– Но вы же наверняка слышали, моя дорогая? – На красиво очерченных губах леди Геррик играла улыбка, свидетельствовавшая о том, что она намерена выложить какую-то пикантную сплетню. Эва сделала глоток чаю, учтиво качая головой. – Как я уже говорила, миледи, не уверена, что понимаю, на что вы намекаете. Они обе сидели в гостиной леди Геррик, отделанной в голубом, розовом и золотистом тонах. На чайном столе стопкой были сложены крошечные позолоченные ложечки, стояло блюдо с печеньем, щедро украшенным розовой глазурью, но на вкус напоминавшем мел. Эва только что отдала леди Геррик миниатюрный портрет некоего джентльмена, который написала для нее. – Ну как же? Я о похищении леди Фебы, – сказала леди Геррик, явно смакуя новость. – Дорогая, да ее выкрали прямо из дому, из особняка герцога Уэйкфилда, в центре Лондона. Правда, говорят, что ее уже освободили, но если и так, то ее никто не видел. – Сплетница повела плечами. – Кто знает, что могли сделать с бедной девушкой, к тому же слепой, беспринципные негодяи. И она принялась пить чай, злорадно улыбаясь поверх чайной чашки. Эва решила, что с нее достаточно и чая, и общества омерзительной сплетницы. – Вы довольны портретом, миледи? Леди Геррик взяла миниатюру в руки. Овальный портрет, написанный на тонкой пластинке слоновой кости, можно было использовать для украшения табакерки или просто вставить в рамку. – О да! Вам удалось добиться полного сходства, мисс Динвуди. Вы чрезвычайно талантливы. – Благодарю, миледи. – Эва осторожно поставила чашку на стол. – Надеюсь, вы не станете особо возражать, если я уеду? У меня сегодня назначена встреча, которую никак нельзя пропустить. – В самом деле? – Эве казалось, что она видит, как напряженно работает мозг леди Геррик, пытаясь сообразить, с кем бы могла быть эта встреча. – Что же, в таком случае не стану вас задерживать. Еще раз спасибо за портрет. – Миледи. – Эва встала и сделала реверанс, не забыв прихватить мешочек с монетами, который дала ей леди Геррик. Лакей вывел ее из гостиной и проводил вниз по лестнице в переднюю, где уже дожидался Жан-Мари, рассматривая довольно безвкусную, из черного мрамора, статую мальчика-мавра в тюрбане и набедренной повязке. Серьги, глаза и губы статуи были позолоченными. – Мэм. – Жан-Мари склонил голову при появлении Эвы и распахнул перед ней входную дверь. – Я вот что подумал: может, и мне нацепить золотые серьги? – Я думаю, – сказала Эва, подходя к карете, – что Тесс перестанет со мной разговаривать, если я скажу «да». Жан-Мари усмехнулся, распахивая дверцу и спуская лесенку. Тесс, жена Жана-Мари, была чрезвычайно искусной кухаркой, и в интересах Эвы – хотя бы ради собственного желудка – не расстраивайте ее. Она забралась в карету, и Жан-Мари – следом. – Домой? – Он поднял руку, чтобы стукнуть в потолок – дать знать кучеру. – Нет, хочу навестить Валентайна. Жан-Мари задумчиво посмотрел на нее, потом крикнул кучеру: – В особняк герцога Монтгомери! Устроившись поудобнее, Жан-Мари поинтересовался: – Есть ли какая-то пр-ричина поездки к его светлости? – Иногда – когда очень уставал, или был слишком взбудоражен, или под влиянием сильных чувств – в его речи слышался франко-креольский акцент. – Я узнала от леди Геррик нечто весьма… – Эва замолчала, тщательно подбирая слова. – … нечто огорчительное. – И что же это? – Некто похитил леди Фебу Баттен. – Она почувствовала, как ее лицо исказила гримаса – всего на миг – страха и на секунду заставила потерять контроль над собой. Пальцы вонзились в ладони, сжатые в кулаки руки задрожали, но она сумела прогнать старые воспоминания и – усилием воли – былой страх. Она крепко зажмурилась, приказав себе не бояться. Она сильная. Она – Эва Динвуди, взрослая женщина, у которой есть и собственный дом, и собственные слуги. И главное, у нее есть Жан-Мари – терпеливый, сильный и, если потребуется, безжалостный. Она в безопасности, чего не скажешь о Фебе, бедной незрячей девушке, которую похитили. Должно быть, ей очень страшно. – Эва, друг мой, – окликнул ее Жан-Мари с глубокой печалью в голосе. Она открыла глаза и улыбнулась. – Все хорошо. Я в порядке. Кофейного цвета глаза смотрели с тревогой, но карета остановилась прежде, чем он успел подвергнуть сомнению ее слова. Жан-Мари немедленно спрыгнул на землю, подставил для нее лесенку и помог спуститься. – Жди здесь. Эва видела: верному слуге, который давно стал ей другом, не понравилось это распоряжение, но он мрачно кивнул. Они стояли перед огромным особняком, с массивными колоннами, на фронтоне которого красовался барельеф: ухмыляющийся Гермес в дорожном плаще и шапке, с мечом-кадуцеем в руках. В чертах бога – покровителя торговли, а значит, воров и обманщиков – просматривалось явное сходство с самим герцогом. Эва презрительно фыркнула, поднялась по ступеням и взялась за массивный позолоченный дверной молоток. Почти сразу же дверь распахнулась, однако вместо дворецкого на пороге стояла молодая женщина, довольно высокая, прямая как палка, облаченная сплошь в черное, за исключением фартука, косынки и огромного чепца, аккуратно завязанного. – Да? Эва, растерянно похлопав глазами, выпалила, сбитая с толку: – Кто вы? Казалось, женщину нисколько не смутил ее вопрос. – Я миссис Крамб, экономка герцога Монтгомери. Чем могу служить? – Я хочу повидать Валентайна, – сказала Эва, хмурясь. – А где дворецкий? Этот вопрос миссис Крамб пропустила мимо ушей. – Как мне о вас доложить? Эва оглядела женщину с головы до ног. Возможно, миссис Крамб и экономка, только вид у нее как у хозяйки: похоже, с ней так просто не сладишь. – Я Эва Динвуди. Герцог меня примет. На долю секунды взгляд миссис Крамб сделался пронизывающим, затем она, по-видимому, приняв решение, сухо кивнула и решительно отступила на шаг, впуская ее в дом. – Его светлость в данный момент в библиотеке. – Благодарю. Я знаю дорогу. За дверью открывался огромный холл с полом из розового в серых прожилках мрамора. Стены покрывали позолоченные виноградные плети, завитушки и цветы, образуя арки и медальоны. Высоко над головой куполообразный потолок был выкрашен в голубой, как яйца малиновки, цвет, с многочисленными медальонами. Из центра свисала огромная хрустальная люстра. Гулко простучав по розовому мрамору каблучками, Эва пересекла холл. В дальнем его конце изящным полукружием взмывала вверх парадная лестница, и она поднялась по ней на второй этаж, миновала еще один холл и остановилась перед первой дверью справа. Библиотека герцога представляла собой вытянутый в длину зал, выдержанный в цвете морской волны. Вдоль стен тянулись позолоченные колонны, в ниши между которыми были встроены книжные шкафы полированного дерева. И дерево было, несомненно, баснословно дорогим. Вступая во владения герцога, Эва иногда представляла, что переносится в восточную сказку. Герцог собственной персоной восседал, скрестив ноги, на мягкой подушке перед камином. На нем был пурпурный халат с вышитым на спине зеленым с золотом драконом. При ее появлении он поднял взгляд от крошечной, усыпанной драгоценными камнями книжечки. – Эва! – Что ты наделал, Валентайн? – воскликнула она, надвигаясь на него. – Что ты наделал? Глава 11 Дождь шел стеной, словно разверзлись хляби небесные, а день тем временем катился к вечеру. Тревельон ежился, промокший до нитки, на козлах рядом с Ридом, который наверняка решил, что капитан лишился рассудка, если предпочел ехать под дождем. Но больше такого соблазна ему не вынести. Недели, а может, и месяцы промучился он в безнадежном и безответном томлении, а теперь Феба сама предложила ему себя, как спелое сочное яблоко – изголодавшемуся. Вот только Феба не понимала, что именно предлагает. Она вела жизнь затворницы, под охраной брата и собственной слепоты. Что знала она про мужчин с их низменными страстями? Ей нужен кто-то помоложе, без ран на теле и в душе, способный смотреть на мир свежим взглядом, а не как старый циник. Таким человеком был Маклиш, но Феба его отвергла. Тревельон не знал, как это понимать, но ему очень хотелось думать, что она могла выбрать кого-то вроде него самого, но это же безумие. Он должен зарубить себе на носу, что не пара ей: слишком они разные. – Вижу свет впереди, – крикнул Рид. Тревельон всмотрелся в темноту, в то время как потоки воды стекали с его треуголки. – Если это постоялый двор, остановимся там на ночь.