– Почему ты не спишь? – прошептал Николас, а она все теснее прижималась к нему. – Так помоги мне уснуть, – донесся ответ. Лейн бросилась на него как кошка. Она издала вопль, когда он вошел в нее, и впилась ногтями в его плечи, целовала его лицо, пытаясь не то увернуться, не то увести его за собой. Сплетенные змеями рук и ног, они перекатились до края кровати, едва не провалившись в распростертую тьму. Лейн отстранилась. Она поманила его за собой, и Николас поддался, как всегда шел за ней, безвольный, не в силах сопротивляться ее красоте. Лейн обвила ногами его тело, он поднял ее на руки, прижал к стене. Ему казалось, что он до сих пор гуляет где-то на периферии фантазии и яви, что все происходящее не может случиться с ним и это не та девушка, которую он знал. Ничего подобного у них не было раньше. Не так откровенно, требовательно, безотказно. По его телу волнами бежали мурашки. – Быстрее! – выдохнула Лейн, как героиня порнофильма, и укусила его в плечо. Что-то рухнуло от его неосторожного прикосновения. На полу переливались осколки стекла. Они готовы были танцевать по ним – страсть делала их неуязвимыми. В какой-то миг Николас осознал, что не спит. Понял, откуда взялась глубокая царапина на плече, не прошедшая даже за несколько часов усталость; вспомнил о напарнике, наверняка проснувшемся от грохота и их воплей. В этом доме были картонные стены. Он мог лежать в кровати и слышать, как Лейн мешает ложкой кофе в другом конце дома. “Ах, Лейн, мне наплевать, на все наплевать, когда ты рядом. Но что с тобой? Ты перевоплотилась…” – Дьявол! – закричала она ему в ухо, “взорвавшись” на верхе блаженства. И уже после, лежа на полу и тяжело дыша, он целовал ее ресницы в темноте. Ему стало не по себе, когда он отыскал под ними влажные дорожки слез. − Мне так хорошо, я люблю тебя. Ты единственный, в ком я нуждаюсь, – прошептала Лейн, уткнувшись ему в грудь. Тогда он впервые подумал, что не верит ей. Все, что он вообразил, могло оказаться прекрасной сказкой… или просто фальшью, где за его незнакомкой всегда стояли чужие ухмыляющиеся тени. Не дав ничего сказать, Лейн потянулась к его губам. Он ощутил прикосновение ее горячих пальцев на своем паху. Так эта ночь получила продолжение. Николас проснулся в семь утра. В это время он привык вставать на работу. В комнате царил полумрак, за окном ударял по стеклу дождь. Николас лежал на полу, замотавшись в одеяло, из-за чего ему было невыносимо жарко. Голова раскалывалась на части. Вчера он даже не помнил, как заснул. Торшер, который Николас, кажется, задел ногой, так и валялся рядом, опровергая теорию, что это все-таки приснилось. Он стал искать взглядом Лейн и нашёл ее посреди кровати. Обнаженная, она свернулась калачиком и пропустила каштановый хвост между ног, безмятежно спала, напомнив ему стыдливую деву с картин художников прошлого. Он так и не смог понять, что творилось с ней вчерашней ночью. Николас любовался мирно спящей Лейн и едва сдержался, чтобы не отомстить ей, разбудив ее точно так же, как и она его, не оставив выбора. Он успел поцеловать ее в бедро, прежде чем плечо дало о себе знать резкой болью. Царапина на нем была оставлена не Лейн, а прикосновением ножа одного из пегашей. Хотя ему повезло гораздо больше, чем Рассу… Напарник! Он опять про него забыл. Николасу было странно в этом признаться, но иногда, в обществе Рассела, несмотря на все свои достижения по службе и давно оставленное за спиной звание новичка, он все еще чувствовал себя мальчишкой. Сейчас воспоминания о вчерашнем вечере (и ночи в особенности) пробирали кожу холодком стыда. С другой стороны, окажись Николас у Рассела дома, он был бы только рад бурной личной жизни напарника. Тихо, чтобы не разбудить Лейн, Николас