– Да, сэр. Лошади выбивались из сил, еле переступая ногами. Дорога превратилась в топкое месиво, карета раскачивалась из стороны в сторону, но огни приближались. Это действительно оказалась гостиница, если можно так назвать древнее каменное строение с бедным подворьем и покосившейся конюшней. Карета въехала во двор и остановилась, и Рид соскочил с козел и побежал в дом. Через минуту он вернулся – в сопровождении двоих мужчин и с известием, что комнаты на ночь имеются. Тревельон слезая с козел, едва не упал на колени, когда его нога угодила в жидкое месиво. От холода ногу свело жестокой судорогой. Вполголоса выругавшись, он потянулся к дверце кареты, а когда сумел ее открыть, объявил: – Мы остановимся здесь на ночь. Феба подняла голову от подушки сиденья. В карете было тепло и сухо. Каким-то образом ей удалось уснуть, и сейчас она выглядела свежей и отдохнувшей. Вот бы донести ее до двери гостиницы на руках, но нога вряд ли выдержит. – Идемте. – Он взял ее за руку. – Слава богу, тут недалеко. – Ох! – воскликнула Феба, когда в лицо хлестанул первый же порыв ветра с дождем. – Ох как же холодно! – И сыро. Тревельон помог ей добраться до двери гостиницы, пытаясь прикрыть от потоков дождя, но все рано она промокла до нитки, не успев добраться до спасительного укрытия. – Моей жене нужно согреться возле огня, – сказал он хозяину гостиницы – плотному коротышке с венчиком седеющих волос на затылке. – Слушаюсь, сэр, – ответил тот. – Прошу вас сюда. По узкой лестнице они поднялись в спальню – крошечную, но на удивление чистую, с кроватью под балдахином, где лежала гора одеял. – Садитесь. – Тревельон помог Фебе, которая уже дрожала от холода, сесть на одиноко стоявший возле потухшего камина стул. Необходимо срочно ее согреть. – Сию минуту займусь, – сказал хозяин гостиницы, намереваясь разжечь камин. – Нет, я справлюсь сам, – остановил его Тревельон. – Лучше принесите моей жене горячей воды и что-нибудь поесть – что найдется. – И пива, – сказала Феба, выбивая зубами дробь. – Принесу сейчас же, – пообещал коротышка. – У меня оно превосходное, сварил самолично. Такое ядреное, вот увидите. – Превосходно. Хозяин вышел, а Тревельон неуклюже склонился над холодным очагом. – У вас болит нога, – сказала Феба, обхватив себя руками. – Болит, – согласился он равнодушно, поджигая древесную кору от свечи, оставленной хозяином. К счастью, пламя быстро разгорелось. – О-о, так гораздо лучше. Феба протянула руки к огню, но он видел, что она по-прежнему дрожит. Какая же она хрупкая! Что, если у нее начнется жар? Когда он начал расстегивать пряжки ее туфель, она удивилась: – Что вы делаете? Зачем? – Принимаю меры к тому, чтобы вы не простудились. Вернулся хозяин с большим тазом горячей воды и несколькими полотенцами, перекинутыми через руку. – Ставьте сюда. – Тревельон указал на пол возле ног Фебы. – Слушаюсь, сэр! Еду и пиво принесу через минуту. Тревельон кивнул, и когда хозяин гостиницы вышел, внезапно охрипшим голосом сказал: – Нам лучше успеть снять с вас чулки до его возвращения. Он потянулся к ее маленькой изящной ножке, положил себе на колено, провел руками вверх по голени, скрытой под ворохом юбок. Его руки ощущали гладкость шелка и тепло кожи. Вот и подвязка поверх колена, а выше – обнаженная кожа, нежная и взывающая к ласке. Развязывая ленту, он поднял глаза. Феба сидела, откинув голову. На губах порхала улыбка, щеки порозовели. Тревельон замер, боясь дышать. Что он делает? Это же безумие: нельзя запускать руки под юбки леди. Пусть сама снимает свои чулки. Но вместо этого он дрожащими руками скатал чулок: колено, икра, тонкая щиколотка – и положил на стул возле ее бедра. Набрав в грудь воздуха, он взялся за второй чулок, внезапно представив себе то, что находится выше ленты, скрытое между бедрами, и по спине побежали капли пота. Гладкий шелк, теплая плоть. Он нашел ленту и сжал эту изящную штучку своей большой, шершавой ладонью. Под его взглядом Феба судорожно вздохнула, язычок проворно облизнул губы. Он судорожно сглотнул и потянул ленту, уронил на пол, взялся пальцами за край чулка и медленно скатал с ноги. За дверью что-то звякнуло, заставив его очнуться от запретных мечтаний. Ему следовало бы радоваться, но он выругался вполголоса, поспешно поднялся и поставил таз с горячей водой перед Фебой. – Опустите ноги в воду – это вас согреет. Дверь распахнулась, возвещая о новом пришествии хозяина гостиницы. Он принес поднос с едой и питьем. За ним шла женщина – вероятно, жена – со вторым тазом горячей воды, а за ней два мальчика: один нес столик, второй – стул. Тревельон поспешно отступил, наблюдая, как под руководством хозяина предметы занимают положенные места. В результате перед камином встал стол с прекрасно сервированным ужином. – Что-нибудь еще для вас или вашей супруги, сэр? – с улыбкой обратился к Тревельону хозяин. – Нет, благодарю вас, этого достаточно. Получив несколько монет, хозяин поклонился и вышел, а Тревельон, прихрамывая, подошел к столу, сел и сообщил: – Кажется, здесь рагу из курицы и клецки. Собственный голос показался ему оглушительным. – Чудесно. – Феба сняла намокший чепец. Похоже, она и не догадывалась, какие чувства обуревают мужчиной, руки которого только что побывали под женскими юбками? – Когда-нибудь вы мне расскажете, как стали хромым? – спросила вдруг девушка. Он пристально взглянул на нее. Она сидела, касаясь столешницы подушечками пальцев и пытаясь на ощупь определить, что стояло перед ней на столе. И его поразила мысль – какая же она храбрая! Изо дня в день жить со своей слепотой, доверчиво следовать за ним и встречать нелегкие испытания их путешествия в веселом расположении духа и с неиссякаемым любопытством! Тревельон невольно улыбнулся. – Кружка с пивом стоит чуть правее вашей правой руки. – Вот здорово! – Феба оживилась, придвигая к себе кружку, сделала осторожный глоток, однако нос все равно сморщила. Он невольно рассмеялся: – Слишком крепко? – Крепко, но, кажется, мне даже нравится. Почему бы и нет? – Но вы не уверены, – заметил он, наполняя ее тарелку. – Я же говорила: прежде чем отказаться, надо несколько раз попробовать. – Сильно сказано, – пробормотал Тревельон, слишком уж нежно, и придвинул к ней тарелку. – Ложка справа, хлеб слева. – Благодарю вас. Пахнет действительно аппетитно! Он начал задумчиво жевать, наблюдая, как она справляется с содержимым своей тарелки: осторожно помогая себе кусочком хлеба набрать в ложку рагу и аккуратно отправляя себе в рот. – Это все моя лошадь, – сказал вдруг Тревельон. Она подняла глаза – точнее, подняла лицо, – но не сказала ни слова в ответ на его туманное заявление. – Ее звали Фиалка. Глупое прозвище для лошади драгунского полка, но ведь не я ее так назвал. Красивая была кобылка: быстрая, сильная, с большим добрым сердцем. – Что же произошло? – Феба провела пальцем по ободку кружки. – Это случилось больше двух лет назад, – начал Тревельон, припоминая события той темной ночи. – Мы патрулировали улицы Сент-Джайлза, и когда обнаружили одного весьма известного бандита, погнались за ним. Он, загнанный в угол, выстрелил в мою Фиалку. Брови нахмурились над ореховыми глазами. Какой ужас! – Да. – Ему никогда не забыть криков боли, но Фебе лучше об этом не знать. – Она завалилась на меня, а это было крупное сильное животное.