Глава 31 Опера была полна народу. Он пожалел о том, что пришел сразу же, как только переступил ее порог. Боясь сойти с ума или натворить чего-нибудь лишнего, он пытался занять себя, и оказался в Опере, когда давали Волшебную флейту. Моцарта он не любил, да и настроения слушать музыку у него не было. Но надо было куда-то выйти из дома, и Опера казалась ему лучшим из имеющихся зол. — Как я рада, что вы пришли, дон Хуан, — перед ним стояла прекрасная Марианна де Сели в синем платье с очень смелым вырезом, и с жемчугом на шее. На этот раз волосы ее были уложены по последней моде, а не вырывались свободно из плена лент. Более светлые от пудры, они казались теперь не рыжими, а просто золотыми. Дон Хуан растерялся, не зная, как поступить, но замешкался только на секунду. Пути назад уже не было, и он поклонился ей, сказав какой-то комплимент. Марианна расцвела в улыбке, и улыбка эта осветила ее лицо, блеснула жемчугом зубов, заискрилась в голубых глазах. Он подал ей руку, немного даже гордясь, что такая красивая женщина выбрала его, а не кого-то другого. Они вели вежливую беседу и вскоре оказались в его ложе, которую Валери сняла на весь сезон. Марианна села на предложенный стул, и была настолько хороша, что он залюбовался ею. Эта женщина поднимала ему настроение. От ее вида и улыбки было легко и спокойно. Возможно, он бы мог влюбиться в нее, в другой жизни. Сейчас же дон Хуан просто радовался тому, что она рядом, и что он будет слушать музыку в ее компании, раз уж Валери не желает его видеть. Последние дни они оба были дома, но ни разу не встретились. Негласно сад принадлежал ей, а большая гостиная — ему. Он иногда видел, как Валери сидела в садике, как она качалась на качелях или играла с малышкой, которую выносила на воздух молодая няня. Ему было больно даже смотреть на нее, но он смотрел, не отрывая глаз до тех пор, пока Валери не исчезала в доме. Весь мир его вертелся вокруг нее, при этом он ни разу не вышел к ней, не видел ее в доме, старался скрыться у себя до того, как она войдет в двери. Когда-то давно, сто лет назад, в Мадриде, он постоянно сопровождал Валери в Оперу. Это было их традицией, и он помнил, каким страшным ударом для него стало, когда Валери пришла в их ложу с Диего. Теперь же он сам привел в их ложу другую женщину. Символичный знак. Мадемуазель Жозефина де Бриенн донье Валерии Медина Как можно скорее езжай в Оперу. Жозе Валери сильно опоздала. Шел второй акт, она слышала это по приглушенным звукам со сцены. Двери в ложи были закрыты не все, иногда она видела знакомых, которые кивали ей, а некоторые даже привставали, чтобы убедиться, что это она. Женщины тут же закрывали лицо веером, а мужчины улыбались, загадочно скосив глаза. Записка Жозе застала ее врасплох. Валери только вернулась из леса, где они с Сафи собирали травы, была вся перепачкана землей и пылью от быстрой гонки. Пришлось срочно смывать с себя грязь, кое-как уложить волосы, чтобы только выглядело это хоть немного прилично, надеть простое черное платье только потому, что оно было готово и отглажено. К платью Сафи подала ей шикарное бриллиантовое колье с бабочками, подарок свекрови. Рубиновые и сапфировые бабочки выигрышно смотрелись на фоне матового черного шелка и Валери одобрила выбор Сафи. В конце концов она не обязана одеваться как все. В волосах ее не было пудры, просто потому, что прическа с пудрой заняла бы слишком много времени, а платье ее не имело ни оборок, ни модных кружев. Валери посмотрела на себя в зеркало. Именно ее мужчины Версаля избрали прекраснейшей. Поэтому она может появиться в Опере в том виде, в котором желает. Она вдохнула побольше воздуха и спустилась к карете. Размышляя о том, что же хотела такого срочного сказать ей Жозе своей запиской, Валери никак не ожидала того, что произошло на самом деле. Открыв дверь в свою ложу она замерла на месте, на какой-то момент остолбенев. Ноги отказались слушаться ее, и выражение ее лица стало каменным. Мысли метались, ища выход из положения, в которое ее поставила Жозе де Бриенн. Валери видела, что большая часть публики смотрит не на сцену, где надрывался баритон, а в ее ложу. Еще бы! Красавчек-испанец был застукан с поличным! Позор Валери де Медин желали видеть абсолютно все. Осознав это, Валери разозлилась. Она тут же обрела способность двигаться, и лицо ее приняло спокойное и приветливое выражение. В тот момент, когда дон Хуан и его спутница обернулись к ней, Валери стояла на пороге и лучезарно улыбалась. В роли ревнивой жены они ее не увидят. Пусть кто-нибудь другой играет эту роль, но не она. — Добрый день, дон Хуан, мадам! — она сделала книксен и заняла место рядом с мадам де Сели, — мадам, я очень рада видеть вас нашей гостьей. Марианна тоже улыбалась. Ее улыбка была прекрасна. — Благодарю, мадам. Я тоже очень рада видеть вас. Они замолчали, делая вид, что смотрят на сцену. На самом деле Валери обводила глазами зал. Все, кто ожидал семейного скандала с выкидыванием соперницы из ложи вниз, в том числе и двуличная Жозе де Бриенн, быстро теряли интерес к происходящему. Валери де Медин спокойно сидела рядом с соперницей, иногда наклоняясь к ней и о чем-то хихикая. И Марианна была тоже спокойна. Обе женщины вели себя как лучшие подруги, и только несвойственная дону Хуану бледность выдавала то, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Являя собой две противоположности — модно одетая и причесанная красавица Марианна и забывшая о моде мадам де Медин в простом черном платье и шикарном ожерелье, которое сияло на черном фоне ярче свечей, казались двумя сторонами света. Солнцем и луной, светом и тьмой. Уверенная в себе, торжествующая Марианна, которая была ближе к победе, чем когда либо, и мятущаяся в поисках наилучшего выхода Валери. Не уронить чести, отомстить, унизить Марианну — об этом мечтала Валери, забыв совсем о доне Хуане и обратив все мысли к его любовнице. С ним она разберется позже. Сейчас же она должна переиграть хитрого и наглого врага, делая при этом вид, что не играет. Почти до самого антракта Валери доводила Марианну своими замечаниями насчет оперы. Она то и дело склонялась к ней, будто та была ее лучшей подругой, и делилась какими-то незначительными мыслями, таким образом одновременно мотая той нервы и заставляя потерять бдительность. Именно поэтому, когда она очередной раз перед самым антрактом склонилась к Марианне, та уже не ожидала подвоха. — Желаете моего мужа насовсем? — спросила она почти шепотом, но с улыбкой и беззаботным выражением лица, — он мне сильно надоел. Но любовник он отличный. Марианна подпрыгнула на стуле и изменилась в лице, переводя взгляд с Валери на дона Хуана. — Мадам, он хороший, и изменяет редко. Я могу отослать его к вам. — Но вы же примирились, — мадам де Сели совсем потерялась, и голос ее прозвучал громче, чем она хотела. Дон Хуан тут же обернулся к ней. — Как видите, это было только формальное примирение. Чтобы не вызывать скандала разводом. На самом деле мы не живем вместе, потому что оба друг другу осточертели. Если хотите, я вам его отдам. А вы поможете мне и придержите его в Париже, пока я не доеду до Петербурга. Марианна смотрела на нее в упор совсем без улыбки. Лицо ее было похоже на маску, а губы дрогнули: — Ваше предложение совершенно непристойно, мадам, — сказала она достаточно громко, так, что дон Хуан мог слышать ее, но она совсем забыла о том, что он сидит рядом с нею, — как вы можете говорить такое! — Но ведь вы же спали с ним, и вам он понравился, — Валери говорила тихо и продолжала улыбаться, — я была уверена, что вы влюблены в него. В него все влюбляются. Я хотела вам... — Прекратите немедленно! — Марианна попыталась встать, но Валери схватила ее за руку и заставила сесть на место, — пустите же меня, мадам! — Вы останетесь сидеть здесь до конца акта, — Валери не отпускала ее руку, — и выйдете только когда закончат, — вряд ли мы с вами хотим, чтобы наш договор стал известен окружающим! — Никакого договора нет! — Мадам де Сели дернула руку так, что порвала браслет из крупного жемчуга и жемчужины раскатились по всей ложе. Валери отпустила ее с тихим смешком. Дон Хуан, наблюдавший за женщинами, одна из которых была его женой, а вторая — любовницей, решил, что пришло время вмешаться. — Валери, прошу вас, прекратите. Оставьте мадам де Сели, — сказал он, но встретив глаза Валери испугался по-настоящему. — У вас отличный вкус, дон Хуан, — похвалила Валери, — я довольна вашим выбором. Мадам де Сели очень красивая женщина. Готовый услышать все, что угодно, кроме этого, дон Хуан вспыхнул и откинулся в кресле. — Валери, я прошу тебя, не здесь. Продолжим этот разговор дома. — Конечно же нет, — она снова улыбалась, — просто потому, что я не вижу, о чем нам говорить. Очередная красотка... ну так вы всегда отличались хорошим вкусом. Мне даже нечего больше вам сказать, — она повернулась к Марианне, — мадам де Сели, приходите к нам завтра на обед. Я очень прошу вас. Будем только мы с доном Хуаном и вы. Марианна и дон Хуан нервно переглянулись. — Спасибо за приглашение, мадам, — Марианна встала, но завтра я уже приглашена. Прошу меня простить. Валери тоже встала, и, когда Марианна де Сели пошла к выходу, последовала за ней. — Мадам, я все же хочу продолжить наш разговор, — сказала она, выходя в коридор. Она взяла Марианну под руку и дамы медленно пошли по коридору. Со стороны казалось, что они просто беседуют о музыке. — Я даже слышать не хочу ни о чем подобном, — прошипела мадам де Сели, — что скажет мой муж? Что скажет свет? Вы не в своем уме, мадам де Медин! Валери остановилась и пожала плечами: — Ну как пожелаете. Я думала, вам приглянулся дон Хуан. Да и вы идеально подходите ему. Марианна отвернулась, отстранилась от Валери и быстро пошла по коридору. Валери смотрела ей в след, не зная, что ей теперь делать — смеяться или плакать. Возвращаться в ложу к дону Хуану и слушать его оправдания ей не хотелось, а ехать сейчас домой было бы подобно капитуляции. Тут акт закончился, из лож стали выходить дамы и господа, и на помощь ей пришел Анри де Шабриан, а потом подошел виконт де Сен-Жюль, потом другие молодые люди. Валери оказалась в окружении, она шутила, смеялась, слушала их комплименты. А под конец антракта приняла руку Шабриана и с триумфом покинула Оперу, оставив неверного мужа в наказание одного в ложе. Глава 32 Свечи они притушили и сидели друг напротив друга. Две сестры, Вали и Сафи. Темный и светлый ангел, как называла их Майрут. Они играли в какую-то игру, в куколки, которых сами сделали днем из цветов шиповника. Куколки немного подвяли, но принцессы из них получались все равно красивые. В розовом платье — принцесса Сафи, и в белом — принцесса Вали. — Вставайте, девчонки, сегодня у меня для вас интересный урок, — Майрут вошла в комнату и нарушила очарование момента. Следом за Майрут вошел Филипп, взял девочек за руки и повел за собой. — Куда мы идем? — Вали подняла глаза на Филиппа. Он был уже взрослым, ему было почти двадцать лет. И очень красивым, считала Валери. — Сейчас узнаем. Майрут спешила. Они вышли из ворот замка, прошли через перелесок и шли полями, дорогой, которая вела в деревню. Было темно, но дорогу освещал им серп луны. Валери смотрела на него, и прищуривая глаза пыталась увидеть, сидит ли на нем маленький гномик, который ловит на лунную удочку незадачливые звезды. Дорога привела их в дом на отшибе деревни. Вали хорошо знала, чей это дом. Там жил старик, бывший муж Майрут, с которым та рассталась много лет назад, а так же его новая жена, добрая и шебутная старушка, любительница разных небылиц и хорошего крепкого пива, и их вдовая дочь Аги. Майрут постучала. Дверь тут же подалась, и Вали увидела Аги, всю заплаканную, с лицом, перекошенным страхом и болью. Увидев маленькую кавалькаду и Майрут во главе нее Аги пошире растворила дверь и посторонилась. — Как вы вовремя, Майрут, — всхлипнула она, — но вы почувствовали, я знаю. Майрут кивнула, молча прошла в дом, где при свете всего одной свечи молилась старушка, а старик лежал на кровати, и руки его были сложены, как у покойника. — Подожди, Марта, — Майрут подошла к старику и положила руку ему на лоб, — он еще жив. Не читай заупокойную по живому, плохой знак. Старушка смотрела на нее во все глаза. А Майрут приказала девочкам сесть напротив кровати на сундук, перестроить зрение, как она учила, и смотреть, что произойдет. Было очень страшно, и девочки сидели, тесно прижавшись друг к другу. Всхлипывания и причитания Аги и ужас на лице старушки были лучшим аккомпанементом тому, что происходило в комнате.