– Простите, что-то не так? – Нет-нет, все в порядке. – Она перебросила массу волос на левое плечо, и одеяло соскользнуло до середины груди. Он кашлянул, и Феба поинтересовалась: – Вам не кажется, что у вас начинается простуда? – Нет. Опять шорох. Что именно он сейчас снимает? Интересно, что на нем надето? Неужели он ляжет в постель голым? – Вы уверены? А вот мне кажется, что вечер сегодня довольно прохладный. Вам бы выпить горячего молока с бренди. Плохо, если вы сляжете с лихорадкой. – Я вполне здоров, – заверил ее Тревельон неожиданно очень близко: без сапог он передвигался совершенно бесшумно. – Ведь это не я сижу на холоде в одной сорочке. Ох, так он заметил! И ей было приятно. Сначала она почувствовала аромат бергамота и сандала, а потом услышала над самым ухом мурлычущий раскат его голоса: – Вы закончили? Скорее всего он имел в виду, что пора вернуть гребень. – Гм… да. – Она протянула руку. – Благодарю. Гребень вынули из ее пальцев. Кровать накренилась, и Феба в ужасе ухватилась за матрас, чтобы не скатиться на средину. – Я тушу свечу, – сообщил Тревельон. – И еще, на всякий случай я положил между нами свой сюртук. Осторожно повернувшись на бок, она протянула руку и нащупала грубую ткань сюртука, который он свернул наподобие ковра и уложил между ними. Собственно, в этом нет необходимости. – Спокойной ночи, Феба. Она улыбнулась, хотя он вряд ли мог это увидеть в темноте. – Спокойной ночи, Джеймс. Некоторое время она лежала, нежась в тепле и тишине, в полудреме, пока вдруг не вспомнила… – Если мой брат не знает, куда мы направляемся, тогда как же он будет вам платить? – Платить? – Он был явно озадачен. – Ваше жалованье. – Миледи, ни о каком жалованье речь не идет: я больше не состою на службе у вашего брата. Феба была совершенно сбита с толку. – То есть это не брат взял вас обратно, чтобы меня спасти? – Нет. – Но если Максимус не посылал вас… – Она пыталась обдумать ситуацию своей сонной головой. – Тогда почему вы здесь? Но отвечать было некому: он крепко спал, – а вскоре и Феба провалилась в сон. На следующее утро Тревельон проснулся, как всегда, ровно в шесть, но на сей раз в твердокаменно-возбужденном состоянии, потому что его шею обдавало теплое дыхание, нежная ручка покоилась на груди, лицо прижималось к плечу. Свернутый сюртук явно проиграл схватку с леди Фебой и ее сонным упрямством. Некоторое время он лежал, прислушиваясь к ее дыханию, ощущая тепло ее мягкой груди. Каким-то образом он сумел обхватить свою подопечную одной рукой, так что она лежала в его объятиях. Любому, кто вошел бы в комнату, они с леди Фебой показались бы самыми что ни есть любовниками. Тревельон закрыл глаза. Будь они женаты, таким могло бы быть каждое их пробуждение: сладким и неспешным, исполненным предвкушения. Но он не супруг леди Фебы, уж конечно, не любовник, и никогда им не будет. Эта мысль была как горькая пилюля, которую трудно проглотить: эта женщина не для него. Тревельон попытался осторожно вынуть руку из-под шеи леди Фебы, вот только, пробормотав что-то, она свернулась калачиком, как еж, который не хочет, чтобы его тревожили. Приподняв голову, он взглянул на нее: как мило она сморщила носик! Светло-каштановые волосы разметались по подушке, закрыв пол-лица, одна прядка застряла между сочными розовыми губами. Безнадежно вздохнув, он уронил голову на подушку. Похоже, она взяла его в плен. Хорошо, однако возбуждение не проходило: он чувствовал, как стучит его сердце и шумит кровь, жарко и настойчиво. Будь он в постели один, запустил бы руку в жесткую поросль внизу плоского живота и добился облегчения. Как раз в этот момент Феба пошевелилась и протянула руку к лицу, решив почесать нос, а потом выдохнула ему в шею: – Что? Он проглотил ком в горле, прежде чем ответить, но голос все равно остался хриплым. – Доброе утро, миледи. Похоже, она еще не осознала, где находится, поэтому он дождался, когда девушка полностью проснется, и позвал по имени. Она вздохнула и отозвалась: – Джеймс? – Да? – Что на вас надето? – Ее проворные пальцы уже ощупывали ткань его рубашки, потом на миг замерли. – А что еще? – Голос был со сна хрипловатый. Он хмыкнул. – Брюки. Слава богу! – Джеймс? – Думаю, вам не стоит обращаться ко мне по имени, миледи, – сказал он чопорно и показался самому себе девственником лет восьмидесяти. Какая ирония: как раз в этот момент девственница запускала руку в раскрытый ворот его рубашки, и Тревельон задержал дыхание, когда ее пальцы добрались до ключицы. – Почему? Мне нравится ваше имя. Я всегда считала, что на мужчину по имени Джеймс можно положиться. Ведь я же могу на вас положиться? Он проглотил ком в горле, стараясь не терять нить разговора. – Да, но… – У вас там волосы! – воскликнула Феба так будто обнаружила у него крылья. – Как это, должно быть, неудобно! Они не цепляются за рубашку? Тревельон ойкнул, когда любопытные пальцы ухватили несколько волосков. – Нет. Разве что я вздумаю надеть кольчугу на голое тело. – Они очень густые. А что, на животе тоже растут? Тревельон пулей вылетел из постели, впервые порадовавшись, что она не видит. Ей сейчас бы было на что посмотреть: мужское достоинство с такой охотой откликнулось на ее любопытство, что он понятия не имел, как будет надевать брюки. Она села, что вовсе не улучшило ситуацию: ее сорочка – как он уже заметил вчера – была такой тонкой, что виднелись соски, ярко-розовые, воинственно торчавшие и венчавшие прекрасные округлые груди. Тревельон отстранился и начал одеваться. – Что такое? – удивилась Феба. – Вы отлично знаете, в чем дело, черт возьми! Не следовало бы разговаривать таким тоном с леди, сестрой его нанимателя, но увы… – Нет, не понимаю. Почему бы вам не вернуться в кровать? Мы могли бы поупражняться в поцелуях… – Вы слишком молоды, – зарычал Тревельон, – и слишком беспечны в вопросе собственной безопасности. Прекратите! Хватит меня искушать, хватит со мной играть как с игрушкой! Оттого что я вас охраняю, я не перестал быть мужчиной. – Я никогда так и не думала, – сказала она тихо. – Я знаю, Джеймс, что вы мужчина. И мне не нужна игрушка, мне нужны вы. – Миледи, мы слишком разные. Прошу прощения. Он вышел из комнаты прежде, чем она смогла хоть что-то возразить.