Неожиданно открылась дверь, в комнату вошла девушка с горшком герани в руках, поставила на журнальный столик. — Карина, я же просил другой, — несколько недовольным тоном сказал Погребняк, — впрочем, все равно! — Тетя очень любила герань! А вы же обещали, тетю!.. — жалобным голосом воскликнула девушка. — Ладно, ладно, идите, — отмахнулся Погребняк и, дождавшись ее ухода, повернулся к Северину, — видите, что делается? Третью неделю донимает! А как прикажете мне работать, если я эту герань с детства терпеть не могу! Теперь вы понимаете, зачем нужны различные способы? — А что, тетя материализуется прямо здесь, в кабинете? — спросил Северин. Он очень старался, чтобы в его голосе не прозвучало ни капли иронии, да видно перестарался, интонация вышла какая-то испуганная. — Тетя подождет, куда ей спешить, у нее вечная жизнь впереди, да и нельзя ее сюда сразу пускать, она вас испугается, пусть пока по улице побродит, к людям попривыкнет. Но цветок все же нехорош! Листочки мелкие. Я хотел вам показать, как в одном-единственном листочке отражается вся структура мира, все связи между элементами, в том числе и с душой человека, которого мы собираемся воскресить, да, боюсь, вы не разглядите. Ладно, будем использовать цветок просто как канал передачи информации воскрешаемому. Давайте, сосредотачивайтесь вместе со мной, представьте, как вы кидаете семечко в землю, как оно прорастает, представьте движение соков в растении от корней к стеблю, по стеблю к листочкам, к цветочкам. Вкладывайте в это движение свой призыв к воскрешаемому, а я еще дополнительно вложу информацию для него. Вот, есть контакт! Он чувствует, что мы готовы ему помочь, вот он сам включился в работу! Сосредотачивайтесь, Евгений Николаевич, концентрируйтесь, я чувствую, что ваше внимание рассеивается! — Тяжело с непривычки, — сказал Северин, — да и далек я, знаете ли, от земледелия, дачу, огород, как вы герань, с детства не любил. Я когда вижу цветок, то представляю не движение соков в нем, а перекопку земли и прополку сорняков. Вот если бы было какое-нибудь живое существо, ну там собака… — Тут вы абсолютно правы! Присутствие живого существа, представителя животного мира очень помогает! Лучше всего, конечно, лев, царь зверей. Катрина! — крикнул он. — Не надо льва! — поспешил остановить его Северин. — Как скажете! Катрина, принесите, пожалуйста, воды, обычной, тибетской, не заряженной. Немедленно перед Севериным очутился высокий стакан с ледяной водой. Он с удовольствием выпил, вода была необычайно вкусна. — Поймите меня правильно, Юрий Павлович, мой интерес носит, так сказать, теоретический, умозрительный характер, — сказал он, промокнув губы платком, — вот вы сказали лев, лев зверюшка редкая и кровожадная, а вот если, к примеру, орел. — Оре-ел, — протянул Погребняк, — вы, Евгений Николаевич, удивительным образом попадаете всегда в самую точку. Орел — он даже лучше льва! Во-первых, орел владеет искусством телепортации. Вы вряд ли видели вживую, как орел камнем падает на землю, но, наверно, видели по телевизору. Он как бы ударяется о землю, отталкивается от нее и взмывает вверх с той же огромной скоростью. Так вот, австралийские ученые однозначно показали, что орел в таких случаях вообще не касается земли, орел, предвидя будущее и зная, куда он полетел бы после удара, сразу телепортирует себя в нужное место, — Погребняк жестом остановил порывавшегося что-то сказать Северина и с воодушевлением продолжил: — Так мы подошли к другой важнейшей особенности орла, к его способности сканировать пространство будущих событий. Первый импульс у него идет от перьев, не самый подходящий излучатель, ведь перья могут выпадать, не так ли, но тем не менее это неоспоримый, научно установленный факт. Второй импульс идет от глаз, недаром говорится об орлином зрении. Эти два импульса интерферируют, и полученный сложный импульс используется для сканирования времени. Орел передает сигнал в будущее. Вы передаете