— Я когда-нибудь тебя придушу! Ты позоришь весь наш род, весь Париж веселится, вспоминая твои выходки, ты связалась с проходимцем! ты... — Ничего, что проходимец — сын русской императрицы? — она попыталась отстраниться, — но, думаю, Бобрин посмеялся бы над таким эпитетом. — Да наплевать на твоего Бобрина! Ты умудрилась довести собственного мужа, да еще кого, дона Хуана, который как цепной пес ходил за тобой и чуть не убил меня из-за твоих игр, довести до того, что он требует развода с тобой, лишь бы только не видеть тебя! — Ну так я тоже не очень жажду видеть его. Иногда люди ошибаются. Иногда ошибаются фатально. Жак невесело усмехнулся, выпустил Валери и отошел в сторону: — Интересно, чей там у тебя бастард? Может мой, а, кузина? Валери сдержалась. Вместо того, чтобы влепить ему пощечину она отошла на к зеркалу и стала поправлять косынку, которая сбилась, когда Жак держал ее за руку. Жак нужен был ей сейчас и она обязана была перетянуть его на свою сторону. — Я смотрю, вы поддались всеобщей тенденции бить лежачего, — проговорила она, меняя тон. Больше она не смеялась, и глаза ее в зеркале были грустны. — Ваше поведение... — Мое поведение может быть каким угодно, поскольку дон Хуан унизил меня в глазах света, и теперь то, как я буду себя вести — как примерная матрона или последняя шлюха — не имеет никакого значения. — Как жаль, что вы выбрали последнее! Она обернулась: — А кто вам сказал? — в голосе ее не было злобы, скорее звучали боль и обида оскорбленной женщины, — слухи? Мария де Монпелье? Она распускает обо мне разные слухи, один хлеще другого... Кто? Жак замялся, понимая, что на самом деле никаких доказательств у него не было. И все, что он знал о поведении Валери в Париже и Версале, ему поведала именно Мария де Монпелье. Даже он готов был признать, что Мария — не самый лучший источник, и что вряд ли она всегда говорила правду. — Идите приведите себя в порядок, Жак, — Валери снова отвернулась, голос ее звучал устало и тихо, — и, прошу вас, больше не требуйте встреч со мной. У меня нет желания слушать ваши домыслы и оскорбления. Я и так сыта ими по горло. И она вышла, оставив Жака в полной растерянности, только полыхнуло черным ее платье. Если ворвавшись в комнату, он готов был разорвать Валери на части, терзаемый ревностью и ненавистью, то сейчас он резко остыл, ощутил, что от него на всю комнату несет лошадьми, что он небрит, и что волосы его больше похожи на гнездо, чем на волосы приличного человека. А Валери... он неожиданно для себя открыл, что совершенно не знает того, что двигало ею или доном Хуаном, и что произошло между ними, и почему тот бросил Валери сразу же после объявления о женитьбе. По привычке Жак во всем винил Валери, но тут подумал, что вполне возможно, она не так уж и виновата, что она пала жертвой каких-то интриг красавчика испанца. И, возможно, она на самом деле не заслужила той волны ненависти и презрения, которой в ближайшие дни накроет ее Париж. В тот самый миг, как только она выйдет из дома. ... К удивлению и восхищению Жака де Шатори, Валери де Медин оказалась не робкого десятка. Этим же вечером она надела платье из черного атласа и рубиновые украшения к нему, и направилась в Оперу, в сопровождении месье де Шабриана. Жак поехал следом за нею, движимый скорее желанием защитить кузину, чем посмеяться над ее падением. Шабриан внешне был совершенно спокоен. Возможно, внутри он сжался, как пружина, как Жак, который шел позади Валери, и которому казалось, что перед ними тремя расступается толпа и пропускает их вперед, в ловушку. Но внешне Шабриан казался увлеченным своей спутницей и не обращал внимания на окружающих. Толпа на самом деле расступалась и смыкалась позади, как будто заманивая их. И только молчание и острые взгляды, ранящие больше, чем молчание, сопровождали их на всем пути. Как только началось представление, в ложе появился граф де Монпелье, и