Негр протопал к подоконнику и протянул кусок главе семейства. – Как ты любишь. Джон Лоуренс Плагфорд покачал головой и снова устремил взгляд в серый рассвет за окном. Растрепанная и торчащая во все стороны борода могла сойти за наглядное изображение взрыва негодования. – Прожарилась как надо, – добавил негр, но и это уточнение не пробудило у папаши интереса. – Пап, тебе поесть надо, – сказал Брент. – У нас сегодня долгий переход. Джон Лоуренс взял предложенное угощение, прошептал «спасибо» и повернулся к окну. Кусок баранины в его лапищах смотрелся как музыкальный инструмент, назначения которого он не представлял. Брент еще раз потянулся, спустил ноги на затертый плетеный коврик и направился к желтому комоду, на котором лежали плоские серые человеческие существа – его вымытое белье. Стиви повернулся к Штукарю. – Где индеец? – Забыл, как его звать? – Не забыл. – Имена у людей не просто так. Даже у ниггеров и индейцев. – Где Глубокое Озеро? – спросил Стиви. – Глубокие Озера, – поправил негр. – Но он же один. – Такое у него имя. Стиви встал и потянулся. – Хочешь меня позлить? – Люди хотят, чтоб их называли правильно. Относись к этому с уважением. Хочешь, чтобы я звал тебя Шкиви? – Не хочу. Где Глубокие Озера? – Не знаю. Брент посмотрел на еще не высохшие подштанники. – Разве он не остался с тобой вчера у прислуги? – Индейцев там не принимают, – заметил Штукарь. – Я сказал, что он цивилизованный парень, но они – народ недоверчивый. Глубокие Озера говорил, что встанет где-нибудь на стоянку, а из города уйдет вместе с нами. Огорченный притеснением туземца, Брент покачал головой. – Зря он мне не пожаловался. – Не хочет навязывать свое общество там, где его не ждут. – Ладно. Брент сунул сырые, воняющие мылом носки в чемодан. Рядом принялся собирать вещи Стиви. В чулане что-то громыхнуло. Вослед оттуда же донесся едва слышный стон. Лицо Брента потемнело от гнева. – Черт бы побрал этого идиота… Длинный Клэй подошел к чулану и открыл дверь. За ней, подрагивая, стоял большой черный сундук. Стрелок постучал рукояткой револьвера по дереву. – Сиди тихо, а то разозлишь меня. Человек в сундуке притих. Брент взглянул на отца. Ядовитые глаза Плагфорда-старшего полыхнули, выжигая воздух. Недоеденная баранина упала на опилки. Пальцы здоровяка сжали приклад черного обреза. – Джей-Эл, – предупредил Штукарь и, поспешив к окну, схватил старика за правое запястье. – Не надо. Длинный Клэй встал между папашей и черным сундуком и достал из заднего кармана фляжку с бурбоном. Свет, вспыхнув на серебряном сосуде, отразился пламенем в безумных глазах старика. – Успокойся, – сказал стрелок. Джон Лоуренс убрал руку с приклада дробовика, принял фляжку, крутанул крышку и поднес горлышко к потерявшемуся в зарослях рту. Сделав три долгих глотка, он завинтил крышку и снова увел взгляд в серое утро. Как часто бывало в последние полгода с лишком, здоровяк обошелся без слов. Между тем Штукарь поднял упавшее мясо, снял прилипшие опилки и завернул кус в обрывок восковой бумаги. Длинный Клэй посмотрел на Брента и Стиви. – Слейте из сундука и поставьте его в повозку. Живо. Глава 4. Баллада для настоящих людей Виселицы в Нуэва-Вида установили два года назад, спустя полвека с лишком после того как местное население уступило драгоценные мексиканские акры бледнолицым тексиканцам[18]. Карательные приспособления являли собой очевидный и впечатляющий символ правосудия, регулярно обеспечивающий зрителей развлечением, особенно забавным в том случае, если повешенный необычайно долго дрыгал ногами или его голова отрывалась. Приблизившись к эшафоту, Умберто Кальес вытер пот с лысины, прикрытой до того сомбреро, и пошел по ступенькам, украшенным росписью, несомненно, радовавшей глаз каждого вздергиваемого эстета. Запыхавшись после подъема, пятидесятичетырехлетний мексиканец пересек платформу в направлении балюстрады и уже оттуда, со смертоносных подмостков, обратился к зрителям с вопросом, не желают ли они послушать песню. – ?Por favor! – закричали восемь из двадцати четырех собравшихся внизу человек. Умберто окинул взглядом толпу – нет ли в ней городских чиновников (они не хотели, чтобы серьезное сооружение