Валери видела, как от тела старика отделяется нечто светлое, повторяющее его контуры. Оно еще не отделилось до конца, и, когда белесые ноги болтались в воздухе, голова держалась. В том месте, где лежала ладонь Майрут. — Сейчас я отпущу его и вы посмотрите, как дух уходит из тела, — Майрут обращалась только к девочками и Филиппу, но Аги зарыдала пуще прежнего, — прекрати! — прикрикнула на нее Майрут, — мы только посмотрим, а потом вернем тебе твоего деда. От такого заявления Аги села, вернее, грохнулась на пол, но никто больше не обращал на нее внимания. Майрут убрала руку, и дух, или как еще можно было назвать то, они видели, вдруг резко отошел от тела. Майрут все еще держала его за голову, он как бы крепился к ее руке. — Вали, Сафи, Филипп, — она посмотрела на учеников, — надеюсь, вы видите, что происходит? Все трое кивнули. Филипп и раньше бывал с Майрут у отходящих и явно много раз видел подобное, но девочки были впервые, и наблюдали всю картину не только с интересом, но и с ужасом. — Смотрите внимательно. Если я сейчас выпущу его, то вряд ли мне удастся поймать его вновь. Хотя для сильного человека это возможно. Если вы видите, что некто отходит, отходит в полном смысле, то есть развоплощается, вы можете остановить его только положив руку к голове и призвав силу. Смотрите. Майрут сжала кулак и выпустила дух. Он тот час же попытался взмыть в высь, но та резко распрямила пальцы, из ладони ее заструился мягкий желтый свет, и дух снова как бы прилепился к ней. — Теперь, если вы желаете удержать человека в этой жизни, а вмешиваться или не вмешиваться в ход его судьбы — решать только вам — вы делаете вот так, — она приложила руку ко лбу старика, а потом провела рукой по всему его телу, как бы прилаживая белесый дух назад. Дух исчез. Валери и Сафи увидели, как старик вдруг вздрогнул, рот его раскрылся и он слабо застонал. Его жена и дочь дружно ахнули и забормотали молитвы себе под нос. — Он просто спал, — сказала Майрут, оборачиваясь к ним, — а теперь, когда проснется, дайте ему настойку, которую я принесла и оставила у двери, и получше ухаживайте за ним. Ему нужно много тепла и воды с медом. И моей настойки три раза в день. Через день девочки принесут еще. Выйдя в ночь, девочки крепко держали Филиппа за руки. Им было страшно до тошноты. И Вали теперь смотрела на месяц желая увидеть не сказочного гномика, а в поисках белесых тел-духов, которые, конечно же, взлетали к небесам в эту ночь. … Свечи они приглушили, и сидели друг напротив друга. Валери и Сафи, белый и темный ангелы. Волосы их были распущены по плечам, и они смотрели в миску с водой, в которую бросили до этого несколько щепоток соли. — Ты видишь, да? — Сафи наклонилась ниже, разглядывая нечто, видимое только ей и ее сестре. — Да. — Ему нет прощения. — И не будет. Валери плюхнула ладонью по воде, вода взволновалась и картинка пропала. — Кто-то рассказывал мне про любовь и верность, — Валери посмотрела на Сафи, — это ты мне все говорила, что лучшего мужа мне не найти, что он так любит меня, что другие женщины для него не существуют. Однако мы видим очередной пример обратного. И если мадемуазель Сюзанну можно простить, потому что женаты мы не были, то эту..., — Валери схватила миску и швырнула ее в угол комнаты. — Все равно же он тебя любит. — Учитывая, что девятка мечей — самая любовь, то да. Это ненависть, Сафи. А я — полная дура, что поверила и ему, и вам всем, кто дружно твердил, что он — лучший. Лучший уехал в Петербург. И я никогда больше его не увижу. А его там где-то в лесу ждет настоящая любовь, ты помнишь? — Вряд ли Григор способен хранить верность. — Но ты говорила, что Хуан не способен на измену. Мы же только и смотрим, как он меняет женщин. И все это время ты утверждаешь, что он меня любит. — Я в этом уверена. Валери вскочила на ноги и чуть не бросилась на Сафи: — Да ты же видела расклад! Все черно! И девятка пик на сердце — истинная любовь!!! Сафи подняла голову, смотря на нее: — Это все эмоции, Вали. Ты увидишь, что он любит тебя. И мне не нравится очень концовка. Ты бы не ссорилась с ним окончательно. Дай ему надежду. Десятка мечей с тузом и тройкой чаш мне очень не нравятся. Валери сощурила глаза: — Думаю, что надо пойти извиниться перед ним, — прошипела она, — просить прощения за то, что потревожила их тет-а-тет! — Вали, как бы чего не вышло! Валери запустила пальцы в волосы: — Да пусть! Я буду свободна! Я буду свободна! ... … Они столкнулись в холле совершенно случайно. Валери выходила из дома, а он заходил. И вот они стояли лицом к лицу, и глаза Валери зеленели от ненависти. Он же побледнел, но глаз не опускал. Очень красивый в черном плаще и шляпе с белыми перьями, он казался ей воплощением зла. — Давай объяснимся, — дон Хуан взял ее за руку и увлек в библиотеку, и только там снял шляпу и бросил вместе с плащом на кресло. На нем оказался черный камзол без вышивки, свободного кроя. Интересно, куда он ходил, подумала Валери, возможно, куда-то гулять, кататься в коляске с красивой любовницей. Она смотрела на него и понимала, что вся закипает. Наверно ни один мужчина в жизни не вызывал у нее столько отрицательных эмоций, как дон Хуан, тем более в одну единицу времени. Она настолько сильно ненавидела его, что у нее сводило челюсть от желания плюнуть ему в лицо. — Что именно вы хотите обсудить? — Валери отошла от него подальше, боясь, что сделает что-нибудь непоправимое, — ваши развлечения на ковре беседки, походы в театр, что-то еще? — Я делаю тоже самое, что и ты. Валери рассмеялась. Смех получился немного истеричным, и от него на глаза даже выступили слезы. Валери смахнула их и заулыбалась: — Я не спала с Бобриным. Он уехал, я — осталась. Я никогда не была его любовницей. Ни здесь, ни в Италии. — Вы уверены, что я должен верить в эти сказки? — Конечно. Они молча буравили друг друга взглядом. Потом Валери прошлась вдоль стола, на котором лежали книги, в том числе и очень ценные, раздобытые ею недавно в книжной лавке. Она провела рукой по кожаным обложкам, золотым скобам и тиснению. — И как, дон Хуан, сладка ли месть? — спросила она сладким голосом, обернувшись к нему. Он смотрел ей прямо в глаза. Потом отвернулся: — Нет. — Я знаю, что вам нравится Марианна. Она такая... хорошая. В отличии от меня. — Вас это не касается, Валери. — Но почему же вы ответили мне «нет»? — Потому что такая месть не сладка, — он подошел к ней ближе, — теперь я точно выразился? Валери отступила на шаг. В руках ее была большая тяжелая книга. Валери хотела поставить ее на полку, но никак не могла понять, куда. В голове был сумбур, и она теряла нить беседы, не успевая придумать, чего же она хочет? Хочет чтобы он ушел навсегда? Поиздеваться? Хочет отомстить? Хочет убить? Или наоборот, хочет его любви? Прямо здесь, на коврике перед камином? Она смотрела на дона Хуана, и легко читала его лицо. И боль, и стыд, и ненависть. Да, ненависть. Он тоже способен сейчас на любой из этих поступков. Она должна срочно решить, чего же ей от него надо. Или поступить проще и отдать инициативу в его руки? Поставив тяжелую книгу на полку, Валери снова подошла к столу и взяла следующую. — Теперь точно, — она смотрела на него и улыбалась, — но зачем же делать то, что не доставляет удовлетворения? Вы собирались уехать, но до сих пор здесь. Потом вы решили стать постоянным любовником прекрасной Марианны, но... ммм... не сложилось. Теперь же вы хотите переложить всю вину на меня. Хотя я вам не изменяла. Он поднял голову: — Валери, к сожалению я больше никогда не смогу поверить тебе. Все те мужчины, с которыми ты путалась в Версале, не идут ни в какое сравнение с несколькими женщинами, с которыми пересекался я во Флуа и в Мадриде. Валери склонила голову на бок. Глаза ее вспыхнули. — С несколькими женщинами? — переспросила она, — какое же право ты имеешь осуждать меня, если сам полностью вывалялся в грязи? — Валери сжала книгу так, что костяшки побелели, — как ты смеешь вообще входить в мой дом и требовать моей верности? С этого дня я больше не буду даже думать о тебе, о том, что я замужем, о последствиях, о верности! — она почти кричала, сама не ожидая от себя таких эмоций, — я тебя ненавижу не меньше, чем ты — меня! И я больше не считаю себя тебе чем-то обязанной! Я разрываю наш брак! Я никогда больше не желаю видеть тебя! Можешь хоть с десятью гетерами одновременно развлекаться — мне все равно! — и она с силой запустила в него книгой. Книга пролетела расстояние до дона Хуана, хлопая страницами, и это замедлило ее движение. Удар пришелся по голове, и он отлетел к камину, упав на тот самый коврик, о котором недавно думала Валери. Валери на секунду закрыла глаза, от ужаса забыв, что надо делать в таких случаях. Она бросилась к нему, схватила его за плечи и приподняла, заглядывая в лицо. На лбу была царапина от золотого обода, и будет синяк от удара. Но дон Хуан явно был жив, и даже сознания не терял. Он посмотрел на нее с той самой ненавистью, в которой она его обвиняла, высвободился, и приложил руку ко лбу. — Отличный удар, Валери. Она промолчала, отстраняясь от него. Он сел, сжимая голову руками. — Когда мне постоянно рассказывали о твоих подвигах, Прекраснейшася, о твоих достижениях, о твоих любовниках, я обязан был хранить тебе верность! — сказал он зло, доставая платок и прикладывая к царапине. — Но я не изменяла тебе. А все слухи и домыслы — это полная ерунда. — Для меня не ерунда! — он вдруг по-настоящему разозлился, — это позор моей семьи, это ад для меня самого! Твое поведение ложится пятном на всех моих родственников, и только я виноват в том, что женился на недостойной женщине, которая никогда не думает о других, а следует только за своими сиюминутными желаниями! — Зачем же ты женился? — закричала она, — если я настолько недостойна тебя? Я была абсолютно честна с тобой! Я тебя не обманывала, ты знал обо мне все! Зачем же ты женился, если не готов был меня принять? — Я готов был тебя принять! — он схватил ее за плечи и затряс так, что голова ее болталась, как у болванчика, — я только и мечтал, что о тебе! Ты превратила мою жизнь в ад, я не знаю, как выбраться из этого ада!