— Вполне возможно, — согласился Босх. — И делаю это с большим удовольствием. Вы не представляете, Кретин, как приятно арестовать такого напыщенного засранца. — Я выйду отсюда через пятнадцать минут. — Вы же знаете, как вас прозвали в УПЛА? Пошли, Кретин. Босх кивнул полицейскому за плексигласовой перегородкой. Тот нажал кнопку, и дверь открылась. Босх проводил Крейтона в обезьянник и передал в руки дежурного по тюрьме. Заполнив бланк рапорта об аресте и убрав пистолет в шкафчик для личных вещей, он отвел дежурного в сторонку и велел не торопиться, когда Крейтон изъявит желание позвонить адвокату. Последний взгляд он бросил на Крейтона, когда того закрывали в одиночной камере. Дверь камеры была хорошая, железная. Конечно, Крейтон пробудет там недолго, но Босху хватит времени, чтобы отправиться на юг, не волнуясь о слежке. Он решил отложить разговор с Идой Форсайт на завтра. Выехал на шоссе 5, ведущее к Сан-Диего, и задумался, не сделать ли остановку в Ориндже. Взглянул на часы, произвел в уме некоторые подсчеты и позвонил дочери. Звонок, как обычно, тут же переключился на голосовую почту. Босх сказал, что будет проезжать мимо где-то между половиной первого и часом дня, после чего предложил пообедать или выпить кофе, если у Мэдди будет время и настроение. И добавил, что им нужно кое-что обсудить. Через полчаса, когда Босх проезжал Даунтаун, Мэдди перезвонила. — Едешь по шоссе пять? — спросила она. — И тебе привет, — ответил Босх. — Да, так. Пробок почти нет, так что буду в твоем районе ближе к четверти первого. — Да, я не прочь пообедать. Что ты хотел обсудить? — Поговорим за едой. Где-то встретимся или мне тебя забрать? От шоссе до студгородка было пятнадцать минут езды. — Я сегодня так удачно припарковалась… Может, заберешь? — Конечно, я же только что предложил. Где будем обедать? — Есть одно местечко на Болса-авеню. Давно хотела попробовать тамошнюю кухню. Босх знал, что улица эта находится вдали от студгородка, в центре района под названием Маленький Сайгон. — Ого! — ответил он. — Далековато от университета. Ехать за тобой, потом туда, потом обратно… Долго получается. Мне нужно… — Ладно, сама приеду. Встретимся на месте. — Может, сядем где-нибудь поближе, Мэдс? Там, наверное, вьетнамская кухня. Ты же знаешь, что я… — Пап, уже полвека прошло. Просто сядь и съешь, что принесут. Не будь таким расистом. На какое-то время Босх задумался, формулируя ответ. Наконец заговорил: спокойно, хотя внутри весь кипел. Крейтон, Москит, остальное… Слова Мэдди стали последней каплей. — Мэдди, расизм тут ни при чем. И очень не советую разбрасываться такими обвинениями, — произнес он. — Во Вьетнаме я был в твоем возрасте. Воевал, чтобы защитить вьетнамцев. Пошел добровольцем. Ну что, я расист? — Все не так однозначно, пап. Правильнее сказать, ты воевал против коммунизма. В любом случае незачем делать из мухи слона. Это всего лишь еда. Босх молчал. В жизни его бывали времена, о которых он не хотел рассказывать дочери. Например, все четыре года в армии. Мэдди знала, что он воевал, но Босх никогда не говорил с ней о подробностях службы в Юго-Восточной Азии. — Видишь ли, во Вьетнаме я целых два года питался такой едой, — сказал он. — Каждый день на завтрак, обед и ужин. — Почему? На базу не привозили обычных американских продуктов или что? — Привозили, но мне нельзя было их есть. Иначе меня бы учуяли в подземном ходу. Нужно было пахнуть так же, как они. Теперь настала ее очередь молчать. — Я не… то есть… что ты имеешь в виду? — наконец спросила Мэдди. — Ты пахнешь тем, что съел. В замкнутом пространстве. Запах исходит от кожных пор. По службе мне нужно было забираться в подземные ходы. И мне не хотелось, чтобы враг узнал, что я рядом. Поэтому я питался их едой, ежедневно, три раза в день. И больше не могу. Вспоминается всякое, понимаешь? Мэдди ничего не говорила. Положив руки на рулевое колесо, Босх барабанил пальцами по кожуху приборной доски и жалел, что позволил себе выговориться. — Давай-ка отложим обед до следующего раза, — сказал он. — Приеду в Сан-Диего пораньше, сделаю свои дела, а завтра поеду обратно. Может, пообедаем или поужинаем. Или даже позавтракаем, если повезет и успею сделать все до вечера. Завтракать Мэдди любила даже больше, чем обедать или ужинать. А в Старом городе рядом с университетом было полно мест, где подавали отличный завтрак. — Утром у меня занятия, — сказала Мэдди. — Попробуем пообедать или поужинать. — Тебя это устроит? — спросил Босх. — Да, конечно. Но о чем ты хотел поговорить? Босх решил не пугать ее предупреждением, что дело, над которым он работает, может зацепить и ее уютный мирок. Скажет это завтра, при личной встрече. — Это не к спеху, — произнес он. — Утром позвоню. Посмотрим, что у нас получится. Закончив разговор, Босх думал о нем еще целый час, пока не выехал из округа Ориндж. Неприятно было грузить Мэдди подробностями своей прошлой жизни. И нынешней тоже. Как-то несправедливо. Глава 26 Босх медленно, но неуклонно продвигался в сторону Сан-Диего, когда ему позвонил шеф Вальдес. Гарри ждал этого звонка. — Вы упрятали за решетку Крейтона? Заместителя начальника полиции? Судя по тону, Вальдес был в шоке. Вопрос его прозвучал как крик души. — Он больше не заместитель, — сказал Босх. — Он даже не коп. — Какая разница? Представляете, как это скажется на наших отношениях с УПЛА? — Да. Самым наилучшим образом. В УПЛА он никому не нравился. Вы же сами там служили. Все знаете. — Нет, не знаю. И по-прежнему не вижу разницы. В общем, я только что его отпустил. Босх не удивился, но все равно спросил: — Почему? — Потому что ему нечего предъявить, — ответил Вальдес. — Лопес слышал, как вы с ним повздорили. Вы говорите, что он вам угрожал. Он может заявить, что это вы ему угрожали. А на деле вы выясняли, кто кого круче. Ваша версия не подтверждается свидетельскими показаниями. В прокуратуре к этому делу никто и близко не подойдет. Босх догадался, что Лопес — это фамилия дежурного. Приятно было знать, что Вальдес хотя бы взглянул на заявление Босха, прежде чем отпустить Крейтона. — Когда вы выставили его за дверь? — спросил он. — Только что, — ответил Вальдес. — И он был весьма недоволен. Черт возьми, где вы и почему не здесь? — Я веду дело, шеф, и оно не имеет отношения к Сан-Фернандо. Пришлось уехать. — Что ж, теперь ваше дело имеет к нам самое прямое отношение. Кретин сказал, что засудит и вас, и управление. Еще один хороший знак: Вальдес назвал Крейтона так же, как окрестил его личный состав. Босх понял, что шеф полностью на его стороне, и вспомнил про Митчелла Мэрона. Тот тоже грозился подать в суд. — Ну, скажите ему, чтобы занимал очередь. Шеф, мне бы на дорогу смотреть… — Не знаю, что вы затеяли, но давайте-ка поосторожнее, — сказал Вальдес. — От парней вроде Кретина сплошные неприятности. — Вас понял, — ответил Босх. Когда он наконец въехал в округ Сан-Диего, полос на шоссе прибавилось, и вести машину стало проще. В половине третьего Босх, оставив «чероки» под эстакадой шоссе 5, проходящей над Баррио-Логан, оказался в Чикано-парке. Фотографии, что он нашел в Интернете, не передавали всей красоты настенных рисунков. Вживую цвета были сочнее, а образы ярче. Рисунков было не счесть — колонна за колонной, стена за стеной. Куда ни глянь, повсюду фрески. Минут пятнадцать Босх искал рисунок с именами художников. Циннии заметно разрослись. Теперь они закрывали не только перечень имен, но и нижнюю часть фрески. Присев на корточки, Босх раздвинул цветы и стал вчитываться в имена. Казалось, многие фрески созданы совсем недавно. Очевидно, их подкрашивали. Но список за клумбой совсем выцвел, и буквы почти не читались. Босх достал блокнот, решив, что запишет все имена, которые сможет разобрать, — в надежде, что кто-нибудь из этих художников поможет ему найти Габриелу. Тут он увидел, что нижние строчки уходят под почвенный слой клумбы. Отложил блокнот и принялся разгребать землю, с корнем вырывая циннии. Так он, перепачкав руки влажной землей, обнаружил первое имя: Лукас Ортис. Сдвинулся вправо, продолжил раскопки и вскоре нашел имя «Габриела». Разволновался и начал копать быстрее. Как только он счистил грязь с фамилии «Лида», за спиной у него громыхнул голос: — Cabrón![6]