Я уставилась на экран, не веря своим глазам, голова кружилась. Но впервые в жизни я не колебалась. Не будет никаких сожалений. Я взглянула на свою комнату, на удушающее однообразие постеров и книг, на ряды одинаковых невысоких домов за окном… Это был шанс вырваться. Шанс провести лето — мое время года — там, где брусчатка и круассаны. От решительности кружилась голова. Естественно, маму убедить было сложнее. Сначала это было твердое «нет» — ее, кажется, пугала такая перспектива (я тут же расплакалась; вообще, слезы для меня редкость, но только не в случае с этой поездкой). Потом начались приглушенные телефонные переговоры между родителями (насколько я знаю, они заговорили друг с другом впервые за долгие годы), и я услышала, как мама сказала, что я не готова, и это меня задело. В школе многие уже успели поездить по Европе и Южной Америке. Руби дважды была с родителями в Индии. Да, я тихоня и как бы нахожусь под защитой нашей безмятежной провинциальной жизни. Но не может же мама вечно держать меня в этом пузыре? Целую неделю родители шептались по телефону, а я грызла ногти. Потом мама согласилась отпустить меня, но только потому, что папа разрешил мне работать у него кем-то вроде помощницы. — Если у тебя не будет работы, — объяснила мама суровым тоном, — ты будешь там слоняться туда-сюда, не зная, чем занять время. Я и вправду каждое лето работала с тех пор, как мне исполнилось тринадцать: то в дневном лагере Ассоциации молодых христиан заклеивала пластырем разбитые коленки, то продавала попкорн в большом кинотеатре торгового центра, а в прошлом году расставляла по полкам книги в мягких обложках в книжном магазине «Между строк». Теперь буду раскладывать наброски в папиной студии и заказывать новые кисти онлайн. Со всем этим я справлюсь. Лишь бы мне самой не надо было быть художником: я даже человечка из палочек нарисовать не могу. Я добегаю до своего выхода на посадку, запыхавшаяся и взмокшая. На мой рейс — «Дельта-022», прямой до аэропорта Марсель Прованс — уже началась посадка. Я перевожу дух и смотрю в длинное окно, которое выходит на взлетную полосу. На ней самолет, гладкий, белый, весь в точечках дождевых капель. Облегчение и радостное возбуждение охватывают меня. Получилось! Я встаю в извивающуюся змеей очередь за молодой женщиной с маленькой дочкой, они разговаривают по-французски. В школе я учу испанский (мамина идея), но с апреля начала гуглить французские слова. Женщина говорит про дождь — la pluie, и дочка хихикает. Я глотаю подступивший к горлу комок. Я единственный ребенок, так что у нас с мамой близкие отношения, как бывает у двух очень родных людей. Часто по вечерам мы устраиваемся на диване перед телевизором или сидим на веранде с ведерком мороженого, смотрим на звезды. Маме нравится рассказывать мне о теориях, которые она изучает со студентами философии в Хадсонвиллском колледже. Однажды она сказала, что некоторые философы и ученые верят в жизнь на других планетах — галактик так много, что это кажется неизбежным. Тогда я подумала, что раз не нравлюсь ни одному мальчику с Земли, то, может быть, однажды понравлюсь кому-то из другой галактики. Короче, хотела бойфренда-инопланетянина. Круто. Впрочем, из маминых теорий я больше всего люблю ту, что о параллельных вселенных: суть в том, что где-то там, в пространстве и времени, существует бесконечное число версий каждого из нас. И каждая версия нас проживает все возможные последствия разных принятых нами решений. Что-то вроде космической игры «Выбери себе приключение». Мысль об этом преследует меня: по спине бегут мурашки, а ночное небо кажется еще более бесконечным. Я вдруг понимаю, что этим летом мама будет на веранде без меня, одна, и компанию ей составят только ее теории и наш ворчливый кот Ро. Конечно, может, заедет моя тетя, мамина сестра-близнец, но по вечерам она обычно ходит на концерты или спектакли. Так что, возможно, мама против моей поездки не столько из-за отца или из-за меня, сколько из-за того, что не хочет быть одна по вечерам. Сожаление пульсирует во мне, как второе сердце. Продвигаясь вместе с очередью, я копаюсь в сумке в поисках мобильника. Я все еще обижена на маму, но должна перед посадкой позвонить ей или написать. Я вся сжимаюсь при воспоминании о нашей перепалке на кухне. «Ты не хочешь, чтобы я была счастлива! — крикнула я. — Я уже готова! Мне почти шестнадцать! — Я, кажется, даже по-детски топнула ногой. — Почему ты все-таки так ненавидишь отца? Он оплатил поездку. Следует отдать ему должное!» На глаза набежали горькие слезы. Мама не стала меня утешать. Ее губы побелели, и она гневно сказала: «Я знаю, твой отец вдруг возник со своим великолепным предложением. Но должна тебя предупредить… — Она снова откашлялась. — Твои ожидания могут не оправдаться. Не все то, чем кажется». Ее загадочность еще сильнее расстроила меня, будто зачесалось где-то на спине, где никак не достать. Слезы полились у меня из глаз, и я сказала, что мама ко мне несправедлива, а она ответила, что ее действия продиктованы заботой обо мне, — отговорка, которой любят пользоваться родители, когда бывают несправедливы. Я выбежала из кухни, а когда Руби в конце концов подъехала за мной, я вышла из дома, не попрощавшись с мамой. Теперь я достаю сотовый и вижу два пропущенных звонка и сообщение от нее. К чувству вины примешивается вкус победы: она извиняется первой. Однако она прислала лишь вот это: «Сообщи, когда приедешь в аэропорт, ладно?» Холодно и отстраненно. Свободной рукой кручу браслеты на запястье. Как ответить? Столбик батарейки красный и убывает. Процента два, наверное. Думаю, я могла бы просто написать в ответ, подражая ее тону: «На месте, скоро посадка». Руби именно это и посоветовала бы, я не сомневаюсь. А мне на самом деле хочется сказать так: «Мне жаль, что мы поругались, мам. Скажи, пожалуйста, что моя поездка во Францию пройдет отлично, потому что мне вообще-то немного страшно, хорошо?» Прежде чем я успеваю что-то написать, я замечаю, что французские мама с дочкой продвинулись далеко вперед, и спешу к ним, сокращая расстояние между нами. В ту же секунду я вижу, что небо над взлетной полосой разрывает яркая молния. У меня от страха перехватывает дыхание. Люди вокруг тоже беспокоятся. Снаружи гремит гром. «Плохая примета, плохая примета, плохая примета», — думаю я. «Ты видела это?» — пишу маме дрожащими пальцами. «Нет». Ее ответ приходит мгновенно; интересно, она что, все это время мобильник из рук не выпускала, ждала? «Что там?» От Хадсонвилла до аэропорта как минимум километров шестнадцать, и гроза туда могла еще не дойти. Пассажиры у выхода на посадку приглушенно переговариваются и смотрят в окно. Слышится треск динамика, и представитель авиакомпании спокойным голосом объявляет, что посадка продолжается и погодные условия не создадут угрозы безопасности полета. У меня холодеет внутри, я хватаю мобильник. Не хотелось бы тревожить маму тем, что я видела. И если бы погодные условия были действительно опасные, успокаиваю я себя, авиакомпания отменила бы рейс. Ведь правда же? Но откуда мне знать? Мне еще даже шестнадцати нет. Я пытаюсь мысленно связаться с Руби, спокойной и знающей на все ответ. Поднимаю выше голову и делаю шаг. Теперь очередь двигается быстро. «Ничего, — пишу я маме, дрожь в пальцах уменьшилась. — Я на месте, скоро посадка». — «Хорошо тебе долететь, — тут же приходит ответ. — Позвони, когда приземлишься». Я думаю над ее словами. Она сказала: «Хорошо тебе долететь», потому что знает о молнии? Или я вижу смысл, которого нет, чтобы найти себе оправдание и… не полететь? Чепуха какая-то! Даже с учетом маминого неодобрения, с учетом моих мучительных сомнений и нервозности, даже в грозу я больше всего на свете хочу полететь. И полечу. Мама-француженка, подхватив дочку на руки, идет вперед. Я наблюдаю за тем, как она протягивает представителю авиакомпании посадочные талоны и заходит в коридор, ведущий к самолету. Девочка с опаской смотрит на меня через мамино плечо. Теперь моя очередь. Делаю шаг вперед и чувствую радостное возбуждение, в одной руке посадочный талон, в другой — сотовый. Теперь уже не повернешь назад. Но тут мой телефон жужжит — входящий вызов. Я останавливаюсь и смотрю на экран. Наверное, мама. Или Руби. Нет. На экране высвечивается: «НЕИЗВЕСТНЫЙ». Я медлю. Кто бы это мог быть? Ошиблись номером? Мама с другого телефона? Ответить? Или пропустить? Вж-жж-вж-жж. Вж-жж-вж-жж. Грузный мужчина с чемоданом раздраженно вздыхает и обходит меня. Он протягивает посадочный талон, чтобы его отсканировали, и направляется к открытой двери. Теперь и другие пассажиры начинают обтекать меня с двух сторон. Я не шевелюсь, как столб среди текущей воды. Вж-жж-вж-жж. Вж-жж-вж-жж. — Заканчивается посадка на рейс 022, — говорит в микрофон представитель авиакомпании за стойкой и смотрит прямо на меня. Она очень сильно накрашена, на ней аккуратный темно-синий костюм и туфли на высоченных каблуках. — Повторяю: заканчивается посадка… Мобильник продолжает жужжать. Надо его отключить. Не обращать внимания. Батарейка почти полностью разряжена. До окончания посадки остается всего две минуты. Но… а вдруг? Вдруг это важно? Вдруг, ответив на звонок, я поверну колесо своей жизни в другую сторону? Представитель авиакомпании смотрит на меня, подняв брови. Мобильник жужжит. Сердце колотится с бешеной скоростью. За окном раздается гром. И… Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь