Взгляд шотландца становится удивленным, и в нем появляется возбуждение. – Тогда – да. Мне известны эти камни. Кровь быстрее бежит в моих жилах. Но сначала я решаю, что должен кое-что узнать. – Какой сейчас год? – Тысяча семьсот пятьдесят пятый. Мое потрясение сменяется благоговением. Я погрузился в прошлое на 262 года… Проклятье, это совершенно невозможно. И есть только один способ вернуться назад. – Ты можешь рассказать мне, как найти те камни? – Я могу сказать, куда нужно идти. Я сглатываю в предвкушении, когда мы выбираемся из расселины, и Джейми показывает мне невидимые прежде ориентиры в пустошах. – Скоро тучи разойдутся, и в течение двух часов будет светить солнце, а луна уже взошла. Она должна оставаться за твоим правым плечом. Может быть – всего лишь может быть – еще остается шанс, что происходящее будет иметь какой-то смысл… Я крепко сжимаю его руку. Она покрыта мозолями и жесткая, как дерево. – Спасибо тебе. Он возвращает мое рукопожатие и отступает назад, словно не хочет иметь со мной ничего общего. Но одно мне очевидно: этот человек понимает мою проблему. – Если… – начинает шотландец, но потом сжимает губы. – Скажи мне. Я сделаю для тебя все, что в моих силах. – Если ты снова найдешь свой дом. И если встретишь женщину по имени Клэр… – Он сглатывает и качает головой. – Нет, не имеет значения. – Его лицо становится печальным, и он отворачивается. – Скажи, что собирался. В моем голосе появляются повелительные нотки. Фрэзер снова смотрит на меня. Он не спешит, но все-таки принимает решение. Расправив плечи, он говорит официальным голосом: – Да. Если ты встретишь женщину по имени Клэр Фрэзер… нет, она будет носить имя Клэр Рэндолл… – По его лицу пробегает темная тень, но он решительно отбрасывает мрачные мысли. – Целительница. Скажи ей, что Джеймс Александр Малькольм Маккензи Фрэзер, владелец Лаллиброха, благословляет ее и желает ее ребенку здоровья и радости. – На мгновение его взгляд становится далеким, потом он снова сглатывает и добавляет, понизив голос: – И скажи, что муж по ней скучает. Мне следовало бы задать ему несколько вопросов, но времени нет. – Я передам, – только и говорю я. – У тебя есть женщина? Ну, я имею в виду, там. Я киваю. – Ее зовут Кассиопея. Я произношу имя и не могу сдержать улыбки. Он бросает на меня пристальный взгляд, чтобы проверить, не шучу ли я, убеждается, что я вполне серьезен, и кивает. – Думай о ней, когда подойдешь к камням. Иди с богом, и пусть Михаил и Невеста хранят тебя. – Спасибо, – говорю я, чувствуя неполноценность своего ответа. Поворачиваюсь, чтобы уйти, но тут мой взгляд падает на парусиновый навес, откуда доносится пьяная песня. – А кто-нибудь пытается сбежать? Это выглядит не таким уж сложным… Джейми смотрит на бесконечные вересковые пустоши, и в его глазах я не вижу ни малейших иллюзий по поводу возможного исхода. – И куда мы пойдем? Все, что мы знали, исчезло, и теперь все, что у нас есть, – это мы сами. * * * Когда я нахожу камни, уже совсем темно, но высоко в небе сквозь безмолвные облака пробивается луна на три четверти, придавая окружающему миру сюрреалистическое сияние цвета слоновой кости. Я успеваю заметить беззвучное падение звезды в южной части купола небес. Знак удачи? Остается надеяться… Впрочем, уханье филинов может служить зловещим предупреждением. С минуту я стою и смотрю на камни, опасаясь, что они исчезнут, если я моргну. Над руинами поднимается вызывающий озноб воздух страданий. Я уже давно не чувствую голода и с трудом держусь на ногах от усталости, а не отсутствия пищи. Я понятия не имею, что скажу, если вернусь в собственное время. Как объясню Кузнецова? Утраченный гримуар? Где я находился, когда все это происходило? Как агент «Магеллана», я участвовал в невероятных событиях, но два последних дня выходят далеко за рамки моего списка самых поразительных. Я обхожу камни и улавливаю низкий гудящий звук, похожий на жужжание множества шмелей. Прежде я его не замечал. Мне следует произнести какие-то магические слова? Я улыбаюсь, подумав об этом. А потом вспоминаю, что сказал мне Джейми Фрэзер. Думай о ней, когда подойдешь к камням. Шотландец имел в виду нечто особенное. Клэр. Его жена. Воспоминания, причиняющие боль. Я решаю последовать его совету. – Кассиопея, – шепчу я, положив руку на самый высокий камень. * * * Мои глаза закрыты, но беспорядочные воспоминания мелькают в сознании, то исчезая, то усиливаясь. На этот раз я не почувствовал такого мощного движения, как в первый, – или просто знал, чего ждать; теперь это больше походило на беззвучный процесс изменения света и формы. У меня дрожат губы. Моим разумом вдруг овладевает паника. Знакомые лица, которые я почти забыл, поднимаются из глубин памяти, тут же расплываются и исчезают. Затем наступает тишина. Я с трудом поднимаю веки и понимаю, что меня заливает ослепительный свет, обжигающий зрачки. Надо мной нависают какие-то тени. Приближаются и отступают лица. Я поднимаю руку, чтобы защитить глаза, и слышу крик: – Он жив! Я стараюсь сфокусировать взгляд и вижу, что меня укладывают в фургон. Мне удается разглядеть лишь луч фонарика, подтвердивший все, что мне требуется знать. У меня получилось. Потом я улавливаю запах крови и смерти. Рядом со мной в фургоне, на листе синего пластика, лежит огромный мертвый кабан. Внутрь фургона забирается мужчина. Во рту у меня пересохло, язык едва ворочается, и рев мотора заглушает первые слова, которые я пытаюсь произнести. – Ты пришел в себя, приятель? – слышу я голос шотландца. – Как ты себя чувствуешь? Ко мне обращается мужчина лет пятидесяти с обветренным и дружелюбным лицом, одетый в водоотталкивающую куртку. – Куда мы едем? – спрашиваю я, с трудом подавляя желание оттолкнуть фонарик в сторону. – Ну, если тебя зовут Малоун, мы подумали, что тебя стоит доставить к твоим друзьям в замок… Ну, а если ты – не он, отвезем тебя в деревню. Там у нас есть небольшая больница. – Я Малоун, – заверяю я мужчину и снова закрываю глаза, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Возможно, все это было лишь сном? Чем-то нереальным? К тому моменту, когда фургон сворачивает на мощеную подъездную дорожку, ведущую к замку, вновь озаренному ярким электрическим светом, я уже сижу и пью из фляги, которой обмениваюсь со своими спасителями. – Арчи Макандерс, поставщик свежей дичи, – говорит мне мужчина, дружески похлопав по боку мертвого кабана. – Мы с моим парнем направлялись в замок, когда увидели, как ты бредешь из пустошей. Сначала я подумал, что ты напился, но потом вспомнил, что мистер Чабб показывал мне твое фото, когда мы вчера привозили фазанов. – Они… меня искали? – О да. Когда они нашли Нецкого, или как там его, на болотах с пулей в груди, пошли clishmaclaver[28] отсюда до Инвернесса. Когда они обнаружили разные вещи в его карманах, то подумали, что ты… – Вещи? – спросил я. – Какие вещи? – О, я точно не знаю, но там вроде были куски слоновой кости или иконы… Что такое икона, Роб? – громко спрашивает он, обращаясь к кабине. – Что было у того русского? – Драгоценные камни, так говорили, – слышу я голос Роба, перекричавшего шум мотора. Фляжка возвращается в мои руки. – Выпей еще… Кажется, мертвеца звали вовсе не Нецкий. Он был из Восточной Европы. Полиция его знала. Я делаю еще пару глотков из фляжки. Разговор о Кузнецове заставляет меня подумать об исчезнувшем гримуаре, найденном мной в нише под камнем. Потом я оставил его в лодке. Я протягиваю руку за спину, но книги там нет.