– Я очень хочу в это верить. Ты даже не представляешь себе, как. Но, Мелли, моя карьера – это моя личность. Я писатель. Автор бестселлеров. Кто я без этого? Я наклонилась ближе. – Ты отец, сын и муж. И ты чертовски хорош во всех этих трех ролях, а они чертовски важнее всего остального. – Я пыталась придумать, что еще могло бы вывести его из уныния, но мне никак не удавалось найти слова, чтобы подбодрить его. Будучи на протяжении большей части своей взрослой жизни единственным ребенком и одинокой женщиной, я не овладела этим навыком. Может, хоть бы разок я снова стану прежней Мелли и сделаю вид, что никакого уныния у Джека нет? Ведь это так легко. Я бы просто этого не допустила. – Ты это серьезно? – спросил он хрипловатым голосом. Я встала, взяла из его руки трубку и положила в хрустальную пепельницу на столе рядом с ним, села ему на колени. Его руки скользнули под мой халат и остановились на моей талии. – Серьезно. Я не могла выбрать для своих детей лучшего отца. И я безнадежно и непрестанно люблю тебя, Джек Тренхольм. Какую бы профессию ты ни выбрал. Его руки ласкали мои бока сквозь тонкую ткань ночной рубашки, творя нечто жуткое с моими нервными окончаниями. – Покажи мне, как, – прошептал он мне на ухо. И я показала. Глава 24 Вернувшись на следующий день домой после работы, я распахнула дверь на веранду, намереваясь броситься наверх, в комнату Нолы, чтобы увидеть хоть какие-то свидетельства того, что Элиза или пчелы были там прошлой ночью. Этим утром я опаздывала на работу, а Сара и Джей-Джей были не в духе и просились на ручки, так что я не успела провести свое расследование. При виде Греко, вешавшего на входную дверь рождественский венок, я остановилась. Затем осторожно подошла к нему и отступила, чтобы вместе с ним полюбоваться новым творением. – А что случилось с венком, который был тут до этого? Тем, который сделала я на мастер-классе в пользу школы «Эшли-Холл»? Греко шагнул вперед, чтобы расправить гроздь ягод падуба и поправить огромный, замысловато завязанный красный бархатный бант. – Он здесь. Мне понравилась ваша цветовая гамма, вы с ней отлично справились. Просто требовалось немного… джушинга. – Джушинга? Он кивнул. – Это профессиональный сленг дизайнеров и означает «добавить что-то» или «расширить». Или же, говоря языком непрофессионала, нужно взять что-то убогое и неэлегантное и переделать в нечто, чем клиент мог бы действительно гордиться. И даже повесить на входной двери. Наверное, мне следовало бы обидеться, но, как ни досадно, он был прав. По сравнению с этим элегантным и великолепным изделием мой венок был жалким самозванцем. Даже Джек не сразу смог придумать убедительный комплимент. Нола же только назвала его печальным. Я пристально вгляделась в него. – Так что мой венок где-то под всем этим… джушингом? Греко кивнул. – Да. Где-то очень глубоко. – Он повернулся и указал на стеклянные ураганные лампы по периметру веранды. – И я отключил ваши светильники. Не думаю, что бумажные пакеты настолько хороши, а фальшивые свечи внутри выглядели… фальшивыми. Я нашел электрические свечи, которые не только кажутся настоящими, но и не такие безвкусные, как некоторые из менее дорогих. Я было запротестовала, но он вытянул перед собой руки. – Все за мой счет. Ваши мать и свекровь настолько щедры в оплате моих трудов по переделке комнаты Нолы, что я решил удвоить усилия. Надеюсь, вы не против. Я посмотрела на фонари «молния»: все до единого безупречные и с желтоватыми свечами в медных подсвечниках. Было невозможно сказать, что свечи ненастоящие. – Пламя мерцает, как у настоящей свечи? Греко, похоже, обиделся. – Конечно. У них есть таймеры. Они сами включаются в сумерках и выключаются на рассвете. Самое приятное то, что доктор Уоллен-Араси их одобрила. По ее словам, они выглядят так же, как в колониальные времена, поэтому идеально подходят для рождественского ужина, да и гораздо безопаснее, нежели открытое пламя. В общем, они ей так понравились, что она хочет, чтобы они были размещены по всему дому, чтобы в тот вечер, когда состоится ужин, не было необходимости в более очевидном электрическом освещении. – Замечательно, – сказала я, представив себе, как гости, спотыкаясь, бродят по моему дому в почти кромешной тьме, а из-за отсутствия яркого света, который мог бы их отпугнуть, из всех щелей вылезают духи. Я посмотрела на Греко. – Вы сказали «доктор Уоллен-Араси»? Вы ее видели? – Она внутри. Приехала минут двадцать назад, и я впустил ее. Надеюсь, вы не против. Она не видела брошюр по замене окон на столе в холле, если вас это беспокоит. Хотя мне, наверное, не стоило упоминать при ней о них, потому что все знают, что в долгосрочной перспективе ремонт ваших исторических окон будет намного экономичнее. – Спасибо, Греко. И если вы захотите оплатить ремонт, я попрошу Нолу открыть аккаунт в «ГоуФанд-Ми» и сообщить вам об этом. Он взял две хозяйственные сумки, из которых торчали несколько свежесрезанных сосновых веток. – Поеду домой, чтобы приготовить из них что-то вроде букета, этакое попурри, а завтра принесу внутри своих старинных серебряных помандровых шариков – все очень кошерно, как я объяснил доктору Уоллен-Араси. Как внутри, так и снаружи моего творения ничто не соответствует колониальному периоду. – Какое облегчение. – Я сделала вид, будто вытираю пот со лба. Я была почти уверена, что Греко было известно о моих весьма сдержанных чувствах к исторической подлинности, когда дело касалось дебета-кредита. Потому что для меня дебет с кредитом и удобство были самым главным. Думаю, он это ценил и, возможно, даже наслаждался своей ролью рефери в отношениях между Софи и мной. – А у них тогда вообще имелось попурри? Я думала, это современное изобретение таких магазинов, как «Аберкромби энд Фитч», чтобы заманивать людей. Он пристально посмотрел на меня, и меня позабавило, как он изо всех сил старался не закатить глаза. – Вот и нет. Попурри существует с времен ранних цивилизаций. Полагаю, его использование коррелирует с уровнем гигиены, практикуемым людьми того времени. В колониальные времена, когда не было водопроводов, а отопление считалось редкостью, люди редко мылись, особенно зимой. Попытайтесь представить себе запах пота поверх запаха мокрой шерсти – примерно так пахло тогда в обычном доме. Отсюда и попурри. Настала моя очередь уставиться на него. – Я не знала и, возможно, была бы счастлива оставаться в неведении, но спасибо. – Пожалуйста. – Он намотал на шею синий кашемировый шарф. – Между прочим, то слово, нацарапанное на стене, которую я отшлифовал, снова вернулось. Хотел сообщить вам, что я в курсе и работаю над этим. – Он улыбнулся, в шутливом приветствии притронулся ко лбу и направился к двери веранды. – Спасибо, – сказала я, отступая назад. Меня поразило, что его больше заботило то, как стереть слово, нежели то, почему оно там появлялось или что оно могло означать. Взглянув на часы, я поспешила в парадную дверь и даже не стала ее придерживать, позволив ей захлопнуться за мной. Я быстро сняла пальто и повесила его, застегнув на нем каждую пуговицу, потому что именно так и должно было быть, а когда повернулась, то едва не столкнулась с Джейн. – Извини! – воскликнула я. – Я немного опоздала, а потом остановилась поболтать с Греко на улице. Но я здесь, так что ты можешь идти домой. Близнецы хорошо себя вели? – Я сунула руку в шкаф и вытащила ее пальто. Расстегивать мне пришлось только верхнюю пуговицу. – Славные маленькие ангелочки, как всегда. Сара бегает повсюду и лепечет вовсю. Джей-Джей предпочитает, чтобы его везде носили, и возводит башни и замки из всего, что может найти. Даже не верится, что они брат и сестра, разве что похожи на Джека. – Даже не верится, – повторила я, кладя руку ей на плечо и осторожно подталкивая к двери. – Они спят в кроватках, так что еще примерно полчаса будут просто золото. – Джейн посмотрела на мою руку на своем плече, заглянула мне в глаза. – Почему ты так жаждешь избавиться от меня? Я посмотрела мимо нее на маленькие каретные часы на столе в холле и ускорила шаг. – Я не пытаюсь избавиться от тебя, но разве ты не говорила, что сегодня должна уйти чуть раньше? Вот почему я прибежала домой. Джейн остановилась. – Это не чрезвычайная ситуация или что-то в этом роде, Мелани. Просто я собираюсь навестить Энтони в больнице. Я взялась за дверную ручку и замерла как вкопанная. – Он в больнице? – Да, врачи не знают, что с ним что-то не так. По их мнению, это какой-то вирус, но они не могут сказать точно. Его постоянно тошнит, он не может удержать в желудке ни пищу, ни жидкость, и поэтому лежит под капельницей. В ее глазах читалась тревога. – И он в таком состоянии с тех пор, как мы все побывали на кладбище? Она кивнула. – Мне кажется, он… восприимчив к злым духам. Помнишь его автомобильную аварию? – Да, но мне казалось, это Марк что-то нахимичил с его машиной. – Может быть, но он сказал Томасу, что прямо перед аварией видел кого-то или что-то на заднем сиденье, а затем, когда был один в доме, его столкнули с лестницы, а теперь вот это. Не могу представить себе, что Марк способен вызвать такую болезнь. По-моему, злой дух, чье присутствие мы продолжаем ощущать, плохо влияет на Энтони, потому что тот пытается найти ответы, а дух не хочет, чтобы он их нашел. – Она глубоко вздохнула. – Я предложу Энтони переехать в мой дом, когда его состояние стабилизируется и врачи смогут выписать его из больницы. Дом большой, и я буду следить, чтобы с ним ничего не случилось. И он будет далеко от кладбища. – Ты хочешь, чтобы он переехал к тебе? – Нет, дело не в этом. Просто я хочу защитить его, и только до тех пор, пока ему не станет на сто процентов лучше. Я пристально посмотрела на Джейн. – Это была твоя идея или его? Ее взгляд скользнул в пространство за моей спиной. – Наверно, наша общая. – Она задумалась. – Хотя, возможно, он упомянул о ней первым. Я думаю, он напуган. Таким образом, кто-то весь день будет дома и продолжит складывать пазл. Мы пока сделали только четверть. Слишком много кирпичей с почти одинаковым рисунком, только крошечные завитки или линии, и почти никаких отличий. Я начинаю задаваться вопросом, есть ли тут вообще намеренный умысел. Меня мучили те же сомнения, но я держала свои мысли при себе. Как будто верила, что если ничего не говорить вслух, то это не может быть правдой.