– Проплачены-то проплачены, Никита Андреевич, – возразил Арбенин, – но после такого фиаско на море криольцы судорожно пытаются закрыть дыры в своем военном флоте. Тут уж не до денег. Но в войну Криол втягиваться не станет, нет у них сил сейчас. Поостерегутся. – Что насчет Рангорна? – поинтересовался Иван Федорович. – У нас там не очень сильные позиции, как-то так исторически сложилось, что нам проще с Криолом найти общий язык, – покачал головой главный дипломат, – сейчас пытаемся прощупать ближайшее окружение королевы, но это дело не быстрое. – Про Тимланд и спрашивать нечего, – подал голос я, – эти против Фрадштадта ни за что не пойдут. – Ну, вот мы и выяснили всё о возможных союзниках, – подытожил Федор. – Может, предложить Яношу денег? – эта мысль пришла в мою голову внезапно, но, едва высказав ее вслух, я уже понял, что звучит она слишком бредово. Потому продолжил я уже не так воодушевленно, как начал. – Ну, если под меньший процент или вообще без процентов. – Как-то нехорошо получается, – Глазков состроил постную физиономию, – супостату деньги предлагать. Вроде как откупиться от него хотим. – С другой стороны, – возразил Федор, – лучше платить деньгами, чем кровью своих людей. – Лучше-то оно лучше, – тяжело вздохнул Иван Шестой, – да денег таких нет. Вернее – есть, но чтобы их собрать, придется несколько проектов останавливать. На минуту в кабинете воцарилась тишина. По всей видимости, каждый из присутствующих пытался родить хоть какую-то умную мысль, но ничего не получалось. Лично я спросонья вообще никак не мог заставить себя мыслить в соответствии с новыми реалиями международной обстановки. Не то чтобы я раньше не задумывался о дальнейших действиях фрадштадтцев, просто тогда всё это еще было гипотетически, а сейчас превратилось в реальность. А хуже всего был тот факт, что решения этой задачки я так и не нашел и втайне надеялся, что не придется ее решать вообще. Зря надеялся. Никуда от этих островитян не денешься. – Итак, всех, кто за нас, мы посчитали, кто против – тоже не забыли, оставшихся записали в разряд воздержавшихся. А также выяснили, что перекупить противника не можем. Давайте уже переходить к планам действий на основании вышесказанного, – на правах председательствующего Иван Федорович обратился ко всему Малому совету. Но смотрел при этом на одного меня. Хм. Я польщен, конечно, но подобное доверие ко многому и обязывает. – Давай, Холод, говори, что думаешь по этому поводу? – подбодрил меня царевич Федор. Выходя к развешенной на стене огромной карте континента, появившейся здесь с моей подачи совсем недавно, я чувствовал себя учеником, вызванным к доске отвечать невыученный урок. – Итак, господа, что я могу сказать? – чтобы собраться с мыслями, я сделал паузу и обвел Малый совет внимательным взглядом. Федор уткнулся глазами в свои записи, на устах его блуждала снисходительная улыбка, словно он знал всё, что я сейчас скажу, и лишь собирался проверить мои знания. Зато его младший брат демонстрирует восторженное внимание и готовность жадно ловить каждое мое слово. Григорянский и Арбенин внимательны и серьезны, а вот глава сыска, поджав свои тонкие губы, задумчиво смотрит в сторону, словно задумался о чем-то своем. Иван Федорович хмурит брови и морщит свой высокий лоб. Последнее слово всё равно за ним, и ответственность за судьбу страны в конечном итоге тоже на нем. Хоть не любит он у нас принимать решения, но иногда никуда не деться от этого. Даже если это решение будет всего лишь одобрением наших планов. – К сожалению, я не могу залезть в головы наших врагов, чтобы прочесть их мысли, но с большой долей вероятности могу предположить, что фрадштадтцы не решатся на масштабное сухопутное вторжение. Не любят они воевать на суше, плохо это у них получается. Единственные ситуации, ради которых можно сделать оговорку, – это попытка высадиться на побережье Корбинского края примерно посередине между Чистяково и устьем Титовицы, а также в Бобровской области, если мы позволим их флоту войти в Нарис. Первый случай наиболее вероятен, поскольку напрашивается совместный удар в направлении Корбина – улорийцами с северо-востока и островитянами с юга. – Так можно и Корбинский край снова потерять, – пробормотал государь. – Но всё это из области слишком невероятных предположений, – продолжил я, – скорее, наши заморские друзья ограничатся действиями на море и нападениями на наши порты, а честь умирать за их интересы на суше предоставят исключительно улорийцам. – Ну, у улорийцев и своих выгод в этом деле хватает, – проворчал Никита Андреевич. – Совершенно верно, – легко согласился я, – поэтому я предлагаю приступить к формированию трех армий. Первую расположить близ Усолья, – моя указка ткнулась в прилегающий к названному городу район, – чтобы иметь возможность выдвигать оттуда резервы к Южноморску или Бобровску, в случае возникновения такой необходимости. Вторую армию необходимо поставить где-то в районе Грушовки. Эта армия прикроет подходы к Ивангороду и Кузнецку, если Янош вознамерится повторить свой предыдущий опыт и двинуть войска от города Коревец через Титовицу. Как только наши соседи обозначат свои планы, можно будет выдвинуться к реке и разбить их прямо во время переправы. Третью армию ставим в Корбинском крае. Думаю, этого будет достаточно, чтобы отбить у фрадштадтцев желание высаживаться на берег, и достаточно, чтобы достойно встретить Яноша и задержать до подхода других армий. – Не слишком ли силы распылим? – осторожно подал голос Григорянский. – Это разделение нужно только для прикрытия основных направлений предполагаемого вторжения. Будем ждать вестей от разведки и реагировать на изменение ситуации. Если направление удара будет одно, то все армии можно будет соединить, если несколько – будем отбиваться частями, противнику ведь тогда тоже придется делить свои силы. – Ну, хорошо, – Федор оторвался-таки от своих бумаг и внимательно посмотрел на меня, – упредим высадку фрадштадтцев и на суше останемся один на один с улорийцами. А что на море? – На море всё гораздо сложнее. Фрадштадтцы обязательно попытаются напасть на наши порты. Если ничего не выйдет, то ограничатся морской блокадой. – Миша, а ты представляешь себе, – взял слово царь, – какой урон нашей торговле нанесет эта блокада? – Да и репутация власти сильно пострадает, – вставил реплику Глазков. – Прошу меня простить, – я беспомощно развел руками, – но я ничего не понимаю в морском деле. Потому не могу ничего сказать ни о боевых качествах имеющихся у нас в наличии боевых кораблей, ни о способностях экипажей. Мы сделаем всё, чтобы не дать фрадштадтцам высадиться, но воевать с флотом на море может только другой флот. – Вот бы заморозить море и по льду добраться до фрадштадтских кораблей, – мечтательно произнес Григорянский, задорно подмигивая мне. Все рассмеялись, поняв намек на слухи, упорно отождествляющие меня с Князем Холодом. Хорошо, что все тут люди взрослые и разумные, понимающие, чего можно требовать от человека, а что он не сможет сделать при всем желании. – К сожалению, лето близко, – я картинно вздохнул, вставил указку в держатель и отправился на свое место за столом. – Флот у нас уже есть, – взял слово царевич Федор, – но пока небольшой и, скажем так, с кое-какой спецификой. Об этом позже. Правильно всё Михаил разложил, так и нужно действовать. Внимательно наблюдаем за Яношем и защищаем порты от островитян. В Чистяково они вряд ли сунутся повторно, хотя поостеречься всё же нужно. Чтобы не допустить их к Бобровску, нужно постараться закрыть вход в Нарис. Ну, а Южноморск является для них самым лакомым куском, и нужно сделать всё, чтобы не допустить его потерю. Обсуждение затянулось еще на пару часов, после чего я получил в командование армию, собирающуюся у Усолья, и приказ позаботиться о недопущении врага в устье реки Нарис. Ну, и оборона Южноморска, случись такая необходимость, тоже возлагалась на меня. – Вот и отдохнул после бранных трудов, – пробормотал я самому себе под нос, возвращаясь после совета в свои покои. – Нет, пора съезжать из дворца, здесь слишком близко к командирам. 20 Всё-таки по скоростям восемнадцатый век никак не сопоставим с веком двадцать первым. Время течет чересчур неторопливо, и события, в двадцать первом веке происходящие сплошной чередой в качестве реакции на что-то, здесь растягиваются на недели и месяцы. Состояние «ожидание войны», громогласным объявлением которого Алешка разбудил меня на следующий день после прибытия из Чистяково, тихо-мирно тянулось еще не менее месяца. То есть я мог не только нормально выспаться в тот день, но и еще пару недель спокойно отдохнуть. С другой стороны, всё-таки это время было потрачено на подготовку к возможным военным действиям, а значит, не было прожито зря. По дипломатическим каналам продолжалось «прощупывание ситуации» на предмет исключения улорийцев из вражеского лагеря. Но всего лишь осторожное прощупывание ситуации на предмет предложения материальной помощи неожиданно дало эффект, прямо противоположный ожидаемому: по всей видимости, Янош Первый счел это проявлением слабости и сделал вывод, что Таридия настолько боится его вступления в войну, что решила откупиться. Тут же добрые люди из королевского окружения поспешили поднять самооценку своего монарха, напомнив о его гении полководца и убедив в исключительной благоприятности момента, чтобы поставить на место зарвавшегося соседа. Так что сомнений в войне с Улорией с каждым днем становилось всё меньше. Потому царевич Федор возглавил двадцатитысячную Восточную армию и отправился в Корбинский край, а князь Григорянский с двенадцатитысячной Северной армией в ожидании выдвижения противника расположился на хорошо знакомом нам Грушовском поле. Разведка трудилась не покладая рук, и можно было быть абсолютно уверенным, что все передвижения улорийской армии станут нам известны с хорошим упреждением. Мне же пришлось заниматься формированием Южной армии со штабом в городе Усолье. Оттуда я мог одинаково быстро перебрасывать подразделения и в Бобровск, и в Южноморск, а в случае серьезной угрозы со стороны Улории – и в помощь Восточной или Северной армии. В нагрузку мне достались царевич Алексей и задача закрыть для врага вход в Нарис. Почему роли распределились именно так? Да потому что Федор считал удар с двух сторон по Корбинскому краю наиболее вероятным и решил сам разбираться с этой угрозой. А Григорянского поставили командовать Северной армией потому, что тот еще в прошлую улорийскую кампанию прекрасно освоил науку бить врага во время переправы через Титовицу. Сейчас от него требовалось ровно то же самое – не позволить Яношу беспрепятственно вторгнуться в центральные области страны. Ну, а меня направили на юг по той простой причине, что после Чистяковского сражения я считался специалистом по сдерживанию фрадштадтцев на море. Что интересно, под «всеобщую мобилизацию» попал и Воротынский. Посольскому указу срочно понадобились дополнительные контакты в высшем обществе Фрадштадта, и мне было дано добро на задействование опального графа. Послужит в меру сил и возможностей, а там видно будет с его возвращением. Натали настояла на поездке со мной в Усолье, и я не стал возражать, потому что ожидание войны могло длиться еще полгода – зачем же бездарно упускать время, которое можно провести вместе? А глядя на нас, и младшие Соболевы поступили так же, то есть царевна Стефания тоже напросилась сопровождать своего мужа. Службу в разбитом на окраине города лагере организовали довольно быстро, тем паче что все три Белогорских пехотных полка на этот раз были при мне и служили отличным примером для остальных подразделений, вошедших в состав Южной армии. Курьеры с донесениями из Южноморска и Бобровска прибывали по два раза в день, так что обо всех происшествиях в наших важнейших портах я узнавал всего лишь с суточной задержкой. Чтобы упростить задачу до контроля только южноморского побережья, нужно было поставить заслон в устье Нариса, обезопасив таким образом Бобровск. Вот и собрался я лично посетить отобранный у Тимланда кусок земли, чтобы оценить уже проделанную там работу и ускорить выполнение главной задачи. Потому что лучше один раз самому увидеть, чем верить на слово другим людям. Тем более что с чужих слов состояние дел колебалось от «почти ничего не сделано» до «совсем немного осталось». И вот в середине мая, воспользовавшись затянувшейся мирной отсрочкой и прекрасной солнечной погодой, мы с Алешкой и своими половинками рванули в Бобровск, а оттуда в составе целого каравана судов спустились до самого места впадения реки в море. Общая ширина Нариса в устье составляла около двухсот метров, но со стороны западного, тимландского, берега вход в реку преграждали многочисленные скалы. Трудно даже представить, в течение скольких веков они противятся могучим водам реки, стремящейся слиться в объятиях с бескрайними морскими просторами. Возможно, когда-то на их месте стояла сплошная скала, но трудолюбивый Нарис день за днем точил камень, по крупинкам вымывая сначала более мягкие породы, а после принимаясь за более твердые. В итоге сейчас вместо сплошного скального массива из воды торчали щербатые зубья каменных столбов, одним своим видом заставлявшие все входящие и выходящие из реки суда тесниться поближе к восточному берегу, где была отличная глубина и ничто не мешало речным водам спокойно смешиваться с водами Южного моря При этом большую часть года Нарис весьма нетороплив, поэтому, в отсутствие сильного встречного ветра, а также используя силу прилива, парусные суда могут довольно-таки высоко подниматься вверх по его течению. Скорее всего, линейные корабли к Бобровску не сунутся, своим ходом им не добраться, но у фрадштадтцев в составе флота имеются и суда, способные передвигаться не только под парусом, но и на веслах. В общем, Форт-Нарис для того и был задуман, чтобы обезопасить наш крупный торговый город от любых угроз с моря. Для этих целей при помощи подрыва пороховых зарядов и подручными средствами были расчищены два широких скальных карниза, удачно располагавшихся у самого входа в реку на высоте около двадцати метров над уровнем воды. Сейчас там при помощи мешков с песком, корзин с землей и бревен спешно оборудовали позиции для тридцати двух прибывших с нами на баржах орудий, строили укрытия для артиллеристов и хранилища боеприпасов. И грузы, и людей с наскоро сооруженной внизу деревянной пристани поднимали при помощи подъемника, приводившегося в действие волами. С карниза по местами выдолбленной в камне, а местами пристроенной деревянной лестнице можно было подняться на вершину горы, где уже была возведена наблюдательная вышка и готовились позиции для дополнительной батареи, призванной усиливать, при необходимости, огневую мощь нижних батарей. Обратный склон скалы полого спускался в небольшую горную долину. Здесь строили небольшой военный городок с казармами, домиками для офицеров, арсеналом, складами и прочими хозяйственными постройками. Это была единственная пригодная для жизни местность на той территории, что была нами отобрана у Тимланда по результатам недавней военной кампании, всё остальное было занято горами. Дамы оставались на шхуне, а мы с царевичем и поднимались на позиции батареи, и спускались в военный городок. На следующий после нашего прибытия день из Южноморска прибыл фрегат «Апостол» с майором Шепелем на борту. Иван Петрович привез недостающие части для механизма натяжения цепи, и вскоре эта самая цепь была протянута между одной из скал-столбов, торчащей у тимландского берега, и нашей пристанью. В поднятом состоянии она должна была остановить вошедшие в устье Нариса корабли как раз под дулами наших пушек. Убедившись лично в том, что за Бобровск теперь можно быть более или менее спокойными, мы решили воспользоваться подвернувшейся возможностью попасть в Южноморск морем, пересели на «Апостол» и отправились в главный таридийский порт. Погода стояла прекрасная, ярко светило солнышко, настроение тоже было безоблачным. В самом деле – когда еще удастся совместить полезное с приятным и совершить вместе с женой морской круиз? Наталья Павловна выглядела абсолютно счастливой, царевна Стефания вообще не выходила из восторженного состояния – дочь великого князя Силирии не только на корабле не плавала, но и теплого моря-то никогда не видела. В общем, повторюсь, настроение мое было отличным, но вместе с тем где-то на периферии сознания присутствовала крошечная горчинка сомнения. Я отмахивался от нее, словно от назойливой мухи, и не мог понять причины беспокойства до тех пор, пока утром второго дня путешествия дозорный не сообщил о парусах на горизонте. Четырех справа по курсу и двух сзади. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять государственную принадлежность этих судов. И задумываться о цели их появления здесь и сейчас тоже не приходилось. – Вне всякого сомнения, это фрадштадтцы, – подтвердил мои мысли капитан Григорьев. – Какие будут предложения, капитан? – обратился я к Григорьеву, разглядывающему вражеские корабли в подзорную трубу. – Два линейных корабля и четыре фрегата. От линейных можно было бы попытаться убежать, но их фрегаты быстроходнее. Не уйдем. – Это даже я понимаю, – проворчал Игнат, но я остановил его жестом. – Как насчет возвращения в устье Нариса? – Два корабля лучше, чем четыре, – Григорьев развернулся в сторону отрезавших нам путь к отступлению фрадштадтцев, – но ненамного. Если они и не пустят нас ко дну самостоятельно, то задержат до подхода основной эскадры. – С разгону проскочить между ними – и дело с концом! – в свойственной ему безапелляционной манере заявил Шепель. – Господин инженер, – абсолютно спокойно ответил Григорьев, – именно так и стоило бы нам поступить, не будь у противника пушек. Уверяю вас, пройдя между фрадштадтцами, мы останемся без парусов, мачт и половины команды, то есть превратимся в беспомощную добычу. – Что у нас с берегом? – спросил я. – Отмели и скалы. Подойти близко для высадки на сушу здесь не выйдет. Тем более что эти двое, – капитан махнул рукой в сторону догоняющего нас дуэта, – будут пытаться отрезать нас от берега. – Капитан, его высочество и его сиятельство с женами должны быть доставлены на наш берег в целости и сохранности! – заявил Игнат. – Отставить, подпоручик Лукьянов! – мне вновь пришлось одернуть телохранителя. – Задачу ставить буду я! Эх, мне бы еще знать, как это сделать! В морском деле я полный профан, что называется, сухопутная крыса. Я опустил бинокль и с тоской посмотрел на синие воды Южного моря. Что-то подсказывает мне, что без купания мне сегодня не обойтись. Что за напасть такая! Видно, на роду мне написано в этом мире постоянно искать спасения в воде. Понятно, что май не декабрь, тем паче в южных широтах, но сам факт купания! И это ведь еще полбеды, у нас на борту царевич и женщины – вот главная проблема! Боже, какой же я осел! Как можно было так расслабиться? Как можно было пуститься в плавание, вот-вот ожидая начала военных действий с главной морской державой мира? Да еще и поставить под удар жену и семью младшего царского сына! И про Шепеля с его командой нельзя забывать – у них и чертежи нового форта, и все знания о нем. Просто-таки царский подарок злейшему врагу! – Скажите, Григорьев, как будет действовать противник? – поинтересовался я, отчаянно напрягая мозг в поисках решения задачи.