(Гитарка заиграла тихо и печально.) Поднявшись на четвереньки, Александр пополз к асиенде, замерзший, страдающий от жажды. (Снова тихая печальная мелодия.) Он полз по траве к заброшенному амбару, где надеялся встретить возлюбленную Габриэлу. Пришла ночь, но мексиканец не останавливался и медленно, превозмогая боль, стремился к цели. На рассвете Александр добрался до амбара и пополз по сену мимо коров, у каждой из которых было растерзано вымя, и коз, пожиравших останки мертвых собратьев. Габриэла позвала его по имени, спустилась из укрытия и поспешила к любимому. (Мелодия любви.) Они зачали ребенка, которому было суждено вырасти, сочинить и исполнить эту песню, а потом Александр умер у Габриэлы на руках. (Финальный аккорд утих под одобрительные возгласы.) – Gracias[21]. Александр жил в этой балладе, мексиканцы знали его имя и думали о тех многочисленных и славных жертвах, которые принесли полвека назад в борьбе против бледнолицых тексиканцев. Исполнитель расчувствовался, увидев, как две старушки вытирают слезинки с морщинистых щек. – Bonita cantando[22], – добавил их потрепанный сверстник со свисающими из бронзового кулака двумя мертвыми черными курицами. В обитый изнутри синим фетром футляр для гитары, загодя оставленный Умберто у подножия эшафота, полетели, звякая, золотые и серебряные песо. – Gracias, amigos, gracias, – повторял музыкант, обращаясь к благодарным слушателям. Размеры толпы не позволяли рассчитывать на значительную сумму, но Умберто не переживал. Гости из Америки скоро облегчат его финансовые проблемы. Глава 5. Gringa Madre Мужчина, воняющий рыбьими потрохами, сдавил женщине ноздри и зажал рот ладонью другой руки. Его голое брюхо елозило по ее животу, словно волосатый слизняк, оставляя жгучий след пота. Между ног женщины бушевало пламя. Она задвигала бедрами, подгоняя воняющего рыбьими потрохами к оргазму, зная: выплеснув жидкость, он отпустит ее, извинится и начнет каяться. (Он уже и прежде душил ее.) Глядя на колышащиеся искусанные груди, мужчина пробормотал: «Madre». Женщина, гринга на десять лет его моложе, знала, что означает это испанское слово. Мать. Минута без воздуха. Боль между ног стала резче, язвы на спине вопили в полный голос. Запертая в терзаемой плоти, она задыхалась. Сердце колотилось, стремясь наружу; насильник бился, врываясь внутрь. Хотя нынешняя жизнь и не была в радость, умирать под вонючим мерзавцем, который и не заметил бы ее кончины, пока температура трупа не сравнялась бы с температурой стылой подземной тюрьмы, она не хотела. Смерть должна иметь хоть какое-то значение. – Gringa madre. Все ее тело пульсировало в одном, отчаянном ритме с сердцем. Горели оставшиеся без кислорода легкие. – Madre. Его дыхание участилось, жирное маслянистое брюхо терлось со скрипом о ее живот – вверх-вниз, вверх-вниз. Сердце толклось у горла, в глазах темнело; волосатый слизняк повизгивал, катаясь по ней. Не выдержав, женщина изо всех сил хлестнула насильника ладонью по лицу. Горячая струя устремилась внутрь ее. Пальцы больше не зажимали ноздри, ладонь не накрывала рот. Она с шумом втянула холодный воздух в горящие легкие. После двух глотков в глазах прояснилось, хотя круги еще плавали. – Прости, – выдавил из себя воняющий потро-хами. Женщина закашлялась. – Никаких микробов. – Беспокоясь за свое здоровье, он торопливо вынул съежившийся член и поднялся с кровати. – Чтоб тебя. – Женщина сжала разукрашенные синяками бедра. Мужчина натянул красные штаны, завязал веревочный пояс, сунул ноги в кожаные сандалии на деревянной подошве, подошел к выемке в стене, заглянул внутрь, порылся в своих пожитках, достал плоскую флягу и протянул женщине. – Bebe[23]. – Он положил бутылку ей на живот. – Хороший напиток. Женщина осмотрела сосуд с вырезанной на ней кличкой «Кокос», вытащила пробку и сделала глоток. Вкусом содержимое напоминало фруктовое лампадное масло, но отказываться она не стала и приникла к горлышку, ища забвения. После четвертого глотка женщина подтянула мокрую простыню, прикрылась и посмотрела на обезо-браженное лицо Кокоса. – No sofocarse. (Она не знала, как сказать по-испански «приятно познакомиться», но знала, как будет «не души».) – Прости. – Сидевший на дальнем краю кровати Кокос склонил свою бугорчатую голову и уставился на безобразные пальцы ног, похожие на корнеплоды, распределенные на две группы по пять штук. Тяжелое лицо горело раскаянием, и женщина углядела в нем возможность для себя. – Расскажу большому jefe[24], что ты душил меня. (Мертвая шлюха ценилась здесь даже меньше, чем сдохший койот, и потому удушение считалось запретным увлечением.) Бугорчатая голова повернулась к женщине. – Это вышло случайно. – Корнеплоды в сандалиях задергались. – Я ж извинился. – Он с усилием сглотнул. – Не говори Грису. – Если я скажу, что ты душил меня, Грис не пустит тебя на большую фиесту. И никакой gringa madre ты больше не получишь. Призвав все доступные мыслительные способности, Кокос сосредоточился на поиске выхода из затруднительного положения. – Я только играл. Я никогда не обидел бы gringa madre всерьез… только играл. – Сделаешь для меня кое-что, и я не стану жаловаться на тебя Грису. – Чего ты хочешь? – спросил Кокос. – Убежать отсюда помогать не стану. – Мне нужно кое-что узнать. Жив ли еще кое-кто. – Кто? – Светловолосая женщина, что привезли со мной. – Как ее зовут? – Иветта. – ?Ella es tu hermanita?[25] – Да, – ответила Долорес. – Она моя младшая сестра. Глава 6. Предприятия опасные и безопасные Надев желтый верховой костюм, Натаниэль Стромлер направился на своей буланой[26] кобыле по центральной улице Лизвилля в направлении кузницы, где ему предстояло встретиться с будущими нанимателями. Небесный свод был выстелен серыми облаками, рассеивавшими солнечные лучи и погружавшими все вокруг в унылую неопределенность – никто не взялся бы определить время дня. Под тусклым светом ни джентльмен, ни его лошадь не отбрасывали теней. Скользя по пепельно-серому небу, на улицу опускалось распятие, лишь слегка выделявшееся на безрадостном, чуть более светлом фоне. Приглядевшись, Натаниэль, пока еще не мастер определять пернатых, решил, что это ястреб. От шеи птицы тянулась тонкая черная линия. Крылатое существо беззвучно низринулось с небес и шлепнулось посередине улицы. К упавшему ястребу тут же подошел, подволакивая ногу, невысокий смуглокожий мужчина с седеющими волосами до плеч, в одежде из синей саржи[27] и со странного вида луком. Натаниэль уже приблизился к лучнику, когда из ближайшей лавки появился и похлопал в ладоши третий участник сцены, дородный мужчина в зеленом костюме и с полумесяцем белых волос, огибающим гладкую в остальном голову. – Пользоваться этой штукой ты определенно умеешь, – с энтузиазмом заметил он. – А мне с ней поиграть можно? Лучник, индеец лет пятидесяти, молча покачал головой. Потом повесил свой чудно?й лук на обнаженное левое плечо и опустился на колено возле мертвой птицы. – Собираешься приготовить ястребиное рагу? Или, может, ястребиное тако?[28] – осведомился толстячок и на секунды задумался. – Ястреба в вине? – Я съем его глаза и мозг. Натужная улыбка не смогла скрыть заметавшегося в глазах лавочника беспокойства.