использовалось для других, не имеющих отношения к смерти, развлечений), но не увидел никого, кто мог бы доставить ему неприятности. Среди слушателей преобладали люди, спешить которым было некуда, – швеи, фермеры и старики, а потому Кальес решил исполнить длинную меланхолическую балладу, бесспорно способную воздействовать на эмоции. Сжав лакированный гриф гитарки, он крепкими ногтями правой руки резко прошелся по струнам и под ровный перебор представил публике композицию, называвшуюся «Под галькой» и представлявшую собой художественный пересказ подлинной истории человека, сражавшегося против бледнолицых тексиканцев более пятидесяти лет назад. Умберто пел под сочные тревожные аккорды. Черные тучи обрушились дождем на мексиканскую деревушку. В глинобитной лачуге, стоявшей всего три года, двадцатипятилетний мужчина по имени Александр прощался с женой Габриэлой, беременной их первым ребенком. Оставлять возлюбленную ему не хотелось, но война с бледнолицыми тексиканцами шла плохо, а для него было важно, чтобы истинный народ этой земли отстоял свое законное достояние. Габриэла плакала. (Умберто отдельными щипками взял несколько высоких нот на тончайшей из струн.) Объятая печалью отважная мексиканка не стала, однако, удерживать мужа, потому что знала – в том его долг. Они поцеловались. (Умберто сыграл две мелодии, слившиеся гармонично в одну – рефрен их любви.) В компании четырех друзей детства Александр покинул родную деревню и отправился на север, где вступил в полк, стоявший у асиенды[19] Те?хас, незадолго до того захваченной мексиканской армией. Гринго[20] взяли верх в двух решающих сражениях, и командир Александра, капитан Хесус Гарсия, понимал, что для победы над тексиканцами необходима уловка, хитрость. Его план был прост. Александру и четверым его друзьям предстояло спрятаться на горном перевале, которым пользовались вражеские связные, и убить вестовых, прежде чем те достигнут тексиканского форта. Как человек образованный, знающий испанский и английский, Александр должен был подделать документы с тем, чтобы гринго, найдя тела, получили ложные сведения. Солдаты сомневались, что сумеют успешно выполнить поручение, но война близилась к концу, и такие отчаянные предприятия в ту пору были делом обычным. (Сыгранная Умберто медленная нисходящая мелодия подчеркнула падающий боевой дух Мексики.) За день до выступления Александр получил недельной давности известие от Габриэлы, писавшей, что у нее случился выкидыш. Бедная женщина завернула крохотное тельце мертвого сына в накидку, похоронила на заднем дворе и украсила могилку галькой, которую собрала на дне реки, где они с Александром в свете луны обменялись когда-то первым поцелуем. (Умберто сыграл мелодию их любви.) Александр попросил капитана Хесуса Гарсию дать ему увольнительную на два дня. Он надеялся, прежде чем отправиться с безнадежной миссией в горы, съездить в деревню, утешить скорбящую жену и зачать другого ребенка. Но старший офицер ожидал, что в ближайшие дни через перевал проследует отряд тексиканских связных, и отказал солдату. (Музыкант резко ударил по струнам и тут же зажал их. Внизу, под эшафотом, стояли двадцать семь слушателей, каждый из которых по-своему переживал излагаемые события.) Александр отправил жене письмо, в котором просил ее поехать на север и укрыться в заброшенном амбаре в восточной части асиенды. Он знал, что Габриэла получит сообщение не раньше чем через шесть дней. (Длинные ногти Умберто подстегнули ритм.) Александр и четверо его друзей ушли на перевал, где им предстояло поджидать в засаде тексиканских связных. Неприятельские курьеры появились лишь через две недели – тридцать один бледнолицый гринго. (Исполнитель неистовствовал; толпа из тридцати одного слушателя замерла и притихла.) Хотя враг и имел шестикратное преимущество, команда Александра, вооруженная лишь старыми пистолетами и ножами, атаковала отряд. Половина бледнолицых тексиканцев пала в бою; погибли и четверо мексиканцев, окропив кровью родную землю. Александра ранили в живот и ногу. (После жесткого удара по струнам Умберто заставил инструмент замолчать, и зрители слушали только голос.) Миссия провалилась.