— Я тоже. Разве что во втором акте «Тоски». А что, если статуэток было больше и несколько унесли? — Какие? Тиббз встал. — Надо подумать. В комнату вошел эксперт по отпечаткам пальцев. — Да, работы вам тут много, — проговорил Вирджил, обводя взглядом шкафы. — Вы хотите, чтобы я обработал все эти предметы? — спросил эксперт, ставя на стол свой саквояж. — Пожалуй, нет. Пока займитесь только теми, что в открытых шкафах. Остальные, если понадобится, можно будет посмотреть позднее. — Хорошо. Эксперт стал готовиться к работе. Открыл саквояж и выложил щеточки из верблюжьей шерсти, баночки с черным порошком и рулончики полиэтиленовой пленки. Вирджил обратился к Сандерсону: — Где девушка? — В гостиной. Сидит, ни с кем не хочет разговаривать. Вирджил кивнул. — Ладно, пойду к ней. А ты оставайся тут, следи, чтобы все было в порядке. По пути он остановился в столовой, со вкусом обставленной мебелью, которая, на его непросвещенный взгляд, казалась восточной. Чего стоили только одни эти стулья из тикового дерева! Дивная работа. Вирджил не удержался и погладил спинку одного стула. Да, покойный мистер Ван знал толк в красивых вещах и умел их ценить. Шторы на окнах были только слегка раздвинуты. Значит, мистер Ван предпочитал жить, отгородившись от соседей. Кажется, он был единственным китайцем в этом районе Пасадены. Не исключено, что особого дружелюбия они к нему не проявляли. Вирджил полюбовался экзотическими рыбками, плавающими в аквариуме у окна, воображая, в какой утонченной атмосфере здесь вкушали пищу, какие вели интересные умные беседы. Как жаль, что уже никогда не удастся отужинать с мистером Ваном. Вот это было бы событие. Посокрушавшись, он неслышно вошел в гостиную. Девушка сразу подняла голову. В глазах застыли боль и страдание. Внимательно присмотревшись к ней, Вирджил понял, что она не является дочерью покойного. Он опустился в кресло и негромко произнес: — Мне искренне жаль беспокоить вас в такой момент, но это необходимо. Девушка молчала. Вирджил подождал несколько секунд и сказал: — Пожалуйста, назовите себя. Она повернула к нему голову, отбросив с лица волосы. — Меня зовут Юмеко Нагасима. — То есть вы японка. — У вас есть глаза, и вы что, ими не видите, кто я такая? — Ему показалось, что она будто разозлилась. — Нет, не вижу, — ответил он, не понимая причины ее недовольства. — А кто вы такая? — Я айноко. Тиббз понятия не имел, что это значит, но пока уточнять не стал. — Но родились вы в Японии? — Да. — Давно? — Мне двадцать шесть лет. — Вы замужем? — Нет. — Могу я вас звать Юмеко? — Как пожелаете. — Где вы обучились английскому, Юмеко? — В школе, в Японии. — Надо же, как хорошо у вас там учат. Вы говорите почти без акцента. А я по-японски знаю всего несколько слов. — А зачем это вам вообще? — Мой сэнсэй по карате рекомендует. Говорит, что мне следует изучать японский. — Вы каратист? Это было то, чего он добивался. Хоть какая-то инициатива от нее в разговоре. — Сёдан десу, — объявил он, сразу израсходовав значительную часть своего словарного запаса японского языка. — У вас черный пояс? — удивилась она. — Да. — И аттестовали вас в Японии? — Совершенно верно. Она рассматривала его несколько секунд, затем то ли спросила, то ли констатировала факт: — Вы полицейский. — Да, Юмеко, я полицейский. — Он пожал плечами, словно признаваясь в чем-то не очень приличном. — А теперь объясните, что такое айноко. Она опустила голову. — Это можно перевести как «дитя любви». Мои мать и отец женаты не были. Он американец, военный. — Она встретилась с ним взглядом. — Но мама не захотела мне сообщить ни его имя, ни фамилию. Я знаю только, что отец был чернокожий… как вы. Больше Вирджилу Тиббзу ничего объяснять было не надо. Он внимательно ее разглядел. Восточные глаза, лицо, только нос слегка приплюснутый, негритянский, и, конечно, кожа. «Боже, как этой девочке тяжело живется! Вот я негр, и белые меня презирают, особенно на Юге, но среди соплеменников я брат, такой же, как они. А эту девушку отвергли и японцы, и негры. Она не японка, но негритянкой тоже ее назвать нельзя. Таким место на Ямайке, в Бразилии, возможно, на Гавайях. Там, наверное, на ее происхождение никто не обратит внимания. Но здесь, а особенно в Японии, где так сильны традиции…» — Моя мать была красивой женщиной, — вдруг сказала Юмеко. Тиббз обрадовался. Он не рассчитывал, что она станет с ним откровенничать. — У нее был муж, двое сыновей. А потом началась война. Муж погиб. А вскоре к нам пришли американцы. В общем, сами понимаете, чем мама стала зарабатывать на жизнь. А как прокормишь детей? Мой отец ничего обо мне не знает. Он уехал еще до моего рождения. — Ваша мать сейчас живет в Японии? Юмеко печально покачала головой. Вирджил решил сменить тему. — Мистер Ван вас… опекал? Она кивнула. — Он вернул мне жизнь. Помог понять, что я тоже человек и имею право на счастье. — Это он привез вас сюда? — Да. В Японии я работала при нем переводчицей. Претенденток было много, но он выбрал меня. А когда узнал про мою жизнь, предложил поехать с ним, стать в его доме экономкой. Причем никаких условий не ставил. Те месяцы, что я у него прожила, были настоящим счастьем. — Юмеко не выдержала и тихо заплакала. Вирджил терпеливо ждал, пока она успокоится, и протянул ей чистый носовой платок. Она взяла его и вытерла глаза. Не часто в практике Тиббза женщины в сходных обстоятельствах принимали от него такую любезность. — У вас здесь есть приятели или знакомые? — спросил он. — Откуда? — Может, вам пригласить сюда кого-нибудь в помощь? Я это могу организовать. — Спасибо, не надо. Я вполне способна позаботиться о себе сама. — Но я настоятельно прошу вас пока дом не покидать. Вероятно, мне понадобится ваша помощь. — Тиббз замолчал, ожидая ответа, но Юмеко лишь покачала головой. И он продолжил: — Позвольте мне задать вам несколько вопросов?