– Они нас замедлят. – Поволочем на санях, придется потерпеть. Ну вот, будет чем и Никиту Андреевича порадовать. Подставились вы, господа островитяне! Иванников быстро справился со своей задачей, и мне можно было продолжать. – Итак, господа, я обвиняю всем вам хорошо известного пана Анджея Курцевича в том, что он, при содействии своих фрадштадтских друзей, вероломно опоив сонным зельем, похитил меня с постоялого двора на территории Таридии. Далее, меня привезли в этот самый дом, где держали в подвале, продолжая при этом поить зельем и подвергая телесным пыткам. В частности, – я распахнул полушубок, камзол и сорочку, продемонстрировав зрителям шрам от ожога каминными щипцами, – вот здесь у меня отметочка от прижигания каленым железом осталась. – Мы-то тут при чем? – подал голос один из местных панов. – Пан?.. – Пан Возняк, – быстро сверившись с бумагой, подсказал Иванников. – Терпение, пан Возняк, – повторил я, – не вдаваясь в пространные подробности, скажу, что мне удалось сбежать и добраться до своей территории. Далее, я написал письмо его величеству Яношу Первому, в котором описал всё случившееся. Несмотря на весь праведный гнев, охвативший его величество при вести о таком гнусном злодеянии, король Улории не мог взять да выдать мне преступника. И вы все понимаете, почему. Тут все улорийцы важно закивали головами, хотя я не был уверен, что уму мелкопоместного дворянина доступно понимание, что их монарх чего-то там не может. Ну, да ладно. – Тем не менее его величество милостиво намекнул мне в ответном письме, что данный пан-злодей будет три месяца безвылазно находиться в своем поместье. Поручик, продемонстрируйте господам письмо. Мой секретарь с готовностью вновь подскочил к свидетелям, сунув им под нос письмо Яноша с отчеркнутым местом про нахождение Курцевича дома и королевскими подписью и печатью. Остальное нечего им читать, не их ума дело. Главное в этом действии то, что я не лгу, а в лучших традициях политиков и масс-медиа двадцать первого века просто кое-что недоговариваю. Так сказать, выдергиваю фразы из контекста. – Подождите! – один из моих невольных зрителей, судя по знакам различия – гусарский хорунжий, сморщил лоб в явном мысленном затруднении. – Здесь какая-то ошибка! Мы направлены в этот район именно для обеспечения безопасности пана Курцевича! Смотри-ка какой аккуратный, ни словом не обмолвился о выставленной на меня засаде. – Правильно, пан хорунжий! – я даже глазом не моргнул. – Всё сделано для того, чтобы пан Анджей чувствовал себя спокойно. Как видите, план блестяще сработал. И вот – я здесь. – Вы не имеете права казнить улорийских подданных! Это не сойдет вам с рук! – вмешался второй гусарский офицер, в чине ротмистра. – А право драться на дуэли с улорийским подданным я имею? – резко ответил я вопросом на вопрос и тут же ответил: – Полагаю, что имею. Вас же призываю засвидетельствовать честность поединка. – Вы будете драться с Курцевичем на шпагах? – удивленно вскричал хорунжий. – А если он вас убьет? – Значит, останется в живых. – Мы вам не верим! – заявил пан Возняк. – Я не нуждаюсь в вашей вере, просто подтвердите потом, что всё было по-честному. На этой жизнеутверждающей ноте я распрощался со свидетелями, пора было заняться непосредственным участником процесса. Игнат принес мне шпагу хозяина дома, я вытянул ее из ножен, взвесил в руке. Потяжелее моей будет. Хотя длина клинка, на глаз, такая же. Ну, может, на пару сантиметров длиннее. Тут скорее рукоять и затейливая гарда дают дополнительный вес. Некритично. Я подошел к удерживаемому солдатами Курцевичу и воткнул шпагу в снег перед ним. – Ну что, пан Анджей, сейчас тебе придется сразиться со мной. Один на один, всё по-честному. Не как в прошлый раз. – Нужно было тебя сразу убить! – с ненавистью заявил мне сын покойного коронного маршала, как только его руки оказались свободны. Он торопливо схватил шпагу, словно боялся, что мои бойцы не позволят ему этого сделать. – Прекрасно, – удовлетворенно заявил я, – прекрасно, что ты не отказываешься. В противном случае мне пришлось бы тебя повесить. Но это было бы не совсем правильно. – Ты сам будешь драться со мной? – недоверчиво поинтересовался Курцевич, украдкой осматриваясь по сторонам. – Да уж не сомневайся! – А если я тебя убью? – Это для тебя единственный шанс остаться в живых. – Я тебе не верю! – Да плевать мне на твои «верю или не верю»! – ей-богу, я уже устал от разговоров в эту ночь. – Приступим! Я сбросил на руки Лукьянову полушубок и камзол. Вот и наступило время того самого авантюрного момента. Достанется мне «на орехи», когда весть об этом дойдет до Ивангорода! В том, конечно, случае, если я останусь жив. Нет, в себе я нисколько не сомневался, просто любой поединок таит в себе массу неожиданностей. Успех в нем зависит от массы нюансов, и в любой отдельно взятый день записной фаворит может потерпеть поражение от аутсайдера. Потому что к этому приведет какая-то определенная комбинация нюансов, на данный день и час дающая ему преимущество над соперником. Никаких сведений об уровне мастерства пана Курцевича у меня не было. То есть записным бретером он точно не был, но это еще не говорило о том, что он является плохим фехтовальщиком. Моему противнику придется драться в окружении врагов. Возможно, это будет давить на него психологически, а может, напротив – сыграет роль фактор загнанного в угол зверя. У меня же могут возникнуть проблемы с физическим состоянием – я ведь только что отмахал два десятка километров на лыжах. С ног от усталости не валюсь, но и свежестью блеснуть не смогу. Мышцы натружены, и глупо ожидать от них сейчас абсолютного послушания. Что ж, пусть бог рассудит, кому из нас жить, кому умирать. Конечно, с точки зрения высокой политики, да и просто здравого смысла, эта дуэль является полной глупостью. Но зато такой поступок будет благородным, если хотите, по-пацански правильным и не оставит моим врагам ни единого шанса выжать какую-либо выгоду из всей этой истории с похищением. Логика логикой, а если есть возможность создать нужное общественное мнение, то грех не воспользоваться ею. Итак, приступим! Я отсалютовал противнику и зрителям шпагой и встал в стойку. Пан Анджей не стал утруждать себя формальностями – резко бросился на меня, пытаясь с ходу достать клинком. Пришлось отскочить назад, в тот же миг у меня появилась возможность контратаковать сделавшего чересчур длинный шаг оппонента, но я замешкался и упустил шанс. Курцевич же и не думал останавливаться! Он продолжил наседать и принялся наносить рубящие удары такой силы, словно задался целью разрубить меня напополам. С фехтовальным искусством такая тактика не имела ничего общего, зато могла быть действенной в сутолоке боя. На беду улорийца, места для маневра у меня было предостаточно, потому я постоянно разрывал дистанцию, и его шпага лишь со свистом рассекала морозный воздух. Напрасно он так: как бы ты ни был тренирован, но тяжесть шпаги вкупе с энергозатратными движениями дадут о себе знать. А сын Адама Курцевича вовсе не выглядит атлетом и ни ростом, ни телосложением нисколько не напоминает покойного отца. Да, собственно, это уже начинало сказываться. Израсходовав впустую весь свой начальный запал, хозяин имения остановился перевести дух. Только это не входило в мои планы. Я осторожно пошел вперед, поигрывая оружием. Тяжело дыша, Курцевич напряженно следил за мной прищуренными глазами. Сделав пару обманных движений, я провел пробную атаку, нацеленную на вооруженную руку противника. Он парировал и тут же попытался ткнуть острием клинка мне в лицо. Я уклонился влево и с быстрым шагом вперед нанес укол в плечо, тут же отскочил назад, уходя от ответного удара. Пан Анджей на мгновение замер, с удивлением глядя на расплывающееся по рукаву пятно крови, потом лицо его искривилось в гримасе гнева, и он вновь бросился в бешеную атаку. Несколько следующих минут выдались для меня непростыми: чем вступать с Курцевичем в яростный обмен ударами, я предпочел отступать, постоянно меняя направление. Причем действовал мой противник настолько активно, что какое-то время мне было даже не до контратакующих действий. Но вот движения пана Анджея замедлились, потяжелели, раз за разом рука со шпагой стала уходить слишком далеко в сторону, открывая доступ к хозяйскому телу. Пришло время действовать. Когда в очередной раз Курцевич сверху вниз разрубил воздух в том месте, где я находился мгновение назад, я двинулся вперед. Сбив обратно вниз едва начавший подниматься от земли клинок, я нанес укол в оставленную открытой правую часть груди соперника. Тот, каким-то непостижимым образом выгнувшись назад, сумел избежать серьезного ранения – острие моей шпаги вошло в тело не более чем на сантиметр. Что творит с людьми жажда жизни! Прямо чудеса ловкости проявляет мой противник! Но теперь уже я не собирался останавливаться, атаковал то слева, то справа, путал улорийца финтами, угрожал то голове, то руке с оружием, то слишком медленно убиравшейся с линии атаки ноге. Анджей Курцевич защищался из последних сил, лицо его налилось кровью, пот заливал глаза, воздух с хрипом вырывался из открытого рта, на его теле кровоточили пять или шесть небольших ран. А мне в голову пришла очень нехорошая мысль. Как-то я совершенно не предусмотрел вариант событий, при котором обессиленный враг упадет на утоптанный снег и объявит себя проигравшим. Что мне тогда делать? Добить такого противника я уже совершенно точно не смогу, но ни прощать, ни брать его в плен я тоже не собирался. Вот так номер будет, если всё случится именно так! На мое счастье, Курцевич слишком сильно меня ненавидел, и подобная мысль не пришла в его голову. Вместо этого он вложил остаток сил в атаку «стрелой», но ни былой скорости, ни былой мощи в этой атаке уже не было. Без труда отбив простым батманом вражеский клинок в сторону, я успел завести свою шпагу снизу и всадить ее под углом в продолжавшее движение вперед тело. По сути дела пан Анджей сам насадился на мой клинок. Не знаю, да и знать не хочу, куда там попала моя шпага, но умер мой враг и сын моего врага мгновенно – наземь упало уже мертвое тело, лишь ноги разок дернулись в конвульсии. Вот и всё, дело было сделано, пора было уходить. Мы не тронули больше ни одного человека, не было ни грабежей, ни пожаров, ни разрушений. Полк просто собрался и ушел на лыжах в ближайший лесок, а там уже, сменив направление, отправился в обратный путь знакомой дорогой по проложенной лыжне. Ничего так прогулочка у меня вышла – сорок километров на лыжах да еще поединок. Я едва доковылял до нашего полевого лагеря на таридийской территории и, уже не заботясь ни о чем, завалился спать в командирском шатре. Всё, что задумал, я выполнил, эта партия завершена моей победой. Я обещал фрадштадтцам новые правила, вот и пусть теперь пеняют на себя. То ли еще будет! 16 Остаток зимы прошел для меня спокойно. Исключая, конечно, несколько дней, последовавших после возвращения из Улории. Тогда я вполне ожидаемо получил взбучку от жены, государя Ивана Федоровича, царевны Софьи, Глазкова и даже от царевича Алешки с царевной Стефанией. И только мой дружок Григорянский искренне порадовался за меня. Правда, после этого сразу его взор стал задумчив – видимо, он уже прикидывал, как будут звучать новые легенды о Князе Холоде. Спасибо, что при мне он озвучивать эти версии не стал. Да, еще неожиданно вступился за меня Иван Александрович Губанов – начальник Посольского приказа. Пожевав с минуту старческими губами, он выдал мгновенно осадившую всех фразу: – Безупречно сыгранная партия! И, еще пожевав губами, пояснил: – Янош сначала будет в ярости, ведь Михаил Васильевич переиграл его по всем статьям: и в силе, и в хитрости, и в благородстве. Но когда эмоции схлынут, этот король-рыцарь поймет – ему нужно просто заявить, что этот поединок состоялся с его ведома и преступник наказан волей Божьей. Князь Бодров обставил всё так, что все станут восхищаться его силой и смелостью, а Яноша вновь объявят благороднейшим и справедливейшим правителем. Все в выигрыше, кроме злополучного Курцевича. Только всё-таки, Михаил Васильевич, ей-богу, не нужно более так рисковать! В остальном же февраль завершился вполне себе спокойно. Никто не пытался меня похитить, убить или посадить в тюрьму. Никто не угрожал членам царской семьи и не спешил пойти на нас войной. Даже силирийский великокняжеский двор попритих и функционировал во вполне штатном режиме в городе Клинцы. Кстати, как я и предполагал, туда уже потянулись силирийские вельможи и военачальники с заверениями о своей верности, а их войска начали стягиваться в район Яблонца, неожиданно ставшего оплотом великокняжеской