Не желая смущать девушку, Келли-старший протянул руку сыну, и до того медленно дошло, что сумку они забыли дома и сейчас стояли с пустыми руками. Отец слегка кивнул на столик в прихожей, на который успел бросить развернутую газету, чтобы прикрыть женскую сумку от взгляда жены. Эйлин быстро подскочил к столику и схватил сумку. В этот момент в прихожую вышла Ванесса и увидела сына с очень красивой девушкой. Мать любезно улыбалась, пока Эйлин озвучивал историю с сумкой, размахивая ею перед родителями, а затем предложила всем выпить чаю. Ей было интересно все узнать о Перле, ведь она была первой девушкой, с которой сын захотел их познакомить. Родители были в хорошем настроении, и знакомство прошло в непринужденной обстановке. А потом, когда Эйлин вернулся, проводив домой свою девочку, отец протянул ему ключи от комнаты над гаражом, в которой сам любил уединиться от всех, и сказал: — Если ты каждый раз будешь топтать мамину клумбу, нам всем не поздоровится. *** В доме было тихо, родители ушли на вечеринку. Глаза Кассандры сияли от любопытства и восторженного ожидания. Грэди обнял ее без всяких слов, и девушка с готовностью прильнула к нему. Кровь ударила парню в голову. Быстро втянув Кассандру свою комнату и для надежности закрыв дверь на ключ, он прямо у порога снял с нее черный топ, под которым оказался кружевной бюстгальтер, туго обтягивающий аппетитную грудь. О таком мгновении Грэди мечтал целый год, с тех пор, как длинноногая смешливая сестра друга в одночасье превратилась в сексапильную красотку, фигуре которой позавидовала бы любая девушка, снимающаяся для мужских журналов. Дрожащими руками он расстегнул застежку бюстгальтера и задохнулся от восхищения. — Касси, невозможно быть такой красивой. Ты снилась мне ночами, и сейчас мои сны сбываются, — хрипло пробормотал он от избытка чувств и подхватив девушку на руки, закружился с ней по комнате, а потом плавно опустил ее на широкую кровать. Грэди с восторгом прижался губами к острой вершине темно-розового соска, и Касссандра тихо вскрикнула от захлестнувшего ее желания. Столь поощрительный отклик усилил его атаку, и он припал к ее груди, как страдающий от жажды припадает к роднику, с упоением целуя каждый дюйм роскошного тела, пахнувшего полевыми цветами и дурманившего ему разум. Девушка прерывисто задышала, а ее руки нетерпеливо потянули вверх его футболку, и через мгновение два полуобнаженных тела слились в таком страстном объятии, словно пытались раствориться друг в друге. Грэди блаженствовал. Его любимая Касси удивительно подошла ему по темпераменту. Она отвечала на его поцелуи столь же пылко, как он их дарил. Казалось, они только начали заниматься столь восхитительным делом, как прозвучал звонок телефона, и Лаки торопливо проговорила: «Твой отец несется на всех парусах». Они едва успели одеться, выбежать в гостиную, сесть в кресла и включить телевизор, как в комнату с сальной ухмылкой вбежал Фицджеральд, рассчитывавший застать сына в постели с девчонкой. Увидев дочь Килпатрика, он добродушно рассмеялся: — Так вот кто пришел в гости к Грэди пока родителей нет дома? Не бойся, Касси, я не расскажу твоему папочке, чем вы здесь занимались. Броган подшучивал, а его глаза жадно шарили по груди Кассандры. — Мы зашли в дом на минуту раньше тебя, отец, — холодно ответил Грэди, которому не понравились непристойные намеки и похотливые взгляды Брогана. — Я хотел угостить Касси маминым шоколадным кексом. А где мама? — Твоя мать обиделась на одну маленькую шутку и прямо с вечеринки уехала к своему папаше, — недовольно скривил губы Фицджеральд и опять уставился на Кассандру. — Ну, раз нет ни мамы, ни кекса, мы выпьем чаю в кафе. — До