втроем они окружили Валери, как стеной. Валери была совершенно спокойна и, видимо, все происходящее забавляло ее. Графа де Монпелье она приняла, изобразив на лице искреннюю радость. Помятуя их прежние отношения, в которых Жак теперь уже не был так уверен, это было весьма странно. Только сейчас он стал припоминать, что Мария в Шатори враждовала не с Валери, а с Сюзанной, и что дон Хуан абсолютно точно не был влюблен в Марию. Значит ли это, что все, что рассказывала Мария де Монпелье является выдумкой или только то, что касалось ее отношений с доном Хуаном Медино? Значит ли это, что Валери не была близка с Артуром не Монпелье? Выйдя из ложи в антракте, Жак сразу же оказался вовлечен в круг знакомых ему дам. Мария де Монпелье потянула его за рукав и пригласила к себе в ложу, где она и Анжелика де Шабриан рассказывали другим дамам о похождениях Валери де Медин. — Месье де Шатори, вы же тоже присутствовали при всем этом, — Мария улыбалась ему очень ласково, — вы можете подтвердить каждое мое слово. Жак оказался в ловушке. Если еще утром, после трехдневной гонки и бессонных ночей, он мог бы подтвердить каждое ее слово своим, тем более, что она сама же ему и поведала всю эту историю еще до его выезда в Кале, то сейчас, после утреннего разговора с Валери и нескольких часов блужданий по Парижу в размышлениях, он был абсолютно уверен, что мадемуазель Мария лжет. Он попытался отшутиться, но Мария не давала ему уклониться от прямого ответа. Тогда Жак, понимавший, что перечить ей равно его смерти для высшего света, решился. Как бы он ни был зол на Валери, он не мог ее предать. — Дон Хуан приехал из Испании вслед за Валери чтобы жениться на ней, и женился по своему желанию, — сказал он, — Я был свидетелем на их свадьбе. Но я не знаю, что стало причиной их размолвки. Могу только сказать, что он абсолютно точно не был влюблен в кого-то еще. Он всегда любил только мою кузину. — Я сама присутствовала при этом, дон Хуан не обращал никакого внимания на вашу кузину! — воскликнула Мария. Жак усмехнулся. Получилась весьма грустная усмешка. — Я никогда не вдавался в их взаимоотношения с тех пор, как получил парочку шрамов от дона Хуана, и столько же нанес ему. Всем было очевидно, что просто так дон Хуан Валери не отдаст. — Но ведь вы говорили, что вы тоже были ее любовником, — Мария побелела и смотрела на него, как на главного врага своей жизни. Жак тоже смотрел на нее, наблюдая, как вспыхивают ее щеки и сужаются зрачки. — Я не мог такого сказать, — он смотрел ей прямо в глаза, — потому что тогда я бы солгал. После этого Жак встал и покинул ее ложу, оставив Марию беситься и оправдываться перед подругами. Самой большой загадкой для него было то, почему он вдруг решил полностью оправдать кузину и соврать Марии де Монпелье, которой он сам же в приступе гнева на Валери рассказал о своей с ней связи. Почему он, несмотря на то, что Валери ни о чем его не просила и не желала принимать его, выгораживал ее перед женщинами, которые вполне могли воздать гордячке по заслугам? Глава 17 Артур, я не понимаю тебя! — Мария де Монпелье в пеньюаре из золотистого кружева ходила взад и вперед перед братом, который сидел в кресле и имел весьма печальный и скучающий вид, — как ты мог находиться в ложе этой женщины, которую все вокруг считают падшей? С которой не желает иметь ничего общего ее же собственный супруг? Граф не Монпелье поднял голову и посмотрел на сестру: — Супруг не желает, а я желаю, — ответил он, подняв брови, — разве мне ее супруг указ? Мария отвернулась. — Жак де Шатори, который раньше хвалился связью с нею, сегодня передумал и выставил меня дурой перед Анжеликой де Шабриан и Жозе де Бриенн. Эта семейка без чести и совести! И ты тоже был в ее ложе! — Граф де Шабриан тоже был в ее ложе, — отозвался ее брат. — Отличная компания! — Мария, — Артур де Монпелье поднялся и подошел к сестре на расстояние вытянутой руки, — я понимаю, что дон Хуан обидел тебя, выбрав другую. Я понимаю, что ты желаешь отомстить ей. Но посмотри на меня. Валери тоже выбрала другого, но я не унижаю себя при этом распусканием слухов про нее или ее мужа. Ты же, как сорока на хвосте, носишь из дома в дом все, что можешь узнать или придумать про Валери де Медин. Я приказываю тебе остановиться. Мария закрыла лицо руками: — Но я все еще люблю его, Артур! Я все еще люблю его! Как я могла не понять, что он любит ее, а не эту красотку Сюзанну? Почему я не видела ничего, была так слепа? Я чувствую себя полной дурой! Брат положил ей руку на плечо. — Если тебя это утешит, Мария, то я признаюсь, что тоже ничего не понял. Я был уверен, что Валери расположена ко мне. И мне не могло в голову прийти, что она может выйти замуж за дона Хуана. Но я, каким бы ослом себя не ощущал, не распускаю о ней слухи. И, поверь мне, я не желаю ей зла. — Дону Хуану я тоже не желаю зла, — сказала Мария, — я желаю ему поскорее избавиться от Валери. Тогда у меня снова будет шанс. Артур усмехнулся, но ничего не сказал. Мария была неисправима. Он думал о чем-то своем, поэтому махнул рукой и покинул спальню сестры, оставив ее давиться слезами и собственной ненавистью к сопернице. ... Свобода Валери закончилась, когда однажды вечером в дом постучали, и в холле, отделанном серым мрамором, появился Жорж де Безье. Одетый во все черное, он казался Валери черным призраком. Не желая никакой опеки над собой, она не была готова снова оказаться рядом с Жоржем, желающим диктовать ей свои правила. Встреча их была весьма бурной. Жорж смотрел на Валери так, будто она была нашкодившим ребенком, которому он решил задать розог. Возможно, он и думал о чем-то подобном, потому что Валери даже не подозревала, что у него может быть такое выражение лица. Жесткое и холодное. — Дон Хуан Медино и его брат дон Антонио уведомили меня о желании дона Хуана аннулировать брак с тобой, — сказал он, когда Валери пригласила его в гостиную и стояла напротив него в черном бархатном платье как черная статуэтка, — как я понимаю, дон Антонио стремится не допустить этого, но дон Хуан настроен очень серьезно. Я буду опротестовывать его иск. Я не могу допустить, чтобы ты оказалась разведена. Это не то, что я обещал Филиппу. Валери смотрела на него спокойно и открыто. Светлые волосы ее были убраны в черную сетку и заколоты шпильками с жемчужными головками. — Я подпишу все, что пожелает дон Хуан. Не вмешивайтесь, Жорж. — Валери, ты понимаешь, что происходит? — Жорж развел руками и смотрел на нее, как на дурочку, — Валери, твоя репутация погибла навечно! Ты уже никогда не сможешь войти ни в один дом, в Оперу, никуда! Люди будут шарахаться от тебя, как от прокаженной! Она пожала плечами: — Возможно, мне не надо ходить во все эти места. Я вовсе не против никогда там не бывать. — Это ты сейчас так говоришь. Единственный выход — это сразу же выйти замуж еще раз. Только нет желающих жениться на разведенных женщинах, да еще и с бастардами на руках. Ты станешь изгоем! Валери спрятала улыбку. — Я и так изгой, — она смотрела в окно, туда, где шелестели осенние листья и бил в стекло мелкий дождь, — ничего не изменится. Если дон Хуан не желает иметь со мной ничего общего, то я не буду ему навязываться. Я не буду цепляться за него. Я знаю, что мне делать. Жорж подошел к ней и взял ее за руки. Валери вздрогнула, его руки были холодными, как лед: — Валери, ты не понимаешь, о чем говоришь. Никто никогда не женится на тебе. Ты станешь женщиной даже не второго, третьего сорта. Никто не пожелает иметь с тобой ничего общего. А я не могу жениться на тебе, я дал слово Катрин де Шатори. Валери быстро подняла на него глаза. — Я и не прошу вас о таких жертвах. Конечно же, вы женитесь на Катрин. Мне не нужен никто, поверьте мне. Я не пропаду. Я просто уеду. — Под смех двора и всех твоих кумушек. Валери отвернулась: