Вздрогнув, Босх глянул через плечо и увидел мужчину в зеленом рабочем комбинезоне. Мужчина стоял, разведя руки в стороны. В такой позе обычно стоят люди, желающие узнать, что за хрень тут творится. Босх вскочил на ноги. — Э-э-э… прошу прощения, — сказал он. — Lo siento[7]. Он попробовал отряхнуть руки, но безуспешно: лишь размазал по ладоням жирную землю. Мужчине было за пятьдесят. У него были седеющие волосы и густые широкие усы под стать плотной коренастой фигуре. Над карманом рубашки у него была овальная нашивка с именем Хавьер. На мужчине были солнцезащитные очки, не скрывавшие гневного взгляда. — Я хотел взглянуть… — начал Босх. Повернувшись, он указал на нижний край колонны и продолжил: — Э-э-э… los nombres? Под, э-э-э… debajo la tierra? — Дурень, я знаю английский. Говоришь, хотел взглянуть на имена под землей? Всю клумбу мне испоганил. Сам хоть понимаешь, что творишь? — Простите, я искал имя. Имя художника, одного из тех, кто основал этот парк. — Их много было. Хавьер подошел к колонне, присел на корточки — там же, где только что был Босх, — и принялся прикапывать вырванные циннии, действуя гораздо аккуратнее, чем Гарри. — Лукас Ортис? — спросил он. — Нет, второе. Это женщина, Габриела Лида. Она еще жива? — А кто интересуется? — Я частный сы… — Кто, спрашиваю, интересуется? Со второго раза до Босха дошло. — Если поможете, я заплачу за вашу клумбу. — Сколько дашь? Пора было лезть в карман за деньгами, но Босху не хотелось пачкать одежду. Глянув по сторонам, он увидел в центре парка фонтан, выложенный кафельной плиткой, и сказал: — Погодите. Подошел к фонтану, сунул руки в воду и смыл грязь. Стряхнул капли, залез в карман, пересчитал наличность и решил, что оставит одну двадцатку себе, а остальные три отдаст Хавьеру. Возвращаясь к нему, Босх надеялся, что купит за шестьдесят долларов что-нибудь посущественнее, чем слова «Она умерла». Было бы весьма неприятно узнать, что Габриела Лида давно покоится в земле, как и ее имя на колонне. Когда Босх подошел к Хавьеру, тот покачал головой и сказал: — Ну вот, теперь и фонтан испортил. Земля попадет в фильтр, тот забьется, а чистить кто будет? — У меня тут шестьдесят баксов, — сказал Босх. — Хватит и на клумбу, и на фонтан. Где найти Габриелу Лиду? Он протянул Хавьеру деньги, и тот схватил их грязной рукой: — Она тут работала. Руководила всем коллективом. Но теперь на пенсии. Говорят, по-прежнему живет в «Ринко». — Где-где, на рынке? — не понял Босх. — В «Ринко», cabrón. Это жилой комплекс, чувак. Вон там, на Ньютон-Хилл. — Фамилия у нее прежняя? Лида? — Да, прежняя. Это Босх и хотел услышать. Он вернулся к машине и через десять минут стоял у главного входа в огромный и неплохо ухоженный жилой комплекс с бюджетными квартирами. Все здания были выдержаны в старинном стиле и напоминали глинобитные домики. Босх прочел список жильцов у входа и вскоре уже стучался в свежевыкрашенную зеленую дверь. В одной руке у него была картонная папка — та, что ему дали в мастерской «Флэшпойнт графикс». Вторую руку он поднял, чтобы постучать снова, но не успел. Дверь открылась. За ней неподвижно, будто изваяние, стояла женщина. Босх прикинул, что ей по меньшей мере лет семьдесят, но выглядела она моложе. Кожа у нее на лице все еще была гладкой, скулы резко очерчены, глаза чернее черного, а волосы длинные и серебристые. В ушах у женщины были серьги из полированной бирюзы. Босх медленно опустил руку. Прошло очень много лет, но он не сомневался, что перед ним та самая женщина, которую он видел на фотографии. — Да? Вы заблудились? — спросила она. — Не думаю, — ответил Босх. — Вы Габриела Лида? — Да, это я. Что вы хотели? Холлер говорил Босху, чтобы на месте тот сам решал, как себя вести. Что ж, этот момент настал, и у Босха не было ни времени, ни желания играть в игры с этой женщиной. — Меня зовут Гарри Босх, — сказал он. — Я частный детектив из Лос-Анджелеса. Ищу дочь Доминика Сантанелло. Услышав это имя, женщина вздрогнула. Взгляд ее стал пронзительным. Теперь в нем читались любопытство и тревога. — Дочь со мной не живет. Как вы узнали, что Доминик — ее отец? — Начал собирать по нему информацию и вышел на вас. Позвольте, я вам кое-что покажу. Босх поднял папку, снял с нее резинку, раскрыл и повернул к Габриеле. Он держал папку, как нотную запись, а сам застыл, словно пюпитр, чтобы женщина могла рассмотреть фотографии одну за другой. Наконец она взяла снимок, на котором была запечатлена с ребенком на руках. У нее перехватило дух. В глазах у нее стояли слезы. — Их сделал Ник, — прошептала она. — Я вижу их впервые. Босх кивнул. — Пленка была спрятана у него в фотоаппарате, а тот много лет пролежал на чердаке, — сказал он. — Как зовут вашу дочь? — Мы назвали ее Вибианой, — ответила Габриела. — Ник так захотел. — Потому что так звали его мать. Она отвлеклась от фотографии, посмотрела ему в глаза и спросила: — Кто вы? — Если позволите войти, я вам все расскажу, — сказал Босх. — Это долгая история. Замешкавшись на мгновение, Габриела отступила в сторону, чтобы впустить его в дом. Босх начал с объяснений. Рассказал, что его нанял человек, пожелавший перед смертью узнать, был ли у него ребенок. Этим ребенком оказался Доминик Сантанелло. Габриела понимающе кивнула. Следующий час они просидели в маленькой гостиной, и Босх выслушал историю недолгой любви Доминика и Габриелы. Эту же историю, но под другим углом рассказал ему Хэлли Льюис из Таллахасси. Габриела познакомилась с Домиником в оушенсайдском баре. Поначалу она хотела пробудить в нем интерес к собственным культурным корням, воскресить его национальную гордость. Но вскоре эта цель отошла на второй план. Между Габриелой и Домиником вспыхнула страсть, и они стали встречаться. — Мы всё думали, как будем жить, когда он вернется с войны, — говорила Габриела. — Строили планы. Ник хотел стать фотографом. Мы собирались устроить совместный проект на границе с Мексикой. Он отвечал бы за фотографии, я — за рисунки. Она узнала, что беременна, когда Доминик заканчивал учебу в Пендлтоне и ждал отправки во Вьетнам. Время было нервное. Он то и дело говорил, что сбежит из ВМС и останется с Габриелой. Всякий раз Габриела его отговаривала. И страшно пожалела об этом, узнав, что Доминик погиб в чужой стране. Она подтвердила, что Сантанелло дважды тайком прилетал в США, когда во Вьетнаме ему давали увольнение. В первый раз — чтобы присутствовать на открытии Чикано-парка, во второй — чтобы взглянуть на малышку-дочь. Те четыре дня в «Дель Коронадо» были единственными, что семья провела вместе. Снимки, которые Босх показал Габриеле, были сделаны после импровизированной «свадьбы» на пляже. Церемонию провел их знакомый художник: он имел духовный сан в мексиканской секте под названием «Брухерия». — Смеха ради, — пояснила она. — Мы думали, что поженимся по-настоящему в конце года, когда Ник вернется с войны. Босх спросил, почему Габриела после смерти Сантанелло не пробовала связаться с его семьей. Она сказала, что боялась, как бы родители Доминика не отобрали у нее ребенка. — Я жила в barrio, латинском квартале, — объяснила Габриела. — Денег у меня не было. Они бы выиграли суд и забрали у меня Вибиану. Такого я не пережила бы. Босх вспомнил историю другой Вибианы — той, что приходилась бабушкой дочери Габриелы. Но говорить об этом он не стал. Вместо этого разговор плавно перешел к вопросам о младшей Вибиане: как сложилась ее жизнь и где ее искать. Габриела сообщила, что дочь ее пошла по стопам матери, но стала не художником, а скульптором и сейчас живет и работает в Лос-Анджелесе, в Даунтауне, в так называемом районе Искусств. Когда-то, но не теперь Вибиана была замужем. А главное, у нее подрастал девятилетний сынишка от первого брака. Мальчика звали Хильберто Веракрус. Тут-то Босх и понял, что нашел еще одного наследника. У Вэнса был правнук, но старик даже не подозревал о его существовании. Глава 27 Бюро статистики и актов гражданского состояния округа Сан-Диего закрывалось в пять часов. Босх вбежал в его двери в 4:35. К счастью, у окошка с надписью «Свидетельства о рождении, смерти и смене имени» не было очереди. Босху требовался один-единственный документ. Если успеть до закрытия, не придется ночевать в Сан-Диего. Выходя из жилого комплекса «Ринко», Босх был на сто процентов уверен, что Вибиана и Хильберто Веракрус — прямые потомки Уитни Вэнса. Если удастся это доказать, они будут первыми в очереди на наследство. Разумеется, ключом ко всему будет генетический анализ, но в дополнение Босх хотел собрать юридические документы, чтобы судья охотнее пришел к верному выводу. Габриела сказала, что в свидетельстве о рождении ее дочери указано имя Доминика Сантанелло. Такие подробности прекрасно дополнят пакет доказательств. Встав у окошка, Босх назвал имя Вибианы Сантанелло, дату рождения и запросил заверенную копию свидетельства. Дожидаясь, пока все найдут и распечатают, он думал о других открытиях, сделанных во время разговора с Габриелой. Босх спросил, как она узнала, что Сантанелло погиб во Вьетнаме. Габриела ответила, что не получала от него писем целую неделю — такое случилось впервые за всю его службу — и сердцем поняла, что Ник мертв. Ее предчувствия подтвердились самым печальным образом, когда она увидела заметку в газете — о том, как при крушении вертолета во Вьетнаме Южная Калифорния понесла тяжелейшую утрату. Все морпехи на том вертолете были калифорнийцами и до отбытия на войну размещались на военно-воздушной базе ВМС «Эль-Торо» в округе Ориндж. Единственный санитар, также погибший, вырос в Окснарде, а позже проходил подготовку в лагере «Пендлтон» в Сан-Диего. Еще Габриела рассказала, что на одной из фресок в Чикано-парке есть и Доминик. Она сделала этот рисунок много лет назад. Фреска называлась «Лицо героев» — одно лицо, составленное из черт нескольких мужчин и женщин. Босх вспомнил, что видел этот рисунок, когда бродил по парку. — Вот, пожалуйста, сэр, — сказала работница архива. — Платить в окошке слева от вас.