свидания, дядя Броган, — вежливо попрощалась Кассандра. — До свидания, моя девочка. Приходи еще в гости, я всегда рад тебя видеть, — приветливо ответил тот и со злостью добавил, когда захлопнулась дверь: — Особенно, когда сыночка не будет рядом. БАДЕН-БАДЕН, ДУБЛИН Поездка в Баден-Баден оказалась удачной. Лаки весьма выгодно приобрела спортивный клуб и ресторан. Ее адвокат заранее подготовил все документы, и формальности удалось уладить за один день. Вечером вместе со Стивеном она пошла в казино, чтобы встретиться с Игроком. Но оказалось, что ее друг отлучился, и чтобы скоротать время ожидания, Лаки предложила брату сыграть. Стивен категорически отказался, на всю жизнь запомнив игру, когда его силой заставили играть и приписали огромный долг. Тогда Лаки стала играть одна. Она переходила от столика к столику, меняя игры, и наконец остановилась на преферансе с весьма высокими ставками. Лица ее партнеров показались Стивену странно знакомыми, и он озадаченно нахмурился, пытаясь лучше разглядеть их в полумраке. Игра проводилась в специальной комнате, и ярко освещенным в ней был лишь карточный стол. Только спустя несколько минут Стивен вспомнил, где видел эти лица — в Дармунде. Лаки вполне могла не знать, что ее партнеры отъявленные негодяи. Они были старше на несколько лет, и во время учебы их пути не пересекались. Стивен попытался предупредить сестру, но Лаки не желала ничего слушать и продолжала игру, которая складывалась для нее крайне неудачно. Сумма проигрыша оказалась почти нереальной, и соперники Лаки настаивали на немедленном погашении долга. Но у нее не было с собой столько наличных денег, в чем, мило улыбаясь, она и призналась. Ее заявление вызвало громкий хохот, и парень с длинным шрамом на лице, с дерзкой ухмылкой предложил: — Можешь рассчитаться натурой, крошка, — и резко приказав обслужившему их официанту удалиться, закрыл дверь, отрезая путь к побегу. Стивен напрягся, соображая, как им отсюда быстро смыться, а сестра все с той же безмятежной улыбкой вдруг заявила, что расплатится купчими на собственность, и бросила на стол два файла с документами. Тип со шрамом небрежно взял один файл, а второй швырнул напарнику. Резкая перемена в лицах этих игроков просто обескураживала. По мере прочтения документов, их было не узнать. — Ангел, что за фигня? Мы ведь раскручивали твоего брата. Ты сказала, что он заплатит за проигрыш… — потрясенно спросил парень со шрамом. Второй игрок выглядел не менее потерянным, но молчал, только глаза его подозрительно блестели. Довольная такой реакцией, девушка весело засмеялась и объяснила своим мнимым соперникам: — Все по-честному. Выиграл — получи. Теперь ты владелец спортивного клуба, Каналья, и мы будем звать тебя — Сэнсэй. А тебя, Шельма, как хозяина ресторана — Шефом. В этот момент в комнату вошел еще один ученик из Дармунда. Стивен едва узнал в элегантном парне несуразного придурка, бывшего всеобщим посмешищем много лет. Тот подошел к Лаки и привычно поцеловал ее в щеку. — Привет, Ангел. Продолжаешь убивать нас наповал? — укоризненно покачал головой Игрок, а затем тихо сказал растерянным друзьям: — Я сам до сих пор не могу отойти от ее подарка, но с Ангелом не спорят. Лаки состроила забавную рожицу и робко попросила: — Шеф, угостишь нас ужином? Мы с братом проиграли все деньги, а кушать очень хочется. Так Стивен познакомился с друзьями Лаки. Огорошенные ее подарками, они никак не могли прийти в себя еще и от того, что не знали, как теперь им управлять своей собственностью. Тем более находясь так далеко от Лаки. Но она твердо пресекла все отговорки и сказала, что будет навешать их, ведь в Баден-Бадене живет ее дед, и она часто