принял душ, пытаясь не начать насвистывать по старой привычке. Чертовы тонкие стены! Закутавшись в халат, он решил зайти на кухню. Там Рассела не оказалось. Диван был заправлен, аккуратная кучка простыней висела на спинке стула. Он подумал, что напарник ушел по-странглиевски, не попрощавшись, вызвал такси. В тишине звуки дождя раздавались слишком близко. Николас заметил приоткрытую дверь в сад, возле которой скребся Флайк. Пес царапал порожек лапами, пытаясь протиснуться наружу. Оказавшись рядом, Николас выпустил его на волю, но Флайк не торопился начать свой привычный марафон по просторам сада. Он сделал несколько осторожных шагов и сел на крыльцо рядом с Расселом. Напарник не шевелился. Он смотрел на дождь и был так глубоко погружен в свои мысли, что вздрогнул, когда Флайк лизнул ему ладонь. – Доброе утро, – Николас присел рядом с другой стороны. – Как ты? Рассел повернулся, тем самым ответив на вопрос. Белки его глаз были красными, указывающими на то, что за ночь ему так и не удалось заснуть. Синяки на лице вздулись, приобрели багровый оттенок. Левый глаз превратился в щелку. – По крайней мере, теперь я еще больше стал походить на твоего пса… Это прозвучало как шутка, но Рассел не смеялся. Когда он это говорил, то казался совсем разбитым. – Что ж, у Флайка весьма мужественный вид. Тебе надо над собой работать, чтобы достичь таких высот, – сказал Николас, а потом, понизив голос, продолжил: – Две недели, и все будет как раньше. Давай наплетем, что парней было десять… Десять здоровенных прихвостней альбиноса! Они окружили меня, а ты подрался с ними и спас мне жизнь. Ты − герой. У тебя это даже на майке написано. Рассел натянуто улыбнулся: – Как у тебя все просто. Они оба молча наблюдали, как, разбрызгивая грязь, под затихающим дождем носится Флайк. – Я не стану возвращаться в полицию, – вдруг нарушил тишину Рассел. – Что ж, я тебя понимаю, если бы меня так разукрасили, я бы послал Дженну к черту и умотал с Лейн куда-нибудь на юга, наслаждаясь больничным. Махнемся? – Ты не понял. Я хочу уйти насовсем. Николас вопросительно посмотрел на него. Но Рассел не торопился пускаться в объяснения. Он подавил тяжелый вздох и продолжил: – Я уже давно начинаю понимать, что все это не для меня. Вдруг вчера я получил знак? Может, стоит попробовать себя в чем-то другом? Бросить службу и вернуться в Странглею. Начать новую жизнь… Между ними повисла пауза, Николас не выдержал ее первым, но вместо слов он зашел обратно в дом, заглянул в кладовку на кухне, где одна на другой теснились коробки. Николас вернулся на крыльцо, держа в руках две шоколадки, протянул батончик напарнику. – Ты помнишь ту коррумпированную кондитерскую? До сих пор оттуда. Я ем их всегда, когда у меня бывают плохие дни. – Поэтому шоколадки до сих пор не закончились. Ты настоящий оптимист, Николас. – Нет, просто не усмирил свою жадность, когда мы расхищали склады. А если серьезно, я прекрасно представляю, каково тебе сейчас. Синяки пройдут, но не все. Я имею в виду те, что внутри. Они почти всегда остаются. И заживают намного дольше, если исчезают вообще. Я говорю о том, когда меня разукрасили в подвале… Расселу не требовалось вспоминать. Он напрягся. Николасу показалось, что для него эта история тоже веет кошмаром. – Когда я очнулся в госпитале, мне сказали, что я вскоре приду в норму. В смысле физически. Но все равно в голове как будто нечто сместилось. Я никому не рассказывал, каких усилий мне стоило прожить те дни, уже после подвала. Как ни странно, Николасу было легко поделиться этим с Расселом: – Ночью мне удавалось заснуть только при включенном свете с окнами нараспашку. Я боялся запертых дверей. Боялся подниматься на лифте, оставаться в темноте и даже ездить в машине. Я думал, мне уже никогда не стать прежним, и в конце концов меня снова запрут, но на этот раз в сумасшедшем доме. Так продолжалось до тех пор, пока однажды меня не посетила мысль. В один миг я вдруг понял, что причиной всему вовсе не мой поврежденный мозг и необоснованные страхи, что моей вины тут нет. То была первая ночь, когда я лег спать в темноте. Мне было страшно. Но меньше всего на свете я хотел бы, чтобы эти твари победили, потому что я сдался. В жизни всегда будут встречаться те, кто готов вытереть об тебя ноги, втоптать в грязь. Худшее, что ты можешь сделать, так это отречься от того, что ты любишь и что действительно твое, это равносильно предательству самого себя. Неужели ты позволишь каким-то ничтожествам тебя остановить? Рассел смотрел на Николаса как завороженный. Но тогда, вместе с уверенностью, недобрый огонек зажегся в глубине его зрачков. А Николас говорил, раскрывая перед ним подробности, не ведая о том, что подписывает себе приговор. Вороной депос в деталях помнил их беседу на крыльце, как он пытался приободрить напарника и искренне желал, чтобы Рассел не уходил из полиции. Николас сильно к нему привязался и не мог представить себя в команде с кем-то другим. Многое стерлось из его памяти в тот день. Словно по волшебству, кончился дождь, и теплые лучи утреннего солнца падали на тюльпаны, незваными гостями выросшие в саду этой весной. Николас с Расселом съели по шоколадке, уворачиваясь от Флайка, который с упорством здорового медведя пытался забрать себе хотя бы кусочек запретного лакомства. Теперь, когда вороной депос лежал на койке в психиатрической клинике, все равно что заключенный, события в подробностях проносились перед глазами, словно сама память пыталась помочь ему найти ответ. Тогда, ранним субботним утром, вместе с последними каплями дождя в сад пришла Лейн. Николас даже помнил ее запах, когда она, положив ему руки на плечи, обняла его – аромат фруктов, смешанный с пряной корицей, живой в его памяти даже после ее смерти. В то утро она улыбалась, спокойная, уверенная в себе. Она не походила на ту робкую Лейн, которая была с ним вечером, а скорее на ту, которую он узнал ночью. Она села на крыльцо напротив Рассела, убрала длинную челку с его глаз. Соловый депос замер в замешательстве. Ее лицо находилось в нескольких сантиметрах, это выглядело так, будто Лейн собирается его поцеловать. Она лишь смотрела на ссадины. – Болит так же сильно? – спросила Лейн, заглянув ему в глаза. Это прозвучало как вызов. Рассел не смог выдержать ее взгляда, опустив голову, снова стал казаться разбитым. – Ты даже не представляешь, как… – ответил он едва слышно. Лейн приподнялась, а он смотрел ей вслед с безысходностью, трогая ладонью лоб, словно пытался сохранить ее прикосновение. – Но и это пройдет, – сказал он ей прежде, чем она ушла. Николас вспомнил, как знакомое выражение беспристрастной холодности отразилось на лице Лейн. Только тогда он заметил, что они с Расселом в чем-то похожи, такое сходство обретают депосы, которые долгое время провели вместе. Рассел уехал к себе домой. Он вызвал такси, поспешил скрыться, оставив после себя невысказанное сожаление. Рассел взял отпуск, но на работу все же вернулся, спустя две недели. Синяки зажили. Казалось, ничего не напоминало о том дне. Потерянным и разбитым Николасу суждено было увидеть его еще один раз, тогда слезы катились по щекам Рассела. Это произошло спустя полгода, когда он сообщал Николасу о смерти Лейн. Глава 12 Настоящее, все еще психбольница “Голос лесов”. Его трясло, как при ознобе. Когда-нибудь это пройдет. Если бы он только знал… Он бродил как в тумане, с трудом выбираясь из дымки собственных воспоминаний. Они подчинили его разум своей власти похлеще наркотиков и, в отличие от последних, открывали истину. Истину, от которой шерсть на спине становилась дыбом. Теперь ноги сами несли хозяина к цели. Над парком психиатрической клиники повисла тишина. Она была точно радио, у которого не до конца убавили громкость, оставив шелест листвы и гулкое уханье крупной птицы где-то вдалеке. Крылатый призрак спланировал в ночи, сова приземлилась на ветку одной из сросшихся сосен. Еще выше – с фиолетовых небес смотрела луна. Такая мутная, словно по ней провели пальцем, смазав очертание, но ее присутствия оказалось достаточно, чтобы указывать ему путь во тьме. Как же давно он не видел этого бледного света… Его лишили возможности покидать четыре стены ночью, наслаждаться покоем, вдыхать запахи, совсем не похожие на ароматы дня. Последние две недели в его распоряжении был час прогулки, когда все остальное время украло заточение. Как, может быть, и остаток жизни. Кто-то должен за это ответить! Его руки шарились в проломе Близнецов-сосен, пока он не выудил оттуда то, за чем пришел. Николас еще раз окинул взглядом луну, наблюдающую за ним, темный силуэт корпуса клиники вдали. Подняли ли они тревогу, бросились ли его искать? Или же его отсутствия никто не заметил? Пока у него было время. Не верилось, что каких-то двадцать минут назад он лежал на жестком матрасе в своей комнате. (Комнаты – зачем их так называют? Это больничные палаты. Словно психбольница, как в страшном сне, имела все шансы стать домом.) На соседней кровати храпел Бэнко. Но для Николаса не существовало ничего другого, кроме картин его прошлого. Вороной депос видел своего напарника, солового странглийца старше него на девять лет, к которому он впервые сел в машину новобранцем. Рассел ворчал на него, читал нотации, в перерывах они вместе пили кофе. С напарником Николас разделил множество бессонных ночей на дежурстве, бывал в ситуациях, от которых кровь стыла в жилах – они делили общие кошмары на двоих. Он доверял Расселу, как другу. Полицейскому, который его предал. И эта ночь, как ни одна другая, распахнула ворота в прошлое, позволив ему найти ответ. Догадка пожирала его заживо. Николас знал, что не сумеет заснуть с ней в одной постели, даже если выпьет горсть чертовых таблеток снотворного (тогда он понял, что уже на них сидит). Бэнко не услышал, как Николас ушел. В коридорах клиники было пусто и темно. Из дежурки на пол спускался прямоугольник света, доносился шум телевизора, настолько громко, что выбей Николас стекло, санитар навряд ли бы услышал. Вороной депос не знал, что делает здесь, руки сами потянулись к окну, когда в конце коридора промелькнула сухопарая тень. Еще раньше, чем Ероман приблизился, Николас узнал его. Для этого не требовалось видеть, только чувствовать: по шерсти проносился холод, все внутренние голоса в унисон велели сохранять бдительность, словно рыжий пациент мог наброситься в любую секунду. Но Ероман и не думал нападать. Он сделал вид, что не заметил Николаса, замершего у окна. Неуклюжей раскачивающейся походкой рыжий пациент прошел мимо, устремившись вверх по лестнице, на второй этаж, где находились изоляторы и кабинеты для процедур. Николас смотрел ему вслед. Проще было поверить, что Ероман, свободно гуляющий по коридорам, являлся частью галлюциногенного видения. (Может, в этот вечер его просто забыли привязать к кровати? Или у любого наказания истекает свой срок. Почему именно сейчас, когда Ероман должен интересовать Николаса меньше всего? Если разобраться, не только Рассел стал причиной его заточения.) Но Николас все равно последовал за ним, не имея понятия, куда тот направляется. На второй этаж вела единственная лестница, даже блеклого света луны хватало, чтобы разглядеть пустой коридор – ни силