Катрин не была красавицей, но обладала вполне привлекательной внешностью, необычными глазами цвета морской волны и пепельными вьющимися волосами. Ее улыбка была достаточно обаятельна, чтобы привлечь поклонников. Но поклонников у нее было весьма не много. Сказать по чести, их не было вообще. Отец Катрин, барон де Шатори, не желал выезжать с визитами, а его дочь не смела перечить отцу. Те редкие выезды, которые все же иногда случались, Катрин предпочитала сторониться молодых людей, которых она плохо знала. Она вообще трудно сходилась с людьми и ей было проще не иметь знакомств, чем отвечать на заигрывания незнакомцев. Все же подругу Катрин имела. Это была красавица Сюзанна де Лесси, веселая, насмешливая и шебутная. Она вносила искру в дом барона де Шатори, и с ее появлением в замке пробуждались смех и веселье. Катрин всегда с нетерпением ждала Сюзанну, и та являлась, внося с собой свежую струю. Ее синие глаза сияли смехом, а золотистые волосы цвета пшеницы казалось привносили свет солнца даже в самые темные коридоры замка. Сюзанна всегда приносила свежие полевые цветы, т. к. передвигаться она предпочитала пешком, и шла через большой луг, где успевала нарвать целые охапки васильков и ромашек. — Ну что интересного ты нашла в своих книгах? — спрашивала она Катрин, вытаскивая ее из сумрака библиотеки, — там все уже умерли, а мы — живы. Так давай жить, а не мертветь в темноте. Давай пойдем в сад, на пикник, поедем кататься на лошадях в конце концов, или прогуляемся по реке.. Катрин обычно соглашалась на последнее, и они бродили по берегу Луары, кидая в воду камни и свежесплетенные венки. А потом Сюзанна махала рукой и уходила, и свет и веселье уходили вместе с нею. Катрин возвращалась к своим книгам, героев которых она никак не желала считать мертвыми. Ахилл и Одиссей для нее были не менее живы, чем она или, скажем, ее брат Жак. Жак де Шатори казался полной противоположностью сестры. Он был старше Катрин на три года, весьма хорош собою, и предпочитал как можно реже бывать дома, пропадая то в Туре, то у кого-то из друзей. Слава о нем по округе шла как о местном донжуане, который не пропускал ни одной юбки. Он даже пытался строить глазки Сюзанне, но она быстро охладила его пыл, бросив парочку насмешливых фраз в его адрес. Известно, что красавчики совсем не любят, когда над ними смеются. Жак обиделся и больше к Сюзанне не подходил, предпочитая более ласковых девушек, коих повсюду было великое множество. Так спокойно и размеренно текла жизнь в замке Шатори. Барон прибывал в своих покоях, Катрин занимала библиотеку, а Жак болтался где-то в округе, покоряя сердца. Все были бы довольны, но Катрин жаждала деятельности. Ей хотелось, чтобы ее обыкновенная и слишком спокойная жизнь вдруг резко изменилась, и, как в романах или в рассказах Сюзанны, в ней вдруг появился кто-то, кто поставил бы все вверх дном. Катрин поднималась на сторожевую башню, склонялась вниз и смотрела на реку, мерно несущую свои воды под стенами башни, и на дорогу, бегущую через луг в леса, все надеясь, что однажды на этой дороге появится кто-то, кто умчит ее в другие страны и откроет перед ней новый мир. Говорят, желания коварны. Они имеют привычку сбываться. Но всегда не так, как хотелось бы тому, кто желает. ... Жизнь замка Шатори резко и навсегда изменилась одним прекрасным солнечным днем, когда на дороге к замку, среди лугов, появилась карета. Да-да, обычная дорожная карета. Катрин в этот день как раз стояла на башне и смотрела на дорогу. И карета как будто материализовалась из самой сокровенной ее мечты. Черная, с гербом на дверце. Судя по запыленным бокам карета эта проделала неблизкий путь, а шесть вороных лошадей, запряженные цугом, говорили о богатстве ее владельца. Сердце Катрин замерло, а потом забилось так быстро, будто хотело выскочить из груди. Она наклонилась над парапетом, чтобы лучше все рассмотреть, а потом бросилась вниз по винтовой лестнице, грозя сломать себе шею, т. к. ступени лестницы были сбиты за многие века. Катрин успела выбежать во двор именно в тот момент, когда карета подъехала к дверям дома. С запяток соскочил лакей, опустил подножку и открыл дверцу, на которой красовался герб, который Катрин так и не успела разглядеть. Первым вышел черноволосый молодой человек в черном камзоле и подал руку совсем юной девушке со светлыми волосами. Девушка тоже была в черном платье, и даже шляпка ее была черной. Она легко спрыгнула на мостовую, подняла голову и осмотрелась. Катрин увидела, что девушка очень молода, наверняка ее ровесница, и привлекательна. Брови ее были гораздо темнее волос, и съезжались к переносице, придавая лицу немного строгое выражение. Двери отворились и дворецкий склонился в поклоне перед прибывшими. Молодой человек достал визитку и протянул ее дворецкому, после чего все трое поднялись по ступеням и зашли в дом. Катрин осталась во дворе. Она немного растерялась, не решившись сразу представиться незнакомцам, но ее мучило любопытство, ей очень хотелось рассмотреть черноволосого мужчину, чьего лица она не видела, и юную девушку, чей профиль успела разглядеть. Преодолевая смущение, она взбежала на крыльцо, постояла у двери, потом передумала и спустилась вниз, отворила небольшую дверь для служанок и оказалась внутри дома, в нише, из которой было отлично видно все, что происходило в холле. Холл замка Шатори был отделан мрамором. Когда-то бароны Шатори процветали, это теперь семейные дела пришли в упадок. Но замок еще помнил дни былой славы, и на первый взгляд производил хорошее впечатление богатого жилища. Катрин выглянула из-за перил. Мужчина держал девушку за руку, и оба они рассматривали скульптуры и картины, в изобилии украшавшие стены холла и широкую мраморную лестницу. Девушка так активно вертела головой, что, казалось, черная шляпка сейчас соскочит с ее светлых волос. Они что-то говорили, и Катрин много бы отдала, чтобы разобрать, что именно. Через несколько минут по лестнице спустился барон де Шатори. Он приветливо протянул руки к новоприбывшим и даже приобнял девушку, потом крепко обнял молодого мужчину. Катрин никак не могла понять, кто же эти люди, кому ее отец оказывает такой теплый прием. Возможно, какие-то ее дальние родственники, о существовании которых она ничего не знает. Чтобы выяснить это, она через некоторое время решилась покинуть свое укрытие, и бросилась вслед за поднимающийся по лестнице компанией. Отец первым заметил ее, остановился и протянул ей руку. — Познакомьтесь с моей дочерью Катрин, дорогие племянники, — сказал он, а Катрин сделала глубокий реверанс. — это Филипп и Валери де Флуа, Катрин, — продолжил он, — сын и дочь моей блудной сестры. К сожалению, я узнаю, что бедной Вивиан уже нет в живых. Но я сделаю все, что в моих силах для ее детей. Филипп поклонился Катрин и пожал ее руку. Он оказался весьма привлекателен, лицо его, покрытое загаром, носило отпечаток уверенности и спокойного достоинства. А Валери смотрела на Катрин и беззастенчиво ее разглядывала. Глаза ее, которые сначала показались Катрин черными, но на самом деле бывшие темно-карими, с вкраплением зеленого, улыбались. Длинные черные ресницы отбрасывали тень на ее щеки, а резко прочерченные брови придавали некоторую учительскую строгость выражению ее лица. — Рада познакомиться с вами, кузина, — проговорила Валери с ярким акцентом, хотя Катрин не могла бы сказать, с каким, — я еще только учу французский, поэтому простите мне ошибки, — она улыбнулась, — я очень быстро научусь говорить правильно, вот увидите. Катрин, которая не слышала особых ошибок в ее речи, кроме неправильно выговариваемых звуков, тоже улыбнулась: — Вы прекрасно говорите, — сказала она, — и я очень рада видеть вас в нашем замке. Надеюсь, вы останетесь погостить у нас на какое-то время. Как выяснилось на следующий день, мадемуазель Валери на самом деле