бывает здесь. — Вам не придется лезть в финансовые дебри. Я познакомлю вас со своими братьями. Они менеджеры высшего звена и займутся управлением, а вы будете только получать прибыль, — заверила она друзей. — Это он топ-менеджер? — с явной иронией произнес Игрок, кивая на Стивена. — Конечно же, нет, — успокоила его Лаки. — У меня есть еще два брата. Они обычные люди, и хорошо разбираются в управлении, особенно Габриэль. Он тебе понравится. Сэнсэй повернулся к Стивену и возмущенно спросил: — Что за новые братья? Мы и вас-то еле терпим. — А теперь еще и этих терпите, особенно Габриэля. Он тебе понравится, — засмеялся Стивен. — Так и захочешь ему двинуть, когда услышишь, как он разговаривает с Лаки. Почти всю ночь они провели в казино, и Стивен никак не ожидал, что эти странные парни окажутся вполне нормальными, и общаться с ними будет так легко и весело. *** Утром следующего дня Лаки навестила деда, Генриха Лаутензака. Старик прекрасно выглядел, словно помолодел на десять лет. С появлением Габриэля, Дарии и Николаса его жизнь наполнилась новым смыслом. Дария быстро завоевала расположение угрюмого отшельника, а малышка, родившаяся месяц назад, полностью пленила его сердце, отодвигая на второй план даже хвостатых любимцев. Появление ребенка внесло свежую струю в жизнь обитателей старого особняка. Маленькая Анжелита умиляла всех, в том числе и Николаса, никогда ранее так близко не видевшего младенца. За четыре месяца, проведенные в доме деда, его характер существенно изменился, и в этом была заслуга женской половины их общества. Не зная, что такое настоящая женская забота, Николас в полной мере почувствовал ее на себе. Он напоминал фрау Краузе ее непутевого сына. И хоть экономка постоянно покрикивала на парня, она, тем не менее, тщательно следила за его гардеробом и питанием. А Дария всегда сочувственно выслушивала все стенания и старалась подбодрить, особенно в первый месяц их пребывания в доме барона. Габриэль подсмеивался над ней, называя «жилеткой» для великовозрастного оболтуса, и шутил, что она репетирует на Николасе роль заботливой мамочки. Но сам тоже неплохо относился к брату Лаки, и помогал освоиться в мире бизнеса, ведь старый барон серьезно воспринял просьбу внучки и завалил их работой по самые уши. Габриэль быстро заслужил его уважение своей работоспособностью и желанием учиться. Внука же старик постоянно подстегивал, заставляя трудиться, но при этом внимательно присматривался к нему, пытаясь понять, будет ли из парня толк. Ведь он задумал ни много, ни мало, а именно, сделать Николаса продолжателем их старинного рода, в чем и признался внучке в разговоре наедине. Барон очень волновался и боялся, что она рассердится, ведь три года назад он объявил ее своей единственной наследницей, а теперь хотел не только передать титул, но и внести Николаса в свое завещание, как, впрочем, и Габриэля с Дарией и малышкой. Лаки заверила деда, что совершенно не обидится за уменьшение своей доли наследства. Она понимает, что у барона сложилось некое подобие большой семьи и это радует. Все пристроены и заботятся друг о друге, как она и хотела. Как ни крути, а Николас ее родной брат, и она совсем не хочет, чтобы он плохо закончил. Идея передачи титула ей тоже пришлась по душе. Ведь тогда, и она сможет передать титул герцогини своей племяннице, и он не будет утрачен для их семьи. Лаутензака порадовала такая рассудительность. Он всегда гордился своим происхождением и сейчас был ужасно доволен, что внучка, несмотря на свою дурную колдовскую кровь, о чем лишний раз лучше не вспоминать, осознала, какое положение в обществе занимает их род и как важно его продолжить. Лаки не стала разубеждать его и объяснять, что ей ни к чему все эти титулы. Для нее главное — сохранить линию Бойеров. И если Николас не может быть наследником друидского рода, тогда почему бы ему не стать Лаутензаком? Она знала, что отец, а тем более прадед, абсолютно не будут возражать против этого, но решила потешить самолюбие барона, а заодно заставить его забыть о давней вражде. Лаки полностью одобрила далеко идущие планы, но предложила пока не говорить о них Николасу, а постепенно, настойчиво и упорно воспитывать из него своего наследника. И пока старый барон утвердительно покачивал головой, внучка стала внушать, что надо простить Антэна, ведь лишь благодаря ему, Николас появился на свет. К тому же Линда очень любила мужа (здесь Лаки покривила душой, но чего не сделаешь для успокоения старика) и обожала рожденного от него сына. Барон традиционно разразился проклятиями, но уже без обычного фанатизма. Идея заиметь законного наследника полностью поглотила его, и образ зятя постепенно начинал тускнеть перед грандиозностью замысла. К тому же внучка настаивала на том, что Антэн признает свою вину, и не будет спорить с сыном, когда тот захочет сменить фамилию. А в том, что Николас захочет это сделать, Лаки не сомневалась. Почему бы лишний раз и не досадить отцу? Поговорив с братом, она поняла, что тот до сих пор злится на него. Хоть уже и без явной ненависти, но все еще с обидой он рассказал, что всегда ощущал себя кукушонком в чужом гнезде. Будучи родным по плоти и крови, по духу он был совсем чужим Антэну, в то время, как с Аланом у отца была связь, возможная только между самыми родными и любящими людьми. Антэн никогда не показывал, что по- разному относится к сыновьям, но Николас чувствовал, что сердце отца отдано Алану, который отвечал ему столь же сильной привязанностью. Это больно ранило, и привело к увлечению наркотиками, картами, а в конечном итоге — к полному разрыву с отцом. По большому счету, Николас доволен, что Лаки встретилась ему на пути и так круто изменила его жизнь. Только здесь, в доме деда, он впервые почувствовал себя членом семьи. И пусть Лаки сердится на него и злится, но он еще не может считать ее своей сестрой. Ему легче считать сестрой Дарию. Да и Габриэль за несколько месяцев знакомства стал ему намного ближе и понятней, чем Алан за все годы, прожитые с ним. Даже старый ворчун оказался не таким уж сумасшедшим, и про себя Николас называет его дедом. — Какая странная штука жизнь. Никогда не знаешь — где найдешь, где потеряешь, — позже сказала Лаки Стивену. — Хорошо, что дед принял Николаса. Теперь можно быть спокойной за них обоих. А еще я рада за Габриэля. Все эти годы я чувствовала себя виноватой за то, что бросила его в Дармунде. — Перестань. Габриэль всегда знал, что ты его любишь. А сейчас он вполне счастлив, я даже немного ему завидую. У него есть ребенок, а для меня сын почти потерян. Боюсь, что стану для Раяна таким же чужим, как стал для Стаси. Я не могу вспомнить ни одного ее поцелуя, — с грустью признался Стивен. — Но, она все равно живет в твоем сердце, иначе ты давно был бы с другой девушкой. А не помнишь ты ее прикосновений потому, что я провела обряд очищения, когда лечила тебя. Не сердись, у меня не было другого выхода. — Ты спасла меня. Как я могу сердиться на тебя за это? Оно и к лучшему, что мое тело не помнит прикосновений Стаси. Возможно, со временем, я смогу ее забыть. Но Раяна так хочется увидеть. — И мы обязательно его увидим, — уверенно пообещала Лаки. Они провели в Баден-Бадене четыре дня, а затем вылетели в Дублин. Стивен смалодушничал и не захотел объясняться с родителями, за него это сделала Лаки. Она позвонила его матери, сказала, что они проездом будут в Дублине и очень хотят увидеть Раяна. Поэтому просят взять его к себе на денек. Патрисия обрадовалась встрече с сыном, хоть и пожаловалась Лаки, что не понимает, почему сын поссорился с женой, ведь они так хорошо ладили. Стася ничего не объясняет и только плачет, но общаться с внуком не запрещает, и Раян часто бывает у них в гостях. Лаки посочувствовала и пообещала Патрисии все откровенно обсудить при встрече, только попросила никому не рассказывать об их приезде, в том числе и ее отцу. Патрисию удивила ее просьба, но она не стала выяснять к чему такая таинственность, для нее было главным увидеть сына. У Стивена заныло сердце, когда маленькие ручки доверчиво потянулись к нему и крепко обняли за шею. Прижав к себе горячее тельце ребенка, он ощутил такую щемящую нежность, что осыпал сына поцелуями, а затем стал подбрасывать вверх, вызывая у того громкий восторженный смех. Стивен не видел Раяна почти четыре месяца, и сейчас это был уже не крикливый младенец, а маленький человечек, настойчиво пытавшийся ходить и лепетавший свои первые слова. Для восьмимесячного ребенка малыш был очень смышленым. Казалось, он узнал отца и обрадовался ему, а из подаренных игрушек сразу выбрал небольшого мохнатого медведя, чем растрогал Стивена почти до слез. Он объяснил Лаки, что у него самого был такой в детстве и звали его Барни. Отец провел с сыном целый день, не расставаясь с ним ни на минуту, и даже спал с ним рядом во время дневного сна. Патрисия утирала слезы, наблюдая за ними, а Лукас хмурился и глубоко вздыхал. Лаки наспех придумала грустную историю, по которой виноваты были ни Стивен, ни Стася, а непреодолимые обстоятельства. Она сказала, что Стася не может принять образ жизни своего мужа, а он не имеет права ничего изменить, потому что его за это накажут высшие колдовские силы, о которых им лучше не знать. Ничего не поделаешь, и всем надо просто смириться, раз уже Стивену довелось родиться столь необычным человеком. Маклафлины-старшие печально слушали Лаки, а потом Лукас с надеждой попросил ее предсказать будущее его сына. Он помнил, как Дерек Милтон рассказал им об ее пророчестве, сделанном в далекой Канаде, которое почти полностью уже подтвердилось, и сейчас с волнением смотрел на девушку. Но она ничего не могла сказать утешительного, вспоминая, как сама испугалась предсказания, в котором увидела умирающего Стивена. И до этого момента ему осталось прожить всего ничего, какие-то три месяца. Впрочем, как и ей, если предсказанию Кэтлин Хьюз суждено сбыться. Честно говоря, Лаки пыталась отмахнуться от него, уверяя себя, что Кэтлин посредственная гадалка, но это плохо удавалось, ведь некоторые из ее предсказаний уже сбылись. Роковая дата неизбежно приближалась. Не в силах, что-либо изменить ни в своей судьбе, ни в судьбе брата, ей остается только ожидать окончательной развязки. Она будет рядом с ним до конца, и просто приклеится к нему намертво, не отпуская от себя. А там уже как повезет. Лаки не могла утешить родителей Стивена и неловко улыбаясь, объяснила, что сейчас, на растущую луну ей запрещено гадать. Она все расскажет в следующий раз. А пока пусть они ни о чем плохом не думают, все как-нибудь образуется. Лукас понял, что девушка все знает, но не хочет их огорчать, и решив, что это касается развода со Стасей, не стал больше настаивать. Внутренне он уже смирился с этой мыслью, понимая, насколько странная жизнь сына, и нисколько не осуждал невестку за то, что она ее не понимает. Ведь ему самому тоже не понять такую жизнь. Все, что они с Патрисией могут сделать – это только любить своего сына и внука. Но его интересовал еще один вопрос, и он осмелился спросить у Лаки: