– А что говорит? – Да сам спроси. Вскоре в комнате появился трясущийся гоблин с перевязанной рукой. Он опасливо покосился на биту в руке пахана. – Ну чего, дегенерат, еще раз расскажи про цыганку, – недобро щурясь, потребовал Миклухо-Маклай… – Клянусь мамой, так и было. Подошла, тварь такая, вся платками цветастыми перевязана. Мол, погадаю. И из авоськи пистолет вытаскивает. И в лицо мне из пистолета. Я отрубился. – Какой пистолет? – спросил Донатас с интересом. – Пластмассовый. Игрушечный. – Я же говорю – дегенерат, – махнул рукой Миклухо-Маклай. – Описать цыганку можешь? – Лицо как расплывается. Не могу. – У тебя мозги расплылись. – Миклухо-Маклай сжал пальцами биту, и гоблин, зажмурившись, отступил назад. – Накрош паскудный! Когда гоблин удалился, Миклухо-Маклай еще долго не мог успокоиться. – Нет, ну с какими идиотами работаю! Ничего доверить нельзя! Он раскурил новую сигарету. – Магомедыч, найди мое золото. Оно мне очень нужно. Четверть тогда тебе и твоему барбосу, – он кивнул на меня. – А там столько, что на зарплату всему твоему МУРу и остальной Петровке в придачу хватит. – Тебе, видать, бутсой на чемпионате Европы по голове перепало, – хмыкнул Донатас. – Ты слышал, чтобы я хоть ржавый гвоздь у бандита взял? – Да уж, – вздохнул Миклухо-Маклай. – Честный мент страшнее динамита… * * * Угощать Донатаса плодами Клариных кулинарных прозрений я как-то не решился. Пришлось просто настругать ветчины, копченой индейки, соленых огурцов, эдамского сыра, порезать черствый хлеб и извлечь из запасников в диване пыльную бутылку настоящей «Хванчкары». – За успех наших безнадежных предприятий, – поднял я бокал. Пить «Хванчкару» в три ночи – это не лишено некоторой романтической прелести. В такое время спать уже не хочется. Город затих, только по улице внизу идет бог весть откуда взявшийся прохожий, да в доме напротив горит одинокое окно. Там какая-нибудь сова в одиночестве сочиняет, может быть, математическую формулу, призванную перевернуть незыблемые основы, или корпит над балансовым отчетом, или тоже пьет маленькими глотками вино, поглядывая на единственное горящее окно в моем доме. – В прошлый раз в этой квартире у тебя жила очаровательная девушка. – Донатас огляделся, будто надеясь высмотреть ее за шкафом, под кроватью или за торшером. – Она до сих пор иногда живет здесь. Но куда-то затерялась. Может, с любовником сбежала. – Погоню послал? – хмыкнул Донатас. – Давай-ка еще выпьем, дружище. Выпили. Обожаю медленно цедить вино. И не слишком люблю пьянеть. – Почти ничего мы у Миклухо-Маклая не узнали, – отметил я. – Выведали, что кто-то большой и вонючий отключил двух чемпионов по культуризму. Большой и вонючий… Мое сердце екнуло. А вдруг… Нет, дофантазироваться можно до чего угодно. – Мы узнали гораздо больше, чем тебе кажется, – возразил Донатас. – Конечно. Про цыганку с игрушечным пистолетом. Бред обколовшегося героином недоноска. – Ты ничего не слышал о нападении в Красноярском крае на «Ми-8», перевозивший золото? – Слышал. – А об ограблении вагона с золотом? – Что-то было. – А об обстоятельствах? Не слышал? Почерк тот же, что и при ограблении миклухо-маклаевской сокровищницы. Охрану поезда выключила женщина. Из игрушечного пистолета. – Сон пьяного ежика! – А вот тебе еще информация к размышлению. Для нейтрализации охраны применялось неизвестное вещество, схожее с препаратами, применяющимися в психиатрии. – Ничего себе. – Кто-то неплохо разжился золотом. – Столько золота просто так не реализуешь, – сказал я. – По пятьдесят граммов продавать на рынке не станешь. А о сделках такого объема наверняка бы прошла где-то информация. – Ничего не проходило… И еще, Миклухо-Маклай правильно сказал, что преступный мир – это большая деревня. На околице свистнут, у церкви отзовется. Появление преступной организации, способной