– Феба! Что, если он бросил ее где-нибудь в переулке, и она беспомощная лежит там? Как найти ее в лабиринте улиц, да еще в темноте? – Феба! Что, если она мертва? Носок сапога зацепился за расшатанный булыжник. Тревельон покачнулся и упал на колени, проклиная ногу, проклиная Монтгомери, проклиная собственную гордость: ну почему он оставил Фебу в доме Уэйкфилда? Надо было послать герцога к черту, забрать девушку с собой и немедленно на ней жениться. И лежала бы она сейчас в его постели, в тепле объятий, и ничто бы ей не угрожало. Опираясь о мостовую ладонями, Тревельон с трудом поднялся и чуть не взвыл от боли: похоже, он заново сломал ногу. И в этот самый миг ночную тишину разорвал крик – высокий, пронзительный, исполненный ужаса. Крик Фебы. Тревельон, забыв про боль, побежал. Страх за Фебу бился в его жилах и гнал вперед. Вглядываясь в темноту, он пересек улицу, и опять услышал крик, а завернув за угол, увидел ее. Бедная девушка кричала, отчаянно вырываясь из лап негодяя, а тот, видимо, потеряв терпение, уже поднял руку, намереваясь ее ударить. Тревельон успел перехватить эту руку, резко завернуть негодяю за спину, и вместе с хрустом ночную тишину разорвал уже другой крик, совершенно дикий. – Это тебе за нее, ублюдок! – рявкнул Джеймс ему в самое ухо. Феба, оказавшись на свободе, на всякий случай пнула негодяя ногой, а Тревельон ударил по затылку. Тот рухнул на землю, лишившись чувств, а Феба, с бледным и напуганным лицом, простирая вперед руки, позвала: – Джеймс, это вы? – Да, дорогая, я здесь. Она бросилась к нему, и Джеймс, прижав ее к сердцу, с тревогой спросил: – Вы не ранены? Они не причинили вам вреда? – Нет. – Она чуть отстранилась и обхватила ладонями его лицо. – Этот хотел, но вы подоспели вовремя. – Слава богу! – воскликнул Джеймс, покрывая поцелуями милое лицо, вдыхая такой родной запах волос. – Слава богу. Я так боялся, что потерял вас навеки! – Но этого не случилось! Это вы спасли меня, Джеймс! Вы! – Все, больше я вас никуда не отпущу. – Он поднял голову. – Прошу вас, Феба, выходите за меня. К черту ухаживания! Я не хочу ждать, не могу… Да я дышать не могу, когда вас нет рядом. Я люблю вас всем своим зачерствевшим сердцем. Так будьте моей женой! Научите меня смеяться. Позвольте покупать вам пиво, сажать вас в седло и вместе с вами отдыхать на корнуолльском пляже. Будьте моей – отныне и навсегда. – Я выйду за вас, – прошептала Феба. – Да, Джеймс, так и будет. Эпилог Две недели спустя… Сидя в постели, Эва Динвуди читала книгу о жуках. Ее не особо интересовали насекомые, но эту книгу подарил ей Валентайн еще несколько лет назад, вот и захотелось посмотреть картинки. Хоть и раскрашенные от руки, рисунки были очень красивые. Она вздохнула, перевернув очередную страницу. Вероятно, книга эта стоила целое состояние. Пламя свечей, стоявших на столике у постели, задрожало и вспыхнуло ярче. Эва подняла голову и увидела в изножье постели Валентайна. Она не спеша захлопнула книгу и вопросительно посмотрела на него. – Я должен покинуть Англию, – сообщил герцог, и выпятил нижнюю губу – и так вдвое больше обычной, – что придавало его лицу до крайности разобиженное выражение. Эва поморщилась. Кровоподтеки на его щеках уже начали бледнеть, но под глазом все еще красовался внушительный синяк как доказательство, что герцогу Уэйкфилду очень не понравилась попытка похитить его сестру! – Как тебе в голову-то пришло такое! Если бы он захотел, тебя сгноили бы в тюрьме или вообще повесили, а так ты дешево отделался: всего лишь ссылка, да и то по личному приказу герцога. Монтгомери раздраженно плюхнулся на кровать, отчего Эва подскочила чуть не к потолку. – Ничего подобного! Я и сам аристократ, это не принято. – Но и леди похищать тоже не принято. – Эва вздохнула. – Господи, ну зачем ты это сделал? Леди Феба такая милая! Ты бы разбил ей жизнь. – Да при чем тут она? – воскликнул герцог, постучав пальцем по оттопыренной губе. – Моей целью был ее братец. Кто же знал, что он так любит сестру. – Опустив голову, он взглянул на нее исподлобья – жутковатое зрелище, учитывая, в каком состоянии было сейчас его лицо. – Но ты-то знаешь, почему я это сделал. Никто не смеет меня злить, иначе месть моя будет ужасна. Простое правило! И пусть его запомнит каждый. – Но он даже не догадывался, что обидел тебя! – в отчаянии воскликнула Эва. – Это уже не имеет значения, – со скучающим видом заключил герцог. – В любом случае с этим покончено. Эва насторожилась. – Так ты оставил эту затею с герцогом Уэйкфилдом и его сестрой? – С его сестрой определенно да, – снисходительно кивнул герцог. – Она сбежала в Корнуолл, чтобы выйти за того вояку, бывшего драгуна. А я туда не поеду ни за какие деньги. – А герцог? – Он пока тоже меня не интересует. – Вздохнув, он проворно соскочил с кровати, да с такой прытью, что никто бы не сказал, будто всего две недели назад его избили до полусмерти. – Однако, дорогая сестра, я здесь не за этим. Вынужден просить тебя об одолжении. Эва тотчас насторожилась. Последнее одолжение, о котором просил брат, закончилось похищением леди Фебы. – Что такое? – Полно, не стоит так пугаться, дорогая! Речь о сущем пустяке. Может быть, тебе даже понравится. Тот факт, что Валентайн улыбался самым очаровательным образом, отнюдь не умалял ее опасений: брат был исключительно опасен именно тогда, когда старался очаровать. – Ладно, говори, – вздохнула Эва. – Год назад я вложил немалую сумму в «Хартс-Фолли», – сообщил герцог. – И я хочу, чтобы ты взяла на себя надзор. – Но почему я? Какой из меня надзиратель? – Ты будешь просто считать деньги, чтобы знать точно, правильно ли Харт их расходует. Ты же любишь бухгалтерские книги и аккуратные ряды цифр! Печально, но это действительно было так. Эва с детства обожала математику именно за то, что там все строго подчиняется правилам. – А что до того, почему именно ты… так ведь ты моя сестра, единственный человек, кому я могу полностью доверять, – сказал Валентайн, просто и отчасти даже обезоруживающе. – А еще я не хочу, чтобы об этом маленьком дельце пронюхали мои деловые партнеры. – Почему? Это незаконно? – Что-то ты слишком подозрительна! Не знай я тебя как облупленную, мог бы задуматься, кто это так на тебя повлиял? – Вэл! Внезапно он оказался прямо перед ней и взял за руки, а это для Валентайна означало, что дело исключительно для него важное: обычно брат избегал чужих прикосновений. – Ты нужна мне, Эва! Ты сделаешь это для меня? Пожалуйста! Право же, все было ясно уже в тот момент, как он появился в ее спальне. – Да… Тем временем в Корнуолле… – Вот уж не знаю, – сказала Феба и, раскинув руки, самым бесцеремонным образом плюхнулась на постель, – насколько удачной была идея познакомить моего брата и твоего отца? – Почему ты так говоришь, моя дорогая женушка? – спросил Джеймс. Ах как же ей нравилось слышать, как он произносит это своим низким, рокочущим голосом: «жена», «женушка»! И поскольку они сочетались браком только нынешним утром, это Фебе было еще непривычно и очень волнительно. Но, слава богу, наконец-то наступил вечер. День прошел в треволнениях и торжествах, в присутствии ее родных и всего семейства Тревельон, и устала она смертельно! Они решили пожениться в Корнуолле, в городке близ фамильного дома Тревельонов, в котором имелась неотапливаемая церквушка в нормандском стиле. Весь город высыпал полюбоваться свадебными торжествами – не таким уж частым событием у местных жителей. Что уж говорить про свадьбу, где присутствовали настоящие герцог и герцогиня – такое случается вообще раз в сто лет! – Я слышала, как Максимус и мистер Тревельон говорили о лошадях, уединившись в укромном уголке, сразу после свадебного завтрака. И вот что я тебе скажу: такой голос бывает у Максимуса, когда он что-то затевает, – неодобрительно заметила Феба. – И что это может быть? – спросил Джеймс, каким-то образом оказавшись почти без одежды, когда начал покрывать поцелуями ее шею. Феба запрокинула голову, чтобы ему было удобнее. – Думаю, решил покупать лошадей у твоего отца, или тоже заняться их разведением, или еще куда-нибудь сунуть свой нос. Ты же знаешь: Максимус мастер строить планы. – Знаю, – принимаясь расшнуровывать ее подвенечное платье, ответил Джеймс. – Однако мне кажется, что на сегодня о Максимусе достаточно. В нашу брачную ночь можно заняться чем-нибудь поинтереснее.