– Сюда. Я здесь стояла, а тот, в маске мышиной, из автомата стрелял. Следователь тщательно осмотрел деревянную стену. – Следов пуль нет. Они вас пытались расстрелять холостыми патронами… – Холостыми? – поразилась Мария Федоровна. – Да. – Холостыми, – повторила она и неожиданно в голос разревелась. * * * На этот раз Грасский звонил из Казани. Он деловито осведомился, до конца ли я раскаялся и потратил ли подаренное мне время с пользой, то есть на отмаливание грехов. Ведь срок мой уже почти вышел. Я человек негрубый, но тут как-то сама собой полезла ненормативная лексика. Охарактеризовал я сжато все генеалогическое древо Грасского, постарался никого не забыть. Выслушал он меня с профессиональным спокойствием старого работника вытрезвителя, напоследок посоветовал подумать о завещании и отдать последние распоряжения, после чего повесил трубку. Мы поставили в ружье весь казанский угрозыск, но следов весельчака-режиссера не обнаружилось. Или Грасский превратился в человека-невидимку, или милиция совсем разучилась работать. И что мне теперь остается? Последние распоряжения и завещания? Родственники на моем имуществе сильно не разбогатеют. Сказать, что эти угрозы забавляли меня, – значит, сильно покривить душой. Со стороны, может, все и выглядело смешно, но когда обещают убить именно тебя, тут смех сам собой становится уже не таким искренним и жизнерадостным. Надоело все это безобразие. Пора опускать занавес в представлении. Вот только найти бы веревочку, за которую надо дернуть. Пока у нас на руках масса разрозненных фактов, несколько скрывшихся от возмездия фигурантов и теория Кобзаря, которую еще долго дотягивать до Нобелевской премии. Правильно шеф взывает к моей совести и требует результатов. Пока что у нас только пухнут папки с материалами, причем в основном за счет бумаг по новым ограблениям. Сорок кило платины! Вычистили их красиво, беззаботно, с легкостью необыкновенной. Кто даст гарантию, что капитана Ступина не вычистят так же легко? – Еще пара таких ограблений, и нам надо будет искать работу, – сказал Донатас, когда мы в очередной раз обсуждали наши нелегкие проблемы в кабинете на Шаболовке. – Пойдем грабить золотые караваны, – успокоил я его. – Хотя нет. С работы не выгонят. Рынок пошлют патрулировать. – Если бы! За такое золотое место надо еще взятки раздавать. Тебя просто назначат моим напарником по психам. – Смерти моей хочешь?.. Куда грести будем, Гоша? – Как сказал шеф, у нас лучший психиатр России. А я добавлю – и лучшие умы ГУВД. Грех не воспользоваться. Будем мыслить. В последнее время этому тягостному занятию я предавался довольно часто и даже не забывал переносить мои думы на бумагу. Издам когда-нибудь «Записки околоточного» и получу Букеровскую премию. Первая часть так и будет называться – список на ста пятидесяти страницах версий по ОД «Клондайк». Две исписанные тетради и множество расчерченных цветными карандашами схем. Связи пропавших, фигуранты, места их возможного пребывания. Я с трудом запихал все бумаги в сразу раздувшийся, как заглотивший антилопу крокодил, портфель, и мы отправились на служебной машине Донатаса в почтовый ящик, где Кобзарь в интимной обстановке предавался общению с полюбившимся ему компьютером. – Двигаются дела? – спросил я, заходя в прокуренное помещение – Кобзарь курил трубку с таким терпким табаком, от которого щипало глаза. – А как же, – психиатр довольно подергал себя за бороду. – Есть что конкретное? – спросил Донатас, плюхаясь на продавленный диван, который мы притащили в комнату из коридора. – Откуда? – удивился психиатр. – Работа в самом разгаре. – Давай думать втроем. – Ну да, – кивнул психиатр. – Одна голова хорошо, а три лучше, как говаривал Змей Горыныч. Так мы устроили что-то вроде игры «Что? Где? Когда?». Мозговой штурм. «Что скажут знатоки? Время пошло…» Времени у нас было поболе, чем минута в телеигре, но гораздо меньше, чем вечность или даже несчастная неделька. Все безумные идеи, приходившие нам в голову, Кобзарь загонял в большой компьютер и клялся, что эта железяка выдаст, какой вариант лучше подходит. Железяке я не верил. Кобзарю верил гораздо больше. К ночи, полностью одурев от этой оказавшейся вдруг жутко тяжелой работы, мы составили модель. Судили-рядили, получалось, что она самая верная. Да и железяка подтверждала… Кажется, живи и радуйся – все встало на свои места. Вот только сотворенное нами полотно было довольно странным. Эдакий Сальвадор Дали, даешь достижения сюрреализма в жизнь! Бог ты мой, кто же нам поверит, юродивым? А тут еще такой план действий сочинили. Всем планам план! – Предлагаешь со всем этим идти к моему шефу? – видимо, нотки обреченности в моем голосе звучали громче, чем надо, когда принимаешься за серьезное дело. – Вместе пойдем, – решился Донатас. – Обратной дороги