Аркаша долго и усердно пыхтел, вертя и прикладывая разрозненные бумажки. Обладая феноменальной способностью аналитически мыслить, он уже через несколько минут сумел скомбинировать и сопоставить отдельные фрагменты некогда цельного текста. Чтобы собранный листочек не разлетелся от дуновения, Аркаша вырезал несколько полосок клейкой ленты и осторожно перенёс все листочки на эту ленту. В результате уничтоженное письмо возродилось. Словно великие исследователи-первооткрыватели, ребята склонились над письмом и, перебивая друг друга, начали читать. В результате склеивания текст получился отвратительного качества, но это не остановило юных исследователей. Многие слова были абсолютно непонятны детскому уму, однако основные моменты ребята чётко уяснили и поняли. Что Мариночкин папа жив и проживает в данное время в Воронеже. Что он живёт плохо и у него нет ног. Прочитав письмо, Мариночка приложила его к лицу и горько заплакала. Услышав пронзительный плач, в комнату вбежал Николай Петрович, а за ним и Мишель. — Что случилось, дорогуша моя? — подняв девочку с пола, спросила Мишель. Мариночка протянула ей склеенное письмо и произнесла: — Мой папа жив, и он сейчас в нашем любимом Воронеже. Зачем вы ничего мне не сказали и порвали письмо от папы? В словах девочки было столько укоризны, что на первых порах взрослым стало очень стыдно, и они не нашли, что ответить. Первой опомнилась Мишель. — Девочка моя, Мариночка! Во-первых, нельзя читать чужие письма, со временем ты это поймёшь. Во-вторых, это письмо не от твоего папы, а от совершенно незнакомого человека, который когда-то видел твоего папу. И было это очень давно, а посему на данный момент о нём опять ничего не известно. — Ты опять всё врёшь, Микки, — вытирая слёзы, проговорила девочка, оттолкнув от себя Мишель. — Я хочу к папе, в Воронеж. Я соскучилась по зиме, по снежным горкам, по снеговикам. Отвезите нас с Аркашей обратно, пожалуйста. И девочка вновь разразилась громким плачем, надрывно приговаривая: — Если вы меня не увезёте, я всё равно сбегу из вашей Франции, вместе с Аркашей. — Николай, сделай же что-нибудь, видишь, какая началась истерика у ребёнка! Видя, что Николай Петрович не предпринимает никаких действий, продолжая стоять в раздумье, Мишель присела на колени, обняла девочку и начала успокаивать её, поглаживая по головке: — Ну что ты, ну что ты, родная, успокойся. Мы обязательно поедем в Воронеж, но только не сейчас, а немного попозже. И уж если ты затронула вопрос о своём папе, то послушай правду о нём. Он глубокий инвалид, без рук, без ног и, говорят, где-то в Москве побирается, как нищий. Он превратился в страшного дядю, всегда пьяный и оборванный. Ты к такому папе хочешь? — Мишель, прекрати! Ты чего несёшь? — очнулся Николай Петрович. Мариночка отскочила от Мишель и уставилась на неё, широко раскрыв глаза: — В Москве? Так, значит, это был он, мой папа! Меня тянуло к этому дяде, как же я не узнала его? — Николай, уйми её, пожалуйста, иначе она нам такое наговорит! Николай Петрович подошёл к заплаканной девочке и, присев, утёр ей слёзки на щеках. — Успокойся, Мариночка, мы обязательно съездим к твоему папе, даю тебе честное слово. Как поправлюсь окончательно и справлюсь с делами, сразу и поедем. — Ну да, конечно, поедет он, — ни с того ни с сего взорвалась Мишель. — А потом опять переживания, сердце. Нет уж, дорогой, если тебе наплевать на своё здоровье, так уж позволь мне о нём позаботиться. И нечего потакать этой соплюшке. И схватив упирающуюся Мариночку, Мишель потащила её из комнаты, приговаривая: — Ишь ты, от горшка два вершка, а туда же — командовать. Ничего, я тебя быстро отучу. Мы перед ней и так и сяк, все на пупе извертелись, а она вон что вытворяет! Посидишь у меня под замком — быстро научишься родителей уважать. И Мишель, протащив её через коридор, закрыла на ключ в одной из комнат. Там Марина просидела целый день. Почти через каждый час к двери подходил Аркаша и спрашивал о её самочувствии. Сначала девочка не отвечала. Затем, подбежав к двери, попросила Аркашу, чтобы он стащил у Мишель ключ от двери. — Как я могу это сделать, если она его носит в кармане? — Придумай что-нибудь, Аркаша. — Но если я достану ключ, ты ведь сбежишь от них. — Мы убежим вместе, — тихо прошептала Марина через щель двери. Аркаша некоторое время помолчал, потом обиженно произнёс: — Но ведь тогда я никогда не вылечусь, а здесь меня устроили в клинику и лечат. Мне уже стало легче ходить. — Тогда я сбегу одна. А ты как вылечишься, тоже приедешь. — Нет, Марина, зря ты всё это затеяла. Не надо было мне собирать тебе это письмо, видишь, как всё плохо вышло. — Если тебе наплевать на своих родителей-пьяниц, которые тебя выкинули, как собаку, то я люблю своих родителей, какими бы они ни были, и никогда их не брошу. А ты — предатель, уходи отсюда и никогда больше не появляйся. И Марина отбежала от двери в глубь комнаты. Аркаша долго пыхтел у двери, затем заковылял прочь. Часа через полтора ему удалось вытащить ключи у Мишель. Быстро, как только мог, он сразу же направился к своей наречённой сестре. Подойдя к двери, мальчик тихо окликнул Марину, но никто не отозвался. Аркаша почувствовал, что через дверную щель сильно дуло. Немного подождав, он сам открыл дверь. Окно было открыто настежь, а за спинку кровати привязана скрученная простыня. Аркаша притащился к окну и увидел цепочку связанных простыней и скатертей, которая тянулась до самой земли с третьего этажа. Марину нашли вездесущие французские полицейские вечером следующего дня на железнодорожном вокзале. Её задержали, когда она тайком пыталась проскочить в вагон, следующий рейсом Ницца — Париж. По прибытии домой бойкая девочка-сорвиголова, размахивая скомканным письмом, вновь начала категорически требовать от своих новоиспечённых родителей, чтобы её отправили к отцу в Воронеж. Ни Николай Петрович, ни Мишель не были готовы вот так вот, с бухты-барахты, расстаться с таким трудом приобретённой дочкой. И конечно же они всячески отговаривали Марину, ссылаясь на неправдоподобие письма и на то, что Николай Петрович не перенесёт этой разлуки. Но непреклонный характер девочки, унаследованный от отца, не дал им никаких шансов. К глубокому своему сожалению, они всё же поняли, что девочку уже не удержать ни разговорами по душам, ни тем более силовым воздействием, потому что настрадавшаяся девочка от пяток до макушки была пропитана неиссякаемым желанием встретиться со своим папой Петей. И Николаю Петровичу, обладающему обширными связями и средствами, не оставалось ничего другого, как приобрести билеты и оформить визы в Россию. На вокзале, обняв плюшевого медвежонка, подаренного Николаем Петровичем, Марина долго прощалась с Аркашей, обещая ему, что, как только он вылечится, она его сразу заберёт в Воронеж. Сухо простившись с Мишель, Мариночка быстро заскочила в вагон вслед за Николаем Петровичем. Аркаша, сильно прихрамывая, долго шёл за вагоном, махая рукой, пока тот не обогнал его. По его щекам текли горючие недетские слёзы, как и у Марины. Мишель, автоматически помахивая рукой, приговаривала: — Ну, теперь, Никки, ты меня вряд ли упрекнёшь в нелюбви к девочке. Скорее бы теперь с этим хромым уродом разделаться. Как мне всё это надоело! Заключение И вот столь долгожданная встреча состоялась, причём к абсолютному неведению Петра, который, ни о чем не догадываясь, работал в своей мастерской. Тихо скрипнула дверь, и в комнату вошёл Николай Петрович. — Здравствуйте, Пётр Николаевич. Пётр оглянулся, оторвавшись от работы. Увидев незнакомого мужчину, грустно стоявшего в дверях, он произнёс: — Здравствуйте. С кем имею честь познакомиться? И видя, что мужчина продолжает растерянно стоять в дверях, оптимистично добавил: — Да вы не стесняйтесь, проходите, садитесь. Если вы по поводу заказа на протезы, то вы не ошиблись адресом, и мы вам обязательно поможем. — Я привёз вам дочь, — тихо и грустно произнёс Николай Петрович. — Что вы сказали? — тоже еле слышно произнёс Пётр и схватился за сердце. — Что вы сказали? Голос его дрогнул. Он попытался встать, но, чуть оторвавшись от стула, вновь рухнул на сиденье. — Она здесь, за дверью, Пётр Николаевич. Сейчас она плачет и тоже очень переживает. Она вас очень долго искала. Собрав всю волю в кулак и превозмогая боль от протезов, Пётр поднялся со стула и, не сгибаясь, вышел в коридор, где, уткнувшись носиком в колени, на скамейке сидела плачущая Марина. — Здравствуй, доченька, здравствуй, Мариночка, — дрожащим голосом произнёс Пётр, ещё не совсем веря в реальность происходящего. — Прости меня, доченька, что я тебя так долго искал. Устремив на Петра заплаканное лицо, Марина тут же сорвалась с места и, подбежав к отцу, запричитала: — Папка, папочка, наконец-то я тебя нашла! Наконец-то! А мне говорили, что ты без ручек и без ножек. Они всё врали. Они обманывали меня. Пётр подхватил её и, крепко прижав к себе, зашептал: — Роднулечка моя, теперь-то уж я никогда не расстанусь с тобой. — Папочка, у меня есть братик Аркаша, — бойко произнесла Марина, когда Пётр опустил её на пол. — Ты не испугаешься, что он плохо ходит, а иногда передвигается в коляске? — наивно спросила девочка. Пётр склонился и поцеловал её в лобик: — Нет, Мариночка, не испугаюсь. Теперь я с тобой ничего не буду бояться. Где твой братик, веди же его скорее. — Он остался во Франции с Микки, его будут там лечить. У него больные ножки. Мариночка ещё что-то тараторила, глядя в счастливые и искрящиеся глаза Петра, затем выпалила: — Папа, а можно, чтобы Никки, то есть дядя Коля, оставался моим вторым папой? Только сейчас Пётр обратил внимание на стоящего рядом мужчину, который в одночасье сделал его счастливым. Пётр подошёл к нему. Обняв Николая Петровича, Пётр Дарьянов произнёс: — Если бы не протезы, я прямо сейчас бы наклонился и поцеловал вам ноги. И если пожелаете, давайте станем братьями. В любом случае я обязан вам жизнью за то, что вы для меня сделали. И конечно же для Мариночки, коль она вас называет папой.