Часть 40 из 65 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я положила трубку и повернулась, чтобы проверить, проснулся ли Джек. Через его подушку, подчеркивая белизну пустой наволочки, пролегла полоска лунного света.
– Джек? – позвала я и посмотрела на дверь ванной в поисках полоски света из-под нее. Но дверь была широко распахнута, и черная пустота проема говорила о том, что внутри темно.
Я выскользнула из кровати. Генерал Ли зашевелился, удобнее устроился на моей подушке и снова заснул. Я взглянула на видеомонитор, но, если не считать двух спящих в кроватках младенцев, детская была пуста. Сунув ноги в тапочки, я схватила халат и, просунув руки в рукава, поспешила к двери. Резинки вокруг моего желудка сжались сильнее. Моя бабушка никогда не звонила, чтобы просто поболтать.
Я поспешила по коридору и остановилась наверху лестницы. Внизу горел свет, и несколько резинок соскользнули с моих внутренностей. Когда Джек работал над книгой, он частенько просыпался посреди ночи с идеей, которая не могла подождать до утра. Я поставила ногу на верхнюю ступеньку, но, услышав странный звук, исходящий из спальни Нолы за закрытой дверью, застыла на месте. Пока Греко продолжал переделывать ее спальню, она все еще спала в гостевой комнате. Краска и опилки от новых встроенных книжных полок и оконных карнизов делали ее спальню почти непригодной для жизни. И неугомонные духи тоже, если считать их нарушителями сна.
Бросив взгляд на свет внизу, я медленно двинулась по коридору к спальне Нолы мимо двух миниатюрных елок, увешанных крошечными детскими игрушками, – одна для девочки и одна для мальчика, – которые мы поставили по настоянию Софи. И я, конечно же, их задела. Одна елка задрожала и едва не упала, когда мой халат зацепился за нее. Чтобы удержать ее в вертикальном положении, я машинально схватилась за верхушку, увенчанную плюшевым мишкой, и в миллионный раз пообещала себе, что в следующем году мы на Рождество отправимся в круиз и совсем пропустим праздники.
Я остановилась на миг, чтобы включить в коридоре свет. Каково же было мое удивление, когда ничего не произошло. Один из истеричных телефонных звонков, которые Харви прошлым вечером обрушил на Джека, касался этих же самых лампочек. Очевидно, с южной проводкой (его слова, а не мои, и он использовал еще несколько описательных прилагательных перед словом «южный») было что-то не так, из-за чего лампочки, стоило их включить, тут же перегорали.
Я было подумала, а не позвать ли Джека, но остановилась. Если он работает, то это хорошо, и я не хотела ему мешать. Я взрослая женщина. Я мать малышей-близнецов и девочки-подростка. Меня ничто не способно напугать. Конечно, я справлюсь со всем, что за этой дверью. А если нет, мне ничего не мешает закрыть ее и пойти за Джеком.
Я осторожно дотронулась до дверной ручки и почему-то подумала, что она будет горячей. Медь была прохладной на ощупь, поэтому я обхватила ее пальцами и прижала ухо к двери. Сначала я не смогла определить звук, вероятно, потому, что в моем доме в разгар зимы он казался вырванным из контекста. Из-за двери доносилось жужжание, похожее на звук работающей мужской электробритвы, только на несколько децибелов громче. Из моей головы оно перешло в мои пальцы, и я ощутила в них покалывание.
Сделав глубокий вдох, я повернула ручку, приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Лунный свет лился сквозь незанавешенные окна, наполняя комнату бело-голубым сиянием. Нащупав за дверным косяком выключатель, я щелкнула им. Не помогло.
Жужжание сделалось громче. Его источник находился в одной части комнаты. Ко мне поплыл пыльный запах пороха, и я украдкой заглянула в темные углы, рассчитывая увидеть британского солдата с мушкетом, которого дважды видела раньше. Не считая лунного света, углы были пусты, комната была голой.
Толкнув дверь до упора, я шагнула чуть дальше в комнату и прислушалась. Жужжание приобрело новый ритм: тук-тук, тук-тук. Словно бьющееся сердце. Я сглотнула, не желая отпускать дверную ручку на тот случай, если мне потребуется поспешно отступить и найти дверь. Мои глаза постепенно привыкли к лунному свету. Мой взгляд скользил из одного конца комнаты в другой и наконец остановился, когда достиг кровати.
Греко снял с нее все постельные принадлежности и накинул на нее образцы ткани, чтобы Нола и ее бабушки могли выбрать понравившийся. Но шум исходил не от матраса, а откуда-то сверху. Я посмотрела на изножье кровати, где, словно толстые пальцы, торчали две резные стойки. Я заморгала, в темноте мое зрение ухудшилось, но его хватало, чтобы сказать, что одна из стоек отличается от другой. Похоже, сверху она была толще. Круглая. Я снова моргнула. Она двигалась.
Я мгновенно отпрянула и ударилась пятками в край открытой двери. Сделав глубокий вдох, я снова посмотрела на стойку, пытаясь понять, что я видела, надеясь, вопреки всякой надежде, что это были не те летающие жуки пальметто, которые наводили ужас даже поодиночке. Я даже не говорю о том, когда они летали стаями.
Но они жужжали. Как пчелы. Заставив себя отпустить дверную ручку, я подошла ближе к кровати, чтобы лучше рассмотреть. Одна особь пролетела перед моим лицом, как будто отправилась на разведку. К моему облегчению, она была намного меньше жука пальметто. Скорее всего, это была пчела. Она жужжала и дергалась, а затем полетела обратно, чтобы присоединиться к группе своих жужжащих собратьев, роящихся вокруг столбика кровати.
Я прошла через комнату, чтобы проверить окна – вдруг одно из них осталось открытым. И вдруг вспомнила. На дворе стоял декабрь. Судя по тому, что мой отец объяснил мне о поведении пчел, в зимние месяцы пчелы оставались в своих ульях, согревая матку до весны. Была лишь одна причина, почему в декабре у меня дома мог оказаться рой пчел. Неестественная причина. Моя бабушка однажды сказала мне, что пчелы – посланцы из мира духов. Неудивительно, что я только что получила от нее телефонный звонок. Глядя сквозь туманную тьму на гудящую роящуюся массу на стойке кровати Нолы, я вздохнула: что мешало ей просто сказать мне по телефону то, о чем она хотела сообщить, вместо того, чтобы посылать пчел. Видимо, слово «простой» никому в моей семье не было знакомо.
По цистерне внизу проплыл какой-то силуэт, но свет быстро сменился тьмой. Я отступила, не желая, чтобы меня заметили, и подождала, когда кто-то появится на другой стороне. Я прищурилась. Интересно, кто это? Злоумышленник из плоти и крови или кто-то бесплотный? Я не знала, кого бы я предпочла видеть. Я подождала еще немного, но ночь оставалась тихой и темной. Однако я знала: там кто-то есть… или что-то. Я ощущала на себе враждебный взгляд, налипавший на мою кожу, словно смола.
Решив больше не ждать, чтобы узнать, кто это может быть, я быстро попятилась. И продолжала пятиться, пока не добралась до дверного проема. Мне не хватило храбрости повернуться спиной к окну. И тогда я увидела ее. Элизу. Она стояла у столбика кровати, глядя на нее так, словно пчелы удивили ее не меньше меня.
Я вспомнила, что Джек велел мне спросить Элизу о ее броши. Я знала, что обычно это не работает, но я устала ждать, пока мне придет сообщение. Я хотела, чтобы меня оставили в покое, хотела вновь сосредоточиться на Джеке, нашей семье и моей карьере. Хотела вернуться к нормальной жизни, где не было роя пчел, бродящих по заднему двору призраков и репортеров, задающих вопросы, на которые я не хотела отвечать.
Элиза была скорее тенью, чем светом, но зеленый цвет ее платья сиял в лунном свете как изумруд, а блеск усыпанной драгоценными камнями броши на ее лифе как будто подмигивал мне.
– Элиза. – Я говорила тихо, чтобы мой голос не перекрывал жужжание пчел, не желая напугать ее, ведь тогда она исчезла бы.
Она смотрела прямо на меня. По крайней мере, я чувствовала, что она смотрит на меня. Я не была уверена, – ее лицо и тело скрывала тень, – но я ощущала на себе ее взгляд. Несмотря на окутывавшую ее тьму, камни на ее броши как будто были подсвечены изнутри, сияя крошечными маячками света. Мой взгляд был прикован к ней, как будто я должна была что-то заметить. Я по привычке прищурилась, но поскольку стояла достаточно близко, сумела разглядеть очертания птицы и пышный хвост. Четыре камня как будто насмехались надо мной, пока я изо всех сил пыталась понять, что Элиза хочет мне сказать.
– Что это? – прошептала я. – Что ты хочешь, чтобы я увидела?
Ложь. На мгновение мне показалось, что это просто жужжание пчел. Но меня обдало холодное дыхание трупа. А само слово кружилось по комнате, говоря мне, что это не так.
– Элиза? – прошептала я, но она исчезла вместе с пчелами, жужжанием и запахом пороха. Я выждала мгновение, пытаясь отдышаться, а затем дрожащими руками потянулась к двери и вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь. Заметив в холле свет, я поспешила вниз по лестнице, зная, что Джек находится по ту сторону этого света и сможет мне помочь.
Дверь в кабинет Джека была открыта, настольная лампа с зеленым абажуром освещала комнату тусклым светом. Тяжело дыша, я остановилась на пороге и сначала не увидела Джека. И все же я определенно уловила запах… трубки?
– Джек? – окликнула я, надеясь, что меня не ждет очередной призрак. Одного призрака за ночь было более чем достаточно.
– Я здесь.
Мой взгляд скользнул туда, откуда донесся голос, и остановился в углу за роялем, где Амелия поставила красивое кожаное кресло и оттоманку на тот случай, если Джеку захочется спокойно почитать или просто поразмышлять в своем кабинете. Я почти не видела, чтобы он проводил там время, поскольку большую часть своих мыслей он обдумывал либо расхаживая по комнате, либо сидя за рабочим столом. Но теперь он сидел в кресле, в полной темноте, положив ноги на оттоманку. И курил трубку.
У меня было так много вопросов, что оказалось сложно выбрать первый.
– Почему ты куришь трубку? – наконец выдавила я.
Джек вынул трубку изо рта и посмотрел на нее так, словно удивился, увидев ее.
– Знаю, что ты не одобряешь сигареты, а сигары воняют, но я подумал, ты не против трубки. Мой дед передал мне свою коллекцию в завещании, а мистер Вандерхорст любезно оставил в морозильной камере несколько банок табака.
– Но ведь ты не куришь.
Он пожал плечами.
– Не то чтобы курю. Но я не хотел снова напиваться, так что мой выбор пал на следующую строчку в списке – трубку. У Шерлока Холмса это работало. Он всегда курил трубку, решая сложные головоломки. Кроме того, когда меня не станет, дым от трубки подскажет тебе, что я все еще зависаю здесь. – Он кисло улыбнулся.
– Не говори так, Джек. – Не знаю, что встревожило меня больше: его слова о собственной смерти или его потребность в выпивке. Я прошла через комнату и остановилась возле его стула. – Что случилось?
Он насупил брови, как будто пытался что-то вспомнить.
– Во-первых, когда я проснулся в три часа ночи, первой мыслью в голове было, что мне нужно выпить. – Он сделал глубокую затяжку и слегка закашлялся. – Меня уже много лет не посещала такая мысль. – Его глаза встретились с моими, и я ощутила жар его взгляда. – Обычно мне есть о чем подумать, когда я просыпаюсь.
Из глубин моего естества вырвалась вспышка жара и, достигнув моей головы, вызвала сильное головокружение. Джек производил на меня такой эффект с самой нашей первой встречи. Я сделала глубокий вдох.
– Что-то случилось?
– Что ты предпочитаешь услышать в первую очередь, хорошие новости или плохие?
– Давай начнем с хороших, – предложила я, надеясь тем самым отвлечь его от плохих новостей.
– Я получил известие от Стива Дунгана, моего друга-архитектора. Он наконец посмотрел на планы строительства обоих мавзолеев, изучил все размеры, сравнил ширину и длину всех стен, углы треугольника, образующего структуру, и попытался найти различия. – Джек на миг закрыл глаза и снова затянулся, а когда выпустил дым, я ощутила приятную смесь сладости и пряностей.
– И? – подсказала я.
– Он обнаружил только два отступления от оригинала. Во-первых, в первом мавзолее было пространство для десяти склепов, а не для трех, как сейчас. Еще он заметил, что второй мавзолей ровно на два кирпича выше первого.
Я на миг задумалась.
– Ряд кирпичей со странными метками, два кирпича в ширину. Это говорит о том, что вся цель перестройки мавзолея заключалась в добавлении этого двойного ряда.
– Да, возможно, это и есть причина, почему два года спустя первый мавзолей был снесен и заменен почти таким же. Надеюсь, мы выясним, в чем дело, когда закончим складывать пазл на обеденном столе Джейн.
Джек приподнял брови.
– А ты бы не могла попросить призрак Шерлока Холмса помочь мне в этом вопросе?
Я нахмурилась.
– Ты ведь знаешь, что это вымышленный персонаж, верно?
Джек откинул голову на спинку стула и посмотрел на меня полузакрытыми глазами.
– Конечно. Просто пытаюсь сохранить нетронутым свой мир фантазий, чтобы и дальше писать книги. – Он слегка наклонил голову. – Ты выглядишь очень сексуально с такими волосами, взъерошенными от сна.
Я улыбнулась, радуясь не только тому, что отвлечь Джека оказалось легче, чем я думала, но и тому, что мне не придется выслушивать плохие новости. Я сделала шаг ближе. Его глаза следили за мной.
– Но есть и плохие новости, – сказал он, и я замерла в ожидании.
Джек поднял голову.
– Я совершил ошибку, проверив электронную почту вместо того, чтобы снова уснуть. Моя блестящая редактор, которая, как я начинаю подозревать, на самом деле замаскированный двенадцатилетний мальчик, сказала мне, что на встрече по маркетингу, где начальство обсуждало, что делать с проблемными детьми, – книгами, которые они не знают, как продавать, – было сделано блестящее предложение превратить мою следующую книгу в графический роман.
– Графический роман? Что это?
– В общем и целом? Комикс. Издательство выходит на более молодую аудиторию.
– Но твоя книга – о психически больной матери с синдромом Мюнхгаузена, которая убивает собственную дочь. Не знаю, как это воплотится в комиксе.
– Бинго! Ты даже не представляешь, как приятно слышать голос разума. По-видимому, это редкость в издательском бизнесе.
– Но без твоего согласия они не могут этого сделать, верно? И если могут, ты просто найдешь другого издателя.
Он мрачно, озлобленно усмехнулся.
– Если бы все было так просто! Если есть такая вещь, как занесение в черный список, думаю, именно это и случилось со мной. Никто не отвечает на мои телефонные звонки и на мои электронные письма. Я смог бы найти нового агента прямо сейчас, если бы доказал, что я – реинкарнация Маргарет Митчелл. Но я как чума, и все шарахаются от меня, боясь заразиться.
Неуверенная в своей роли, я села на край оттоманки. Джек всегда был тем, кто давал ответы. Первым, к кому я обращалась. Трудно было представить, что состоявшийся человек с красивым лицом и пронзительным взглядом и человек, называвший себя заразным заболеванием, – один и тот же. На мгновение я решила перевести разговор, закрыть глаза на проблему, поскольку я понятия не имела, как ее решить, и рассказать ему о том, что я только что видела наверху, надеясь, что ответ на вопрос Элизы заставит его забыть собственные печали.
Но я не могла ничего из этого сделать. Потому что я была нужна Джеку. Ради него я обязана быть сильной и, подставив плечо, взять на себя решение части проблем. У меня сложилось впечатление, что сегодня вечером Элиза пыталась что-то мне сказать, и это было ключом ко всему. Я представила себе, как разгадываю всю эту загадку и пересказываю ее Джеку, а он немедленно превращает все это в бестселлер. Может, именно поэтому мне и позвонила бабушка. Возможно, она хотела сказать мне, что я должна взять все на себя и защитить Джека, пока он разбирается со своими личными демонами.
Положив руки на его ногу, я наклонилась к нему ближе.
– Это все временно, Джек, – сказала я. – У тебя уже есть отличная книга и идея для другой. Ты еще не вышел из игры. Отнюдь нет. У тебя достойный объем работы, и это уже говорит о многом.
Он выпустил облако дыма, и оно на время скрыло его лицо.