– Ляг. Кэтлин опустилась на рассыпавшиеся локоны длинных черных волос и переливчатую ткань розовой сорочки. Набитый сеном матрас мягко принял ее. Натаниэль коснулся губами нежной кожи над обнажившимся левым коленом и запечатлел второй поцелуй выше, на чреслах. Вдохнув теплый воздух женского лона, он ощутил прошедшую по телу невесты дрожь. Пальцы пробежали по внутренней стороне бедра. – Ты позволишь мне привести тебя в другое настроение? Позволение было дано. * * * Несостоявшийся хозяин гостиницы и без пяти минут странствующий двуязычный джентльмен прошелся взглядом по распростертому телу невесты и посмотрел в окно на светящееся серое небо, оставшееся в этот час без солнца и луны. Во время короткого, с перерывами, трех с половиной часового сна Натаниэль думал об инвесторах с Восточного побережья, новой работе и тех проблемах с гостиницей, которые можно решить, имея на руках четыреста пятьдесят долларов (и еще шестьсот двадцать четыре, что удалось отложить в предыдущие тринадцать месяцев). Думал и волновался. Отдохнуть не получилось, но Натаниэль знал, что уже не уснет, и решил заняться делами. Перебравшись через длинные ноги Кэтлин, он осторожно ступил на пол (при неосторожной поступи половицы подражали писку прежних обитателей детской), наклонился вперед и, медленно перенеся вес, поднялся. Потом натянул поверх исподнего желтый костюм для верховой езды, подобрал обувь, сделал один шаг на восток, вытянул свободную руку, повернул ключ, вышел, закрыл за собой дверь и двинулся на чердак, где они с невестой хранили багаж, сами временно занимая комнату, предназначенную для тех, чье имущество состоит только из подгузников, сосок и зубов размером с рисовое зернышко. Бесшумно зевнув, Натаниэль прошел по коридору второго этажа, миновал хозяйскую спальню и направился к лестнице, ведшей на чердак. За спиной крадущегося джентльмена открылась дверь, и он обернулся. Из темной спальни, почесывая волосатую шею (это место у него постоянно чесалось), появился Иезекиль. Из распахнутого клетчатого халата выступал внушительный живот. В знак приветствия толстяк широко зевнул. – Доброе утро, – отозвался Натаниэль. – Прохладно для лета. – Иезекиль заглянул через плечо жильца. – Поднимаетесь на чердак? – Нужно забрать багаж и кое-что из одежды. Уезжаю на неделю. Хозяин ранчо наклонил голову, видимо, чтобы предоставить больше пространства почесывающей шею руке, и осведомился: – Дела? – Да. – Кэтлин останется? – Она останется здесь и будет исполнять свои обязанности. Лицо Иезекиля, состоявшее преимущественно из густых бровей и бакенбард, подозрительно сжалось. – Почему же вы идете крадучись? – Не хотелось бы кого-нибудь разбудить. – Мы слышали, как вы говорили вчера на повышенных тонах. – Глаза неотрывно и оценивающе наблюдали за Натаниэлем из узких расщелин. – Я не сбегаю. – Задетый намеком, джентльмен все же подавил возмущение. – Лучше женщины вам не найти. – Иезекиль опустил чесавшую шею руку, но тут же задействовал другую. – Я видел ее с моими детишками, видел, как она ругается с торговцами и отчитывает их, когда они пытаются обмануть ее. Рассудительная и красивая, она осталась с вами даже после того, как ураган разрушил вашу гостиницу. – Я люблю Кэтлин. У меня и в мыслях нет оставлять ее. Извините, что побеспокоили вас вчера вечером, но мы мирно урегулировали наши разногласия. Владелец ранчо остался, однако, при своем мнении и наморщил нос. – Можете разбудить ее, если желаете проверить правдивость моих слов, – предложил Натаниэль, с трудом выдерживая ровный тон. – В этом нет необходимости. – Иезекиль снова переменил руку на шее, запахнул полы халата, повернулся и шагнул в спальню. – В Лизвилле полно успешных парней, готовых предложить ей свое внимание, если вы задержитесь сверх срока или сбежите. Джентльмен лишь сжал крепче губы. Дверь комнаты закрылась. С горящим от стыда и злости лицом Натаниэль отвернулся, дошел до конца коридора, поднялся по лестнице на чердак и, отыскав большой зеленый чемодан, уложил в него бурдюк, флягу, смену нижнего белья, носовые платки, перчатки, двубортный костюм-тройку темно-синего цвета, черный смокинг с длинными фалдами, две белые сорочки, запонки, итальянские туфли, обувной крем, два галстука-бабочки (темно-синюю и черную), красный шейный платок, темно-синий котелок, черный цилиндр и роман под названием «La Playa de Sangre»[17], посредством которого он мог демонстрировать знание испанского. Собрав вещи, Натаниэль спустился с чердака и прошел по коридору второго этажа. Горестные звуки, донесшиеся из закрытой детской, заставили его остановиться. С супружеской парой он попрощался накануне вечером, а Кэтлин особо попросила не будить ее утром, так что необходимости в еще одном волнительном прощании не было. Стоя в коридоре с тяжелым чемоданом в левой руке, высокий светловолосый джентльмен из Мичигана слушал приглушенные всхлипывания невесты. Внутри все сжалось, глаза затуманились. Он вышел. Глава 3. Плагфорды Брент Плагфорд глубоко вдохнул и вместе с прохладным не по сезону утренним воздухом вобрал в себя традиционные гостиничные запахи – сырого белья, мыла, гниющего дерева, промасленной кожи, железа, застоявшегося сигарного дыма и дешевого бурбона. Открыв глаза, двадцатидевятилетний ковбой увидел Длинного Клэя, поджарое тело которого было заключено в черную рубаху и того же цвета штаны; замерев у изножья кровати, он напоминал вытянутую предвечернюю тень пугала. Человек с серебристыми волосами указал на спящего рядом с Брентом. – Разбуди его. – О’кей. Длинный Клэй прошел к окну. Брент сел, потянулся, разминая затекшие члены, провел ладонью по волнистым каштановым волосам и посмотрел влево. Раскинувшийся рядом на кровати младший брат, Стиви Плагфорд, двадцати одного года от роду, спал мертвым сном в теплых подштанниках, не снимавшихся уже неделю. – Стиви, пора вставать. Уезжаем. Молодой человек невнятно замычал. – Поднимайся, – строго добавил Брент. – Живо. – Он потряс брата за левое плечо. Стиви отмахнулся и натянул на голову одеяло. – Нельзя так напиваться, – выговорил ему ковбой. – Я же предупреждал. – Поди к чертям. Длинный Клэй вынул черный револьвер, взял его за ствол и шагнул к кровати. – Я его отведу… – начал было Брент, но высокий человек в черном треснул рукояткой по выпуклости под одеялом, что была головой Стиви. Тот вскрикнул, стащил одеяло и потер ухо, уже приобретшее цвет спелого помидора. – Черт, больно же! – Он посмотрел на треугольное лицо Длинного Клэя с холодными голубыми глазами, тонкими серыми усами и безгубым ртом и воздержался от прямых обвинений. Стрелок отвернулся от юнца, сунул револьвер в кобуру, одну из двух на поясе, и снова пересек комнату. На подоконнике, вырисовываясь темным силуэтом на фоне унылого серого неба, сидел Джон Лоуренс Плагфорд, здоровенный пятидесятидвухлетний мужчина с растрепанной бородой и в поношенном сером комбинезоне. – С выпивкой ты закончил до возвращения домой. – Голос его прозвучал так, словно в горло набились сухие осенние листья. – Не так уж много я и выпил, – попытался оправдаться Стиви. – Всего-то… – Не заставляй папу повторять, – перебил его брат. – Мы не на прогулке. Мысль о цели их путешествия отозвалась в груди у Брента рвущей болью. В дверь трижды постучали. Два выхваченных револьвера взметнулись дугами вдоль рубахи Длинного Клэя. В замке жалобно скрипнул ключ. Дверь открылась. За порогом, в коридоре, держа в левой руке два куска баранины, стоял Штукарь, низенький и толстенький седоволосый негр в красно-коричневом костюме, куда более приличном, чем те, в какие вырядились белые люди. Увидев перед собой два черных ствола – один смотрел ему в лицо, другой целился в сердце, – он не выказал страха и с набитым ртом произнес: – Если дело в баранине, можем обсудить. Высокий стрелок убрал оружие и отвернулся. Штукарь проглотил прожеванное, переступил порог и закрыл дверь. – Утро доброе всем. – И тебе тоже, – сказал Брент. – Доброе утро, – прохрипел Стиви.