— Погрей меня, — попросил он. Она лежала неподвижно и грела его. Он думал о предстоящей поездке в Америку и тех трудностях, которые там могут возникнуть. Сейчас ему хотелось, чтобы все было просто. Чтобы радовали дети и была женщина, которая может его согреть. — Я завтра уезжаю в США, — сказал он, чтобы ее проверить. — Хорошо, — ответила она, засыпая. Йельм улыбнулся. Зонт был сложен, а он не промок. По крайней мере, пока. 19 Обычно Арто Сёдерстедт спокойно относился к отсутствию солнца. Он любил полутона и считал, что люди, недавно переехавшие в Стокгольм, представляют собой некую промежуточную категорию между восторженными туристами и ко всему равнодушными коренными жителями столицы. И тем, и другим подавай солнце, и только вновь прибывшие жители умеют наслаждаться облачной погодой, когда играет каждый цвет, каждая краска, которая под резкими лучами солнца казалась выцветшей и блеклой. Насколько эта теория была связана с его, Арто Сёдерстедта, повышенной чувствительностью к солнечным лучам, он не задумывался. Но сейчас Сёдерстедту надоели тучи. Стоя на одном из своих самых любимых мест в городе, он не видел дальше собственной протянутой руки. Не видно ни Оперы, ни дворца наследного принца[52], куда направлялся Сёдерстедт, держа над головой смешной зонтик с мишками Бамсе, который он по ошибке прихватил утром из дому — интересно, какое лицо будет у дочки, когда она увидит, что ей остался купол с полицейским логотипом? Поднимаясь по парадной лестнице, Сёдерстедт был вынужден признать, что соскучился по солнцу. Он не был завистлив, но сейчас испытывал чувство обиды из-за того, что в США посылают не его — ведь именно он был экспертом по серийным убийцам. Однако ему поручили черную работу, и он топчет ноги, шагая по ступенькам Министерства иностранных дел. Секретарь в приемной бесстрастно сообщила, что Юстине Линдбергер больна, Эрик Линдбергер скончался, в министерстве объявлен день скорби. Все это Сёдерстедту было известно, причем не только по работе, но и просто потому, что у него были глаза и уши. Все, сказанное секретарем, он уже читал в утренних газетах и слышал по радио. Даже грудные дети, и те уже наверняка знали, что кентукский убийца приехал в Швецию, а полиция две недели утаивала этот факт, и граждане оказались неподготовленными. Сёдерстедт насчитал уже восемь профессиональных аналитиков, которые требовали снять виновных полицейских с должности. — Супруги Линдбергер работали в одном отделе? Секретарь, дама лет пятидесяти весьма неприступного вида, сидела за стеклянной перегородкой и выглядела так, будто сошла с картины современного Веласкеса, правдиво, но зло изобразившего представителя вымирающего класса. Сёдерстедт подумал, что исчезающее поколение секретарей-церберов ему, как ни странно, нравится больше, чем нынешний вариант “чего изволите”? Дама с явным нежеланием заглянула в папку. После нарочито долгих поисков она ответила: — Да. “Исчерпывающий ответ”, — подумал Сёдерстедт и продолжил: — Кто является их непосредственным начальником? Еще усилия, прямо-таки нечеловеческие, потом ответ: — Андерс Вальберг. — Он здесь? — Сейчас? “Нет, в первый четверг после праздника Вознесения Христова”, — подумал Сёдерстедт, а вслух с милой улыбкой сказал: — Да. Снова внутренняя борьба и огромное напряжение, без которого, очевидно, нельзя было нажать две кнопки на клавиатуре компьютера. Справившись с этой сверхзадачей, дама, судя по всему, из последних сил произнесла: — Да. — Я могу с ним встретиться? Таким взглядом смотрят на своих мучителей рабы на плантации. На долю несчастной достались страшные испытания: на сей раз ее заставили нажать не меньше трех кнопок и позвонить по местному телефону. На последнем издыхании она прошептала: — Полиция. — Что? — прогудел в трубке мужской голос. — Вам удобно? — Сейчас? — Да. — Да. После этой на редкость плодотворной беседы Сёдерстедт долго шел по освещенным хрустальными люстрами коридорам, причем раз двенадцать он ошибся и повернул не туда. Наконец он нашел массивную дверь, за которой находился кабинет начальника управления Андерса Вальберга, и постучал в нее. — Войдите, — пробасил откуда-то из глубины кабинета низкий голос. Арто Сёдерстедт вошел в элегантную приемную с бессловесным секретарем и проследовал дальше, в еще более элегантный кабинет с видом на залив Стрёммен. Андерсу Вальбергу было чуть больше пятидесяти, и свои огромные телеса он носил с той же важностью, как и фисташкового цвета галстук, который чем-то напомнил Арто нагрудник его младшей дочки. — Арто Сёдерстедт, — представился Арто. — Государственная уголовная полиция. — Вальберг, — сказал Вальберг. — Я понимаю, вы насчет Линдбергера. Ну и история. У Эрика на всем белом свете ни одного врага не было. Без дальнейших церемоний Сёдерстедт плюхнулся на стул перед украшенным канделябрами столом красного дерева, за которым восседал Вальберг. — Чем занимался Линдбергер? — И он, и его супруга — специалисты по арабским странам. Они в основном занимались торговлей с Саудовской Аравией и контактировали с нашим тамошним посольством. Молодые многообещающие сотрудники. У обоих впереди была прекрасная дипломатическая карьера. Могла бы быть. Это действительно американский серийный убийца? — Вроде да, — коротко ответил Сёдерстедт. — Сколько им лет? — Юстине двадцать восемь, Эрику тридцать три. Умереть в тридцать три года… — Семьсот-восемьсот лет назад это была средняя продолжительность жизни. — Да, верно, — удивленно согласился Вальберг. — Они всегда вместе работали? — В принципе да. У них немного различались сферы контактов, но в целом задача была одна и та же: содействовать торговле между Швецией и Саудовской Аравией. Тесное сотрудничество с представителями бизнеса обеих стран. — Что значит “разные сферы контактов”? — Эрик занимался крупными шведскими экспортерами, Юстине — более мелкими. Если говорить упрощенно. — Они всегда вместе выезжали? — Не всегда. Поездок было много, и они не всегда выпадали им одновременно. — И никаких врагов? — Абсолютно никаких. И абсолютно чистая анкета. Безупречная работа, точность и аккуратность во всем. Он был любимчиком начальства, хотя это звучит вульгарно. Юстине должна была ехать на днях в командировку, но думаю, ей это не под силу. У Эрика на ближайшие месяцы поездок не было запланировано. И теперь уже не будет. — Вы знаете, зачем Юстине должна была ехать в командировку? — В самых общих чертах. Как раз сегодня она обещала прислать мне свои предложения по поездке. Знаю только, что командировка связана с новым законом о малом бизнесе. Были намечены встречи с представителями правительства Саудовской Аравии. — И вы не видите в смерти Эрика ничего, кроме фатальной случайности? Андерс Вальберг помотал головой и сгорбился. Казалось, он вот-вот заплачет. — Мы были друзьями, — сказал он. — Эрик был для меня как сын. В выходные мы собирались вместе поиграть в гольф. Это так страшно, непонятно. Его… пытали?.. — Боюсь, что да, — сочувствие, прозвучавшее в собственном голосе, показалось Сёдерстедту фальшивым, и он перешел на более официальный тон: — Я полагаю, мне не надо объяснять вам, как опасен этот преступник. Есть ли что-то, касающееся работы или личной жизни Линдбергера, что, на ваш взгляд, может иметь значение? Важна любая деталь. Вальберг наконец справился с чувствами, на его лице снова была привычная маска дипломата. Он задумался. — Не могу ничего вспомнить. Из всех моих знакомых они с Юстине были единственной действительно счастливой супружеской парой. Они очень хорошо подходили друг другу. У меня нет детей, и мне будет не хватать его, как сына. Мне будет не хватать его смеха, его независимости, его спокойствия. Черт! — Вы можете предположить, зачем Эрик мог поехать во Фрихамнен в половине третьего ночи? — Нет. У меня это в голове не укладывается. Он с нами-то нигде не бывал, даже в пятницу не задерживался вместе пива попить, сразу после работы ехал к Юстине. — Мне надо осмотреть его кабинет. Пожалуйста, проследите, чтобы содержимое компьютера Линдбергера скопировали и прислали мне. Андерс Вальберг молча кивнул и поднялся. Тяжело ступая, он вышел в коридор, миновал несколько дверей и направился к лестнице. Потом, словно опомнившись, вернулся, указал на одну из дверей и удалился. Сёдерстедт провожал глазами тучную фигуру начальника, пока тот не исчез в своей обители скорби. Тогда Сёдерстедт осмотрелся и увидел, что соседний с Эриком Линдбергером кабинет принадлежит Юстине. Супруги действительно жили и работали бок о бок. Сёдерстедт вошел в кабинет Эрика. Комната была меньше, чем у Вальберга, без секретаря и с видом на улицу, а не на набережную. Зато здесь была еще одна дверь, она вела в кабинет Юстине. Подергав ручку, Сёдерстедт обнаружил, что дверь не заперта. Сёдерстедт быстро оглядел письменный стол. Рабочий беспорядок, но в меру. Свадебное фото: юная темноволосая Юстине и уже не такой юный, но тоже темноволосый Эрик. Оба широко улыбаются, но, в отличие от большинства подобных фотографий, улыбка не кажется приклеенной, молодые супруги смотрят в объектив привычно, как профессионалы. Судя по всему, они происходят из семей крупной буржуазии и с колыбели привыкли быть в центре внимания. Похоже, им не пришлось бороться за место под солнцем, оба родились, чтобы стать дипломатами. Хотя не исключено, что Сёдерстедт делает слишком далеко идущие выводы на основе одной-единственной фотографии.