орлу, орел воскрешаемому. Тем самым вы усиливаете эффект. Имеется и обратная связь — орел передает сигнал вам, вы знаете, что может произойти, и тем самым корректируете воздействие. При необходимости, вы посылаете орла вперед, и он вытягивает воскрешаемого. У Северина голова пошла кругом. Достаточно для первого раза, подумал он, но все же, собравшись с силами, задал последний, намеченный заранее вопрос. — Имеет ли какое-нибудь значение дата воскрешения? Нет-нет, я прекрасно понимаю, что есть дни, когда звезды благоприятствуют тому или иному делу, а есть дни, когда не благоприятствуют. Но вот применительно к воскрешению есть ли какие-нибудь особенные дни? Скажем, та же Пасха… — Лучший день! — усмехнулся Погребняк. — Знаете, Евгений Николаевич, я не могу отделаться от ощущения, что вы меня в чем-то подозреваете, что все ваши вопросы имеют какой-то подтекст. Вот только эти подтексты никак не складываются в цельную картину. Возможно, у вас самого нет в голове этой картины или вы нарочно ее искажаете, мне трудно определить. Беда от излишнего знания! Вполне возможно, что если бы я просто слушал то, что вы говорите, не сканируя одновременно ваши мысли, я бы давно разгадал вашу загадку. Как бы то ни было, зря вы так, Евгений Николаевич, я ведь ни в чем не виноват. Я много лет чту Уголовный Кодекс, как говорил один известный литературный персонаж. Я ведь к вам всей душой, сколько своих тайн открыл! Мы провели вместе всего два часа, а я навсегда проникся к вам симпатией и уважением. Чем мне доказать вам свою добрую волю? Хотите, я ваше будущее просканирую? — Северин отрицательно покачал головой. — Не хотите. Может быть, и правильно. Я незадолго до вашего прихода заглянул в свое, всего-то на пару дней вперед и… Ладно, не обо мне речь. Давайте, я вам сделаю диагностику вашего автомобиля, дистанционную. Заодно посмотрите, как магик работает. От такого предложения Северин не мог отказаться. Дело было даже не в трепетном отношении любого настоящего автомобилиста к своему железному коню. Но когда малознакомые люди вдруг настойчиво начинают поминать твою машину, это наводит на невеселые мысли. Он согласно кивнул головой. Погребняк взмахнул рукой, и кристалл на столе засветился мягким ровным светом. Затем внутри него замелькали какие-то сложные геометрические фигуры, которые можно было принять за что угодно, узлы и агрегаты автомобиля занимали в этом списке далеко не последнее место. — На таком ездить — себя не уважать, — проворчал Погребняк, внимательно всматривавшийся в калейдоскоп картинок. — Ездит! — с некоторой обидой сказал Северин. — Ездит, до ближайшего поворота налево. У вас левая рулевая тяга на сопле держится, враз отлетит, — вынес вердикт Погребняк, — правая шаровая, дай Бог, километров пятьсот протянет, если в колдобину не попадете, впрочем, не попадете, а о том, что масло надо чаще менять и за уровнем тормозной жидкости надо следить, это вам завтра в автосервисе скажут. — Так почините, жестом доброй воли, — подавляя улыбку, сказал Северин, — вам же это как два пальца… — Не починю, нарочно не починю! — теперь уже в голосе Погребняка звучала обида. — Скажете потом, что я все это придумал, все-то у вас и так было в порядке, кроме, конечно, масла и тормозухи. Нет, вы эвакуатор вызовите, непременно эвакуатор, пусть вам автослесаря все растолкуют. — Но починить все же можете, — уточнил Северин. — Могу! Легко! — с легким раздражением ответил Погребняк. — Значит, и сломать можете? — иезуитски спросил Северин. — Не могу! — воскликнул Погребняк. — То есть, конечно, могу, но никогда этого не делаю. Даже в шутку, даже для демонстрации своих возможностей. Понимаете ли, Евгений Николаевич, зло истощает, необратимо истощает, а мой дар — это все, что у меня есть. — Что ж, берегите себя, Юрий Павлович, — сказал Северин, подымаясь, — еще раз спасибо и — до свидания. Мне кажется, что мы с вами еще увидимся. — Увидимся, вы представить себе не можете, как скоро мы