– Две сотни потерпевших могут с вами сильно поспорить на этот счет… За два дня обойдя еще с десяток лиц, поддерживавших связи с Великанским, а также их соседей и местные отделения милиции, я так и не нашел ничего, заслуживающего внимания. Великанский отыскал где-то теплое логово и хоронится там. В гигантском муравейнике Москве даже колоритной фигуре «Эксгибициониста» затеряться ничего не стоит. Иголка в эшелоне со стогами сена. Просматривая в очередной раз материалы, я обратил внимание, что перед отправлением в спецбольницу по приговору суда он некоторое время лежал в клинике моего нового знакомого профессора Дульсинского. Клиника специализируется на лечении и исследовании больных щизофренией и маниакально-депрессивным психозом, представляющих опасность или вносящих дезорганизацию в общество. Я снова созвонился с профессором. – У меня офис на проспекте Мира, – сообщил он мне. – Вы мне уже давали адрес. – А, ну конечно… Завтра в десять утра я вас жду. К десяти я отправился по указанному адресу. Офис профессора располагался в доме между станциями метро «Проспект Мира» и «Сухаревская». Тяжеленные металлические двери, видеокамера, два пятнистых «пса» с рациями, дубинками и пистолетами отделяли от суеты и штормов внешнего мира фирму «Тартар». Она делила подъезд с офисом Дульсинского. Охранники решили продемонстрировать на мне свое служебное рвение, красные муровские корочки не произвели на них никакого впечатления. И началась бодяга. «А к кому? К Дульсинскому? А он вас ждет? А почему сам не спустился за вами? А пусть вас встретит». Наконец я сообщил, что перед всякой щенячьей братией отчитываться не намерен, а если еще есть вопросы, то мне нетрудно сбегать за ОМОНом, и его бойцы на них ответят. Пятнистым слово «ОМОН» что-то болезненно напомнило, поэтому они сразу усохли, и доступ к профессору был открыт. Белые стены, бронзовые ручки, современная, блистающая сталью и пластмассой, чернеющая мягкой кожей мебель, «Сони» с полутораметровым экраном, несколько компьютеров в приемной – таков был офис Дульсинского. – Уютно живете, – оценил я обстановку. – Здесь представительство международной ассоциации психиатров. Я ее представитель в России… Присаживайтесь, Георгий Викторович. Могу предложить вам только кофе. На работе не пью ни глотка. Принцип. – У меня тоже, – не краснея соврал я. Голубоглазый зомби Марсель – похоже, профессор не расставался с ним ни на секунду – принес поднос с кофейником, пирожными-суфле и конфетами «Мишка». – У вас лежал «Эксгибиционист»? – сказал я. – Феликс Цезаревич Великанский, диагноз – шубообразная шизофрения, находился на обследовании полтора месяца. Направлен в больницу специального типа, – как компьютер выдал профессор. – Вы что, помните данные всех пациентов? – Таких помню. Чрезвычайно интересный экземпляр. – Сестра его сказала мне, что он добрый и стеснительный человек. – Так и есть, – кивнул профессор. – Он с детства был полон комплексов. Одноклассники не брали его, косноязычного, неуклюжего увальня, в игры. Он мог бы заслужить авторитет физической силой, но обладал для этого слишком мягким нравом. Когда подрос и потянуло к противоположному полу, девчонки лишь презрительно отворачивались от него. И снисходительно, обидно смеялись. Сначала отвергла одна. Потом другая. В это же время пошли первые приступы юношеской шизофрении. Он и общество еще легко отделались. При таких условиях иные становятся женоненавистниками и превращаются в кровавых маньяков. Дьявол находит дырки в ржавеющем, разъедаемом коррозией сумасшествия сознании, укрепляется в нем. И человек переходит на службу тьме. – Вы верите в дьявола? – приподнял я удивленно бровь. – Верю. Мои коллеги – неисправимые скептики. Иной скептицизм сродни узколобости. Психиатры считают, что сознание человека – это черный ящик Пандоры, внутри которого может сформироваться или дремлет любой кошмар. Мне кажется, что не так редко бесы, терзающие разум, приходят извне. – Одержимость? – Вы считаете ее невозможной? Определенно Дульсинский нашел бы общий язык с Донатасом. Бесы, НЛО и Бермудский треугольник в Пермской зоне… – Помимо стриптиза способен Великанский на какую-то преступную деятельность? – А зачем? Он правопослушный скромный человек, – пожал плечами Дульсинский. – Но ведь его может кто-то втянуть в криминальные дела. – Смысл? Кому он нужен? – Огромная физическая сила, ловкость, изворотливость, – перечислил я достоинства Великанского. – Привлечь его на свою сторону – все равно что приобрести бронетранспортер. – Кому нужен бронетранспортер, водитель которого допился до белой горячки? Неизвестно, не задавит ли он тебя самого. – Нужен тому, кто сумеет управлять водителем… Может так случиться, что он будет захвачен какой-то чужой идеей? Настолько, что превратится в идеального исполнителя? – Ну, это трудно сказать. Зависит от идеи. – Или попадет под очарование чужого бреда. Бреда какого-то лидера. Профессор бросил на меня внимательный взгляд и произнес: – Интересно… В принципе, случаи, когда у группы душевнобольных находился лидер, захватывающий их своими бредовыми фантазиями, были. Сумасшедшие способны влиять друг на друга. Но не уверен, что из этого может получиться что-то путное. Ну, займутся построением космического корабля «Земля – Плутон» из частей, найденных на свалке. Или создадут посольство по связи с миром насекомых. – Или образуют секту. – Запросто… Но учтите одно. Деятельность душевнобольных редко бывает конструктивна. Вся их энергия уходит в свист и бесполезные движения. – С кем у вас в клинике общался «Эксгибиционист»? – Режим у него был свободный. Я был уверен, что в наших условиях он не сделает ничего плохого. Для него было бы хуже, если бы он замкнулся в своей скорлупе. Общался со многими. Близко сошелся с нашим общим знакомым… – С кем? – Вячеславом Грасским. «На завалинке у Грасского». Помните? – Еще бы! Когда я покидал офис, профессор не забыл стряхнуть с моей рубашки невидимую пылинку. – По мере возможностей держите меня в курсе, – напоследок попросил он. – Вам будет нелегко с вашими подопечными. Я же всегда рад помочь. – Я вам признателен… Вернулся в тот день домой я в девять вечера. В квартире горел свет. Перед зеркалом в спальне вертелась Клара. Нате, возвращение блудной любовницы. На ней было новое платье, похоже, из очень недешевых. Она поправляла набитые ватой плечики, затягивала, а потом расстегивала золотой пояс, принимала фотомодельные позы. Мое появление не оторвало ее от этого захватывающего занятия. Не оборачиваясь, она каким-то невнятным междометием приветствовала меня. – Прекрасное платье, – произнес я ей в затылок. – Правда? – Клара выгнула свой девичий стан, положила руку на бедро и причмокнула от удовольствия. – Меня снимали вчера в этом платье для журнала «Лайф», а потом подарили. Ну разве не прелесть, а? – Потрясающе! – воскликнул я нарочито бодрым голосом телеидиота, которому демонстрируют лучший в мире столовый нож, режущий все и вся без малейшего усилия. – Ты без меня оголодал? – вдруг прониклась заботой обо мне Клара. Она оторвалась от зеркала и внимательно оглядела меня с ног до головы. – Да, – кивнул я. – Соскучился по мясу с клубникой и торту с баклажанами. Она не заметила моего сарказма. – Георгий, из тебя никудышный дизайнер. Когда делаешь перестановку в квартире, всегда спрашивай меня. – Что я переставил в квартире? – Телефон. Куда ты дел старый? – Выбросил. Разбил с горя оттого, что ты исчезла. И выбросил. Она восприняла это как должное. – Кто же покупает такие телефоны? Сейчас покупают только радиотелефоны. Я знаю место, где есть дешевые радиотелефоны. «Пара сотен долларов», – подумал я. Как раз по средствам для нищего опера. – Дорогая, радиотелефоны – это дурной вкус, – произнес я нравоучительно. – Телефон должен быть с диском и проводом. – Милый, ты консерватор, – она поцеловала меня. – А цвет? Сказал бы, и я купила бы тебе не этот жуткий оранжевый аппарат, а синий. Он бы неплохо подошел к моему платью. – Мне кажется, ты лучше смотришься без платья. – Правда? – она загадочно посмотрела на меня. На этот раз пояс она бросила на пол… А среди ночи, обняв ее, я думал, что, наверное, все-таки люблю ее… Утром, идя на работу, я по привычке заглянул в почтовый ящик. Я три года не выписываю ни одной газеты. Но время от времени туда бросают ценные рекламки, например, спортивных культуристских тренажеров для лиц, перенесших инфаркт миокарда, или дешевых и доступных вилл на территории Испании с садом и пропиской. Сейчас в ящике уютно устроилась яркая бумаженция. Еще штук пятьдесят таких же были рассыпаны по всему подъезду. Я решил отправить ее в мусорку, но на глаза попались знакомые слова. «Партия восьмидесяти процентов россиян!.. Все, кому надоела рабская участь, на митинг 29 июня перед главным входом на ВДНХ. Партия обманутых – ваша партия!»