творить такие дела, не могло бы остаться незамеченным. – Значит, кто-то, непричастный к существующим преступным структурам, создает синдикат? – И при этом имеет источники информации как в преступном мире, так и в сфере бизнеса, оборота золота, – закончил мысль Донатас. – А это не наши бывшие или действующие коллеги чудят? Или чекисты? – Может быть. Но непохоже. Почерк не тот. Не наш. Но очень эффективный. У ихнего пахана голова варит слишком хорошо. И пользуется он неизвестными нам приемами. – Фантомас. – Ха… Точно говорю, золотое дело, исчезновения твоих психов и моих блатарей чем-то связаны. Много общего. Вся надежда на тебя. Хороша надежда. Я сам заплутал в дремучем лесу. Могу, конечно, пригласить Донатаса прогуляться по этому лесу, уведомив, что теперь мой псевдоним Иван Сусанин. – «Чистильщики Христовы»? – я почесал небритый подбородок. – А чем, Гоша, черт не шутит? – Почему они кладут глаз только на золото? Можно ведь разжиться и валютой, и камушками. И много еще чем. Но они упорно тащат золото. – Может, у них существует какой-то страшно засекреченный и выгодный канал реализации. – А может, кто-то решил создать очередное суверенное государство и копит золотой запас? – хмыкнул я, даже не подозревая, насколько был близок к истине… На пятиминутке после бессонной ночи я клевал носом. Мне страшно хотелось спать и не хотелось возвращаться к своим заботам. После пятиминутки шеф попросил меня остаться. Настроение у него было неважное. – Что у тебя по «Эгсгибиционисту»? – спросил он сурово, с таким видом, с каким спрашивают, когда хотят выпороть. – Пока ничего. В Москве его следов не обнаружено. – А это не след? – он протянул мне сводку происшествий. – Это визитная карточка! Измайловский парк. Два часа ночи. Уединившаяся парочка пятнадцатилетних сластолюбцев – и куда родители смотрят? Нечто, похожее на африканскую гориллу, оттащило их в подвал и пытало до утра обнажением своего тела. – Чем всякой ерундой заниматься и искать каких-то сектантов, займись Великанским. Газеты и ТВ сейчас такой визг поднимут – оглохнешь! И крайними будем мы. Наша линия. С нас шкуру драть. – С меня уже все шкуры давно сняли. – Не все еще, поверь… Гоша, ищи «Эксгибициониста»! Хорошо давать указания. Ищи – и все дела. Сам процесс поиска выглядит посложнее. Запросы по связям, ориентировки, поручения я направил в первый же день. Но толку-то. Что же, пойдем по его связям сами. Не хочется и в успех не верится, а надо… Я зарядил пистолет, сунул в сумку американские наручники, резиновую дубинку, наполненную свинцом, – Великанскому она, как мухобойка, но в определенной ситуации все-таки может помочь. Теперь можно выходить на поиски «Эксгибициониста», искать ветра в поле. На первом адресе, где был прописан до отбытия на лечение мой клиент, встретила меня худенькая, миниатюрная и изящная блондинка. Оказалось, что она не кто иная, как сестра-близняшка Великанского. Она со слезами на глазах сообщила, что насчет брата к ней приходили из милиции за последние дни уже раз пять. Но она его не видела давным-давно. И еще она заявила, что Феликс вовсе не такой плохой, каким кажется. Он с детства был тихим, впечатлительным мальчиком, обожал животных, держал котенка и приблудившуюся собачонку. Из-за внешности у него возникали проблемы с девочками. И он был очень стеснительным… М-да, уж чего-чего, а стеснительности с тех времен у него поубавилось. – Он совершил побег из спецбольницы, – сказал я. – Я знаю, – всхлипнула блондинка. – Его там, наверное, обижали. Он такой ранимый. – Если появится или позвонит, вам лучше всего уговорить его сдаться. Или хотя бы позвоните мне, – я протянул ей свою визитку. – Для его же блага. А то не дай бог подстрелят при задержании. – Ой, – обхватила ладонями щеки блондинка. – Но почему? Он такой добрый… Он беззащитный.