глаз она увидит то наслаждение, что когда-то дарили им обоим их встречи. Грейс почти бежала, по-прежнему сжимая в правой руке платок Крэббса. Она уже видела, как трое молодых людей выходят из машины, которую шофер Эштона подогнал к самому дому. Рядом с крыльцом, расставив ноги и сцепив руки за спиной, стоял полицейский, которому что-то снисходительно объяснял Симмонс, но все её внимание было сфокусировано только на Майкле – на его высокой, атлетичной фигуре, русых волосах, по-мальчишески разделённых на прямой пробор, обаятельной улыбке. Она была уже близко, но никто из приехавших ещё не заметил её. Они, явно довольные визитом к Эштону, смеялись, весело переговаривались и подтрунивали друг над другом. Грейс видела их всех так чётко, что смогла бы закрыть глаза и описать каждую мелочь, каждый жест. Оливия, против обыкновения такая оживлённая и разрумянившаяся, что напоминала себя десятилетнюю, что-то кричала Симмонсу, наверное, спрашивала о том, где Филипп. Близнецы никогда не могли провести друг без друга больше нескольких часов. Вивиан, совершенно неотразимая в своём теннисном костюме, была похожа на кошку, весь день пролежавшую на подоконнике, залитом солнечными лучами. Разморённая парой коктейлей, комплиментами и победой в двух партиях из пяти, девушку переполняла радость жизни. Повинуясь капризу, она вдруг импульсивно привлекла к себе Оливию, а затем и Майкла. Нетерпение, что гнало Грейс через весь сад навстречу мужу, вдруг превратилось в жернова на ногах, в каменную плиту, придавившую её тело к земле. Застыв на месте, она наблюдала, как Майкл, весь просияв в ответ, отвечает на объятия Вивиан. Они были почти одного роста, и его крупная загорелая рука так уверенно легла на плечо кузины, и оба они выглядели такими ослепительно красивыми. Угасающее солнце очертило их силуэты, будто на засвеченной фотографии или афише кинофильма. Оливия первой заметила Грейс. Лицо её сочувственно сморщилось, и видеть эту унизительную жалость было так же невыносимо, как и прикосновения Майкла к другой женщине. – Ты мне клялся, что этого не повторится, – произнесла она негромко, подходя к нему вплотную, и вдруг закричала, чувствуя, как искажается её лицо, но не находя в себе сил остановиться: – Ты мне клялся! Клялся жизнью Полли! Звук пощёчины был похож на громкий хлопок, от которого все вздрогнули. Тяжело дыша, Грейс вновь занесла руку для удара, и Майкл не отклонился, только сделал шаг вперёд, непроизвольно закрыв собой Вивиан. Рука Грейс безвольно повисла вдоль тела, силы покинули её. Переступив через упавший клетчатый платок, который вручил ей Матиас Крэббс у ручья, она ровным шагом направилась в дом. Все, включая Оливию, потрясённо смотрели Грейс в спину, даже старший констебль Лэмб, только Симмонс, исходя из собственного кодекса приличий, отвернулся в противоположную сторону и придал лицу совершенно невозмутимое выражение. *** – Боже мой, и всё это при полицейских! Что они о нас подумают! Грейс совсем разум потеряла, – тётушка Розмари с убитым видом комментировала произошедшее, обмахиваясь веером, который достала из бездонной гобеленовой сумки. – При одном полицейском, – уточнила Оливия, и тётушка с подозрением посмотрела на неё – уж не насмехается ли? Современные девицы на редкость неуважительны. В гостиную вошёл Матиас. Перед этим он о чём-то долго беседовал со старшим констеблем, и всё ещё продолжал хмуриться, словно разговор был не из лёгких. Оливия пожалела, что не смогла подслушать, о чём они совещались, и с досадой посмотрела на тётушку Розмари, которая кудахтала, как перепуганная квочка, и никак не могла остановиться. Матиас, никогда не жаловавший женские нервные припадки, оказался в западне. Не выдержав и минуты, он грубо прервал сестру: – Ради бога, Розмари, прекрати это сейчас же! Если ты ничем не занята, то окажи любезность, помолчи немного. А лучше распорядись, чтобы кто-нибудь приготовил Грейс мятного чаю. Я сам ей отнесу. Бедная девочка просто не в себе. Покраснев от гнева, тётушка Розмари тем не менее подчинилась. С очень прямой спиной она подошла к сонетке и дважды дёрнула за неё. На зов явилась Дорис. Судя по её возбуждённому личику, слуги были уже в курсе семейных неурядиц четы Хоггарт. Пока готовили чай, Матиас нервно расхаживал по комнате, время от времени издавая пальцами хруст. Розмари Сатклифф каждый раз вздрагивала и ненавидяще смотрела в широкую спину брата. Наверх двинулись целой процессией. Во главе шагал Матиас Крэббс, за ним семенила тётушка Розмари, и замыкала шествие Оливия, сама не понимая, зачем идёт вместе с ними в комнату Грейс. В коридоре Матиас остановился и обернулся к сестре. – Неплохо было бы дать бедняжке того снадобья, что ты принимаешь. Грейс сейчас нуждается в покое. Ей нужен здоровый крепкий сон. Уверен, уже утром ей станет намного лучше. Тётушка Розмари мелко закивала и принялась с готовностью шарить в сумке. Она достала из неё растрёпанный томик Вордсворта, кошелёк с мелочью, завёрнутую в салфетку свечу, шайбочку нюхательного табака, два носовых платка, незаконченную вышивку, расписание поездов, летнюю складную шляпу и запасные очки в вышитом футляре. Всё это было передано Оливии, которая, растопырив руки, старалась удержать тётушкино добро и не дать ему рассыпаться по ковровой дорожке. Наконец стеклянный флакон был найден, и скрупулёзно отсчитанные тётушкой Розмари капли мутной жидкости упали в чашку с мятным чаем.