увидимся, — ответил ему Погребняк, пожимая протянутую руку. Глава 13 Стрельба по живым мишеням Москва, 6 мая 2005 года, 4 часа дня Северин стоял на высоком крыльце особняка и недоуменно оглядывал улицу: где ласточка?! За разговором с Погребняком он как-то забыл, что приехал сюда на чужой машине, более того, был уверен, что академик из окна видел, как и на чем он подъехал, поэтому и позволил себе злобные выпады и гнусные намеки в адрес его ненаглядной. Он и о Сечном забыл, до того тот тихо и незаметно просидел в углу кабинета все время разговора, да и сидел ли он там вообще? Поэтому Северин с некоторым удивлением воззрился в лицо человека, мягко тронувшего его за локоть и сделавшего приглашающий жест к Октавии. «Ах да!» — встряхнулся он и спустился по ступеням. «Умная» машина, тихо урча, прогревала внутренности и не желала срываться с места. Северин погрузился в раздумья. Что-то не то творилось у него в голове, быстро мелькали обрывки фраз и фрагменты картинок, на какое-то мгновение он даже подумал, что это связано с последним выпитым стаканом воды, ох, непростая это была вода! Но потом сообразил, что подсознание сигнализирует ему, что он что-то упустил, на что-то важное не обратил внимания. Он принялся перебирать обрывки и фрагменты, примеряя их один к другому, пытаясь сложить пазл. Наконец, машина соизволила тронуться и тут же резко остановилась, едва не ткнувшись носом в асфальт. Перед капотом промелькнул высокий изломанный силуэт, чем-то похожий на огородное пугало — на кресте тела свободно болтались какие-то обноски. Но общение с Погребняком не прошло даром, Северин увидел не пугало и даже не человека, а привидение или, тьфу-тьфу-тьфу, ожившего мертвеца. — Да откуда же ты взялся! — вторил его мыслям возмущенный возглас Сечного. — Как из-под земли выскочил! Эй, ты куда? — и озадаченно: — Растворился. «Да шут с ним!» — подумал Северин и вернулся к своей картинке. Наконец, сложился ключевой фрагмент: письменный стол, на нем развернутый фолиант, рядом стопка книг с золотыми обрезами, которые странно сочетались с белесыми обертками из кальки. Сколько же их было? Северин напряженно сфокусировал взгляд, принялся считать. Семь! «Надо бы вернуться!» — подумал он и оглянулся вокруг. К его удивлению, отъехали они совсем недалеко, по сути, никуда не отъехали, только, подчиняясь одностороннему движению, развернулись на параллельную Пятницкую и там почему-то притулились к обочине. Сечной, казалось, тоже пребывал в некоторой прострации. — Евгений Николаевич, я тут вспомнил, мне надо срочно на работу заскочить, это тут близко, а вы спешите, так берите мою машину и — поезжайте! — истерично вскрикнул он. — Нет, Александр Борисович, мы по-другому поступим, — твердо сказал Северин, — мы сейчас вместе вернемся в особняк господина Погребняка. И — быстро! — щелкнул кнут. Сечной подчинился немедленно и даже с охотой. Яростно сигналя, он резко бросил машину в движущийся поток и через пару минут остановился на неостывшем еще месте у блестящего серым мрамором крыльца. * * * Леха едва увернулся от машины. Господи, откуда же она взялась?! Ведь смотрел по сторонам, пустая улица была! Ох, что-то не то с головой! И в глазах мутится, и ноги ватные, худо, совсем худо! В ту ночь он едва добрел до квартиры, где обретались кореша. Хорошие они все-таки мужики, не задавали глупых вопросов, не пеняли, что ни разу не зашел после освобождения, косячок дали, полегчало. А днем, когда проснулся, еще и таблетку дали. Сказали: кислота. Это еще лучше. От косячка у него в горле першит и сразу кашель начинается, а тут, наоборот, грудь расправилась, по жилам не водица заструилась, а самая настоящая кровь, достало сил, чтобы добраться до особняка Юрия Павловича. Там все было тихо, ни встревоженных толп, ни суматохи, несколько женщин в черном что-то оживленно обсуждали, собравшись в кружок на тротуаре, это как обычно, изредка какие-то люди поднимались по крыльцу, звонили в дверь, что-то говорили в переговорное устройство, большинство уходило несолоно хлебавши, но некоторых пускали вовнутрь, так и раньше было при Юрии Павловиче. Он совсем собрался уж подойти к дверям, переговорить с охранником, с тезкой, расспросить, как да что, но тут железные ворота поползли в сторону, и на улицу высунулась широкая глазастая морда мерседеса Юрия Павловича. Сильно затемненные стекла скрывали внутренность салона, да и далековато было, метров, наверно, пятнадцать, но Леха вдруг ясно увидел внутри сидящего Юрия Павловича, целого, невредимого, немного задумчивого. Кто бы раньше сказал, что можно вот так видеть сквозь темные стекла, он бы не поверил, такое только Юрию Павловичу было под силу, а вот и ему удалось, или научился чему. Больше он ни о чем не мог думать, он как-то сразу и ясно понял все, что произошло, точнее говоря, то, что произошло в том проклятом доме. В голове заклубились ватные черные тучи, пошли кругом, сгущаясь в середке, образовавшийся шарик не рос в размере, а, наматывая на себя тучи, почему-то становился все меньше и плотнее, и вот он вдруг вспыхнул ярким светом, ударил по глазам, нырнул в ствол позвоночника, прошил его сверху донизу, нашел лазейку в правую ногу, скатился вниз, прожег дыру в каблуке и ушел в землю, унеся с собой все мысли и силы. Правая нога после такого не хотела идти, он переставлял ее руками, согнувшись в три погибели, но он дошел. Потом он рассказал корешам все. Нет, они над ним не смеялись, они отличные мужики, они все сразу поняли, не только то, что произошло в том проклятом доме, но и до этого. Развели тебя, как лоха, сказали они, ты им всю работу сделал, а тебя кинули, так только фраера поступают, не по понятиям это. Он и сам знал, что не по понятиям, он бы так никогда не поступил. Что было потом, он не очень хорошо помнил. Налили стакан, он выпил, налили еще один, он и его выпил, не оттого, что хотелось забыться, просто брюхо почему-то отказывалось еду принимать, а водку принимало, и вроде бы сил прибавлялось. Вчерашний день как-то выпал, или он его проспал? Не помнит. А сегодняшним утром его растолкали и дали пистолет. Извиняй, сказали, что дрянной, но за те деньги, что ты дал, лучше не достать. Пользоваться-то умеешь? Конечно, умеет, сейчас любой умеет, другое дело, что не приходилось. Он все хорошо продумал: как войдет, что скажет, что сделает. Но мерное покачивание вагона метро почему-то навеяло мысль о матери, как она там, как будет жить после, нехорошо, что так и не увиделся с ней, домой, конечно, нельзя, но можно было посторожить на улице, когда она пойдет в магазин. Так задумался, что не заметил, как вышел из метро, как ноги сами понесли к особняку, к главному входу, куда ему было нельзя. Визг тормозов привел его в чувство, подхлестнул, он юркнул в проход между домами, остановился, отдышался. Господи, как же ему худо! А дальше все пошло по плану. У заднего входа в особняк охраны не было, Юрий Павлович никого не боялся, он только не любил, когда ему досаждают всякие ненормальные, а от таких достаточно было запертой крепкой двери. Главное, чтобы засов изнутри не заложили, но женщины этим пренебрегают. Каринка как-то сломала себе при этом ноготь, после этого и пренебрегают, сломанных ногтей женщины боятся больше, чем мышей. А у Юрия Павловича только женщины работают, не считая трех сменных охранников и шофера, да вот он еще иногда помогал по хозяйству. Но если вдруг с какого переляку засов задвинули, так он через маленькую дверцу у самой земли пролезет. Ему объяснили, что когда-то очень давно, когда, наверно, этот особняк построили, там был угольный погреб. Зачем хранить уголь в погребе? Уголь же не портится. Сейчас там склад, пачки книг, коробки с кассетами, еще какие-то коробки. Потому дверцу и не заделали при ремонте, чтобы удобнее было их сгружать-разгружать. Он для этой дверцы специальный инструмент прихватил, ан и не понадобился, эти шлюхи не заложили-таки засов. Дверь бесшумно распахнулась. Еще бы не бесшумно, он же сам и смазывал, чтобы никакой скрип Юрию Павловичу не мешал. Он прошел по узкому коридору, осторожно выглянул из-за широкой центральной лестницы. Охранник сидел спиной к нему, уставившись в экраны трех маленьких телевизоров, которые показывали, что делается на крыльце и на улице. Федор, из новеньких, после него появился, выслуживается по началу, с женщинами лясы не точит, бдит. Строгий, как гаркнет через матюгальник, так каждый поймет, что посторонним мимо него ходу нет. А он пройдет, тихонько. Не удалось. Едва поднялся на три ступеньки, как снизу строгий голос: «Эй, ты кто? Ты куда?» Обернулся. «А, это ты, Леха. Ты это чего, Леха?» Голос какой-то растерянный. И присел испуганно. С чего это Федор вдруг? Ах да, пистолет у него в руках увидел. Как, оказывается, просто испугать человека. Вот только когда он его достал? И зачем? Он же хотел сначала поговорить с Юрием Павловичем, сказать ему все, что он думает, а уж потом… Он побежал вверх по лестнице. Перед кабинетом Катринка с Каринкой бросились было ему наперерез, но, увидев пистолет, отлетели к дальней стене. Какая, однако, удобная штука! А вот Юрий Павлович его приходу, казалось, нисколько не удивился. И не испугался. Он за столом сидел и что-то быстро писал, заглядывая в лежавшую перед ним книгу. — Это ты, Алексей, — сказал он, не поднимая головы, — я давно почувствовал, что ты подходишь, у меня посетители были, пришлось их быстренько спровадить. Присаживайся, я сейчас освобожусь. Он не сел, наоборот, сделал несколько шагов вперед и встал посреди комнаты, прямо против стола. Юрий Павлович отложил, наконец, ручку и поднял глаза. — Если хочешь держать эту игрушку в руках, держи. Я ее все равно заблокировал. Но лучше спрячь, так товарищи не разговаривают. — Какие мы товарищи! — Ты никак в обиде на меня за то, что случилось. Ты не прав. Я здесь ни при чем. Я просто не успел помешать тем, другим, которые с нами в ту ночь были. Запаниковали они, ну и… Я в этот момент, как ты помнишь, в комнате был, а с тобой в коридор вышел тот, который помоложе. Тяжелая у него рука оказалась, я слышал только, как череп у тебя треснул, а когда выбежал из комнаты, ты уж не дышал и сердце не билось. Я мог тебя, конечно, сразу оживить, но сам понимаешь, что могло дальше последовать. Еще хуже могло статься. Они хотели тебя отвезти подальше, бросить на дороге и переехать на машине, изобразив обычное дорожное происшествие. Но я им посетовал тебя тут же в карьере закопать, нарочно посоветовал, потому что это самый верный путь к воскрешению. И распорки вокруг головы твоей поставил, чтобы, когда ты в себя придешь, тебе земля в рот и легкие не набилась. Ведь не набилась? Вот видишь! Только отъехали, я сразу импульс послал, ты и встал. Голова больше не болит? — добрым голосом спросил Юрий Павлович. — Ты сходи на всякий случай на рентген. У тебя трещина была в черепе двенадцать сантиметров, должна была вся затянуться без следа, но ты все же проверься. — Я вам не верю, — сказал он. — Чему не веришь? — изумился Юрий Павлович. — Тому, что я тебя воскресил? Или тому, что я тебя от болезни вылечил? Сам знаешь, сколько тебе врачи оставили, да и тут лукавили, они всегда надбавляют. А ты уже на пути к полному выздоровлению. Только не забывай концентрироваться и цифры повторять, и еще капли принимай. Или ты забыл? Конечно, забыл. И сразу чувствовать себя стал хуже. Так ведь? Вот видишь! Сейчас все сделаем, мы тебя быстро в норму приведем. — Я вам не верю, — упрямо повторил он, — вы меня обманули. — Опять двадцать пять! — воскликнул Юрий Павлович. — Да в чем я тебя обманул? — Вы сказали, что те книги вам для доброго дела нужны, а сами все из-за денег. Как все, — сказал он, — вы меня их украсть подговорили, а сами их за границу продали. — Что за чушь! Какая заграница! — опять воскликнул Юрий Павлович. — Да вот они, эти книги! — он показал рукой на стопку книг с золотыми обрезами на столе. — Узнаешь, надеюсь?