власти. Думаю, что не позднее следующей осени семейство Бржиза вернет себе столицу и трон без особых хлопот. И ни один таридийский солдат при этом не будет убит. А то, понимаешь ли, у некоторых придворных стратегов вошло в моду солдатиков по карте двигать, словно фигуры по шахматной доске. В компании Натали я успел посетить Белогорск, Холодный Удел, Кузнецк и к концу февраля вернулся в столицу. Первоначально предполагалось, что вернуться мы должны были вместе с царевичем Федором, но в Белогорске меня настигло его письмо. Федю настолько увлекло строительство кораблей в Мерзлой Гавани, что он решил задержаться, а попутно еще и требовал поторопить отправку на север новых корабельных орудий и боеприпасов. В Белогорске я посетил университет и «Техническую мануфактуру», где убедился, что столь нелюбимый Иваном Петровичем Шепелем Василий Кипельников с заказом на постройку воздушных шаров справляется. Пока его изделия могли продержаться в воздухе не более часа, подняться на высоту до километра и пролететь расстояние в семь-десять километров. Немного, но уже кое-что. И пока за границей воздушный шар считают всего лишь сумасбродным увлечением, я найду ему военное применение. По крайней мере, его уже можно использовать для наблюдения за местностью с воздуха, а дальше поглядим на успехи Кипельникова. В университете я озадачил кафедру механики заказом на разработку парового молота. Сначала на меня посмотрели, как на слабоумного. Пришлось набросать примитивный чертеж: – Вот котел с кипящей водой, через отверстие по трубе пар выпускается в рабочий цилиндр и сдвигает поршень. Дальше уже придумайте, как силу движения поршня передать на молот. Как только появятся предложения, присылайте – открою финансирование. Нужно было видеть лица ученых мужей после этого, я покинул кафедру в полной тишине. Ничего, пусть направят свою кипучую энергию в плодотворное русло. Естественным образом до паровой машины кто-нибудь додумался бы еще лет через десять, а то и двадцать, а так – и дело пойдет быстрее, и не кто-нибудь додумается, а нужные мне люди. В Кузнецке пришлось лично ознакомиться с опытными образцами единого патрона и обсудить со всеми участниками процесса результаты испытаний. Пока радоваться было не с чего. Воспламеняющийся от удара состав был нестабилен, бумажные гильзы плохо держали форму и быстро отсыревали, металлические же либо получались чересчур громоздкими, либо слишком сложными в изготовлении. В общем, прорыва не случилось, придется пока выжимать максимум из того, что уже имеется. А жаль, потому что международная обстановка накалялась. В первых числах марта до Ивангорода докатилась весть, что еще в канун Нового года фрадштадтский флот в Новом свете вдрызг разбил флот Криола. Последнему теперь срочно придется восстанавливать силы, отчего таридийские контракты на покупку кораблей оказались под угрозой – криольцам будет не до денег, пока их морские коммуникации остаются беззащитными. Весьма поучительным был тот факт, что ранее Острова всячески Криол поддерживали, да что там поддерживали – они фактически взрастили конкурента для смевшего оспаривать верховенство их морского могущества Рангорна! Постоянная грызня со своим северным соседом и череда морских поражений заставила рангорнцев поумерить свои аппетиты, и нынче они уже не смели и мечтать бросить вызов Фрадштадту. После этого у Островов отпала необходимость в Криоле, отношения между недавними союзниками стремительно испортились, что и привело флот государства с северо-востока континента к жестокому поражению. Криол пусть сам со своими проблемами разбирается, в том числе и решает насчет продажи нам боевых кораблей. Но боюсь, что вслед за этим поражением для Таридийского царства наступают тяжелые времена. У Фрадштадта сейчас развязаны руки, никто не может бросить им вызов на море, так почему бы не воспользоваться этим? Тем более что подданные короля Георга уже осведомлены о наших планах постройки военного флота. Словно предчувствуя наступление новых времен, наш старенький глава Посольского приказа подал в отставку. Человек он был уважаемый, опытный в своем деле, но годы давали о себе знать, и Губанов сам понимал, что уже не справляется с современными вызовами.