нет. Фильм такой был. – Я думаю, полковник Горючий, как разумный человек, согласится с нами, – сказал Кобзарь. – Но только не сейчас, – сказал я. – Уже третий час ночи… Утром началась коррида… Шеф, как разумный человек, действительно согласился с нами. Мы всего лишь час-полтора потратили на его убеждение. Моего и Донатаса вдохновенного красноречия явно не хватало. Задавили мы противника тяжелой артиллерией – Кобзарь очень ловко орудовал выкладками, графиками и шарлатанскими результатами компьютерного анализа и убедил шефа, что версия имеет право на существование. Потом начался второй этап – самый тяжелый – пропаганда изобретенной нами оперативной комбинации и ее деталей. Выслушав наши предложения, шеф снял очки и в полнейшей тишине долго их тер. Потом надел и через чистые стекла внимательно рассмотрел нас, будто пытаясь запомнить навсегда. – Георгий, ты серьезно? – наконец спросил он. – А что особенного? – пожал я плечами. – Что особенного? Ты предлагаешь внедриться в сумасшедший дом. Знаешь, чем это чревато для тебя лично? – Чем? – Тебя оттуда просто не выпустят. Кто же из сумасшедшего дома выпустит человека, в голове у которого рождаются такие идеи?.. И ты, Донатас, тоже хорош. С кем я работаю! Еще час битвы титанов – и мы прижали шефа к стене. Он капитулировал, правда, при этом чуть не прослезился. – Мы же в анекдот попадем, – причитал он. – О нас опера по всей России судачить будут. – Если и будут, только от зависти, – заявил я нахально. – Как ты собираешься докладывать все это руководству? – осведомился шеф. – На ваш авторитет надежда. – Да какой там авторитет после таких предложений… Ладно, готовьте выкладки и конкретный расчет сил. Бои у нашего милицейского руководства мы выдюжили, хоть и дались они большой кровью. Потом нам пришлось убеждать в своей правоте смежников – госбезопасность. Без них наша затея не стоила ничего. Их убедить оказалось гораздо легче. Чекисты всегда витали в облаках и мыслили широкими масштабами – мировые заговоры, противоборство идеологий и разведок, происки суперагентов, над ними не тяготел повседневный милицейский опыт общения с низменным бытовым человеческим пороком. В общем, протокол о намерениях между двумя ведомствами был подписан. Очередным объектом, на котором мы могли потренироваться в развитии дара убеждения, должен был стать профессор Дульсинский. Ведь именно на его территории развернутся главные боевые действия. Человек он серьезный, людей как рентгеном видит, работать с ним надо аккуратно. Мы пригласили профессора на чашечку чая в кабинете шефа. – Есть основания считать, – официально и сухо начал шеф, – что ваш бывший пациент Грасский является одним из руководителей преступной группы, на счету которой похищения людей и другие тяжкие преступления. – Помнится, я советовал уважаемому мной капитану Ступину обратить на него пристальное внимание. – Дульсинский стряхнул с рубашки невидимую пылинку. – Мы обратили, – кивнул я. – И выяснили, что большинство больных, в похищении которых подозревается Грасский, прошли через вашу больницу. Притом многих Грасский не знал… Что отсюда следует? – С ним связан кто-то из персонала, – кивнул равнодушно Дульсинский. – Подобные мысли уже посещали меня. – Ваши мысли очень долго остаются при вас, – буркнул Донатас. – А что вы хотите? – посмотрел на него вопросительно профессор. – В клинику для душевнобольных нельзя пускать полицию с ее стандартной процедурой расследования. Что тут непонятного? Это просто опасно. – Нам нужна ваша помощь, – сказал шеф. – Насколько я понимаю, первым подозреваемым у вас должен быть я. – Уже были, – успокоил я его. – Средств на вашу проверку ушло немало. – И как вы уверились, что я ни при чем? – усмехнулся профессор. – Никак. Просто есть основания считать, что вы наименее подходите на должность преступного лидера. – Польщен, что вы не считаете меня похитителем моих больных. Честно сказать, они мне достаточно надоедают на работе, чтобы я тратил на них еще и свободное время. – Нам нужно отработать вашу клинику, – напористо произнес шеф. – Не хотелось бы, – покачал головой профессор. – Вы переполошите персонал и больных. Это может плохо кончиться. Я готов оказать вам любую помощь, но… – Недостаточно вашей помощи, – отмахнулся шеф. – Это работа для профессионала. Мы хотим его внедрить. Аккуратно, чтобы никого, как вы говорите, не переполошить… – Внедрить? В качестве врача? У вас есть сотрудники с образованием психиатра? – Нет… Поэтому мы хотим внедрить его в качестве пациента. Немая сцена. Профессор наконец-то удивился. Ему отказало на миг его снисходительное спокойствие. – И кого внедряете? – спросил он после долгой паузы. – Меня, – сказал я. – Вы не разыгрываете?.. Ладно, давайте. Найду вам уютную палату, Георгий Викторович. Вам давно пора отдохнуть… Ну спасибо…