рассчитывала на их гостеприимство. Филипп сообщил, что он вынужден оставить сестру на попечение ее дяди вплоть до своего возвращения из Парижа, а потом они планировали отправиться к себе на родину. Правда, где располагалась эта родина Катрин так и не поняла. Но ее порадовало, что Филипп рассчитывал оставаться в Париже около полугода, обещал навещать сестру как можно чаще, и надеялся, что ей будет хорошо и удобно среди членов ее родной семьи. Филипп сделал ударение на слове «родной» от чего, Катрин заметила, Валери скорчила ему рожицу. Новая кузина настораживала Катрин. Ее манеры были безупречны, но в то же время Валери казалась слишком фамильярной. Нет, она не сказала ни одного невежливого слова, не сделала ни одного неверного жеста, но... да, глаза. Она смотрела на людей слишком открыто и любопытно, от чего тем казалось, что девушка что-то о них знает такое, чего не знали они сами. И ее вежливое обращение казалось насмешкой, будто она смеялась, задавая вопросы, на которые несомненно знала ответы. Да и двигалась она слишком свободно, не смотря на то, что соблюдала все правила этикета и вела себя идеально, ее движения были слишком точны и уверенны. Первое время Катрин думала, что она легко подружится с кузиной, но к вечеру поняла, что, возможно, переоценила свои способности и они не станут подругами никогда. Валери все больше держалась около Филиппа, либо сидела с бароном де Шатори, а на Катрин внимания практически не обращала. Вечером, когда появился Жак и был представлен кузенам, Валери стала уделять внимание и ему. Всем, кроме Катрин. Это было весьма обидно и несправедливо. Ведь Катрин так нуждалась в сестре, с которой могла бы делить секреты. Катрин в конце концов села за клавесин и сыграла несколько веселых мелодий. — Вы тоже играете, Валери? — Жак подошел к клавесину и стал листать ноты, — сыграйте нам что-нибудь из того, что вы любите. Валери улыбнулась. Открыто и заразительно, от чего на ее щеках появились миленькие ямочки: — Мне придется разочаровать вас, кузен. Я совсем не умею играть. И даже не знаю нот. Жак, казалось, на самом деле был удивлен: — Как же так? — проговорил он, — ведь все женщины умеют играть. Это входит в их образование. Латынь, испанский и игра на клавесине и арфе... Валери и Филипп с улыбкой переглянулись: — Я не получила классического воспитания, кузен Жак, поэтому мне придется вас разочаровать. Я и танцевать научилась всего года два назад. Поэтому уж прошу простить меня. — Какое же воспитание вы получили? — вмешался барон, — неужели Вивиан так плохо заботилась о своих детях? — Можно сказать, что никак не заботилась, — ответила Валери, — поэтому мы получили весьма нестандартное воспитание и оба не умеем ни играть на клавесине, ни вышивать, да и французский изучили тоже не так давно. Специально нанимали учителя. Ведь это странно, не знать своего родного языка. — На каком же языке вы говорили в детстве? — спросила Катрин, крайне заинтригованная, настолько, что забыла о скромности и стеснении. Валери повернулась к ней. Потом они с Филиппом переглянулись, и Катрин заметила, что тот легонько кивнул, давая сестре разрешение на дальнейшие откровения. — На мадьярском, — немного помолчав ответила та, — мы были отданы на воспитание подруге нашей матери, которая жила в одном из горных замков Семиградия, а та поручила нас госпоже Майрут. Я тогда только родилась и моим первым языком стал мадьярский. Филипп же старше меня на десять лет, поэтому его родным языком является немецкий. Повисло молчание. Катрин не решалась задавать новые вопросы, а Валери и Филипп не говорили ничего более. И тут всех выручил Жак. — Ну раз вы не играете, кузина, давайте попросим Катрин нам что-нибудь еще сыграть. У нее отлично это получается. Она-то уж воспитана по последней парижской моде — итальянский, испанский, музыка, танцы... ну и что там еще должны уметь молодые и красивые девушки, желающие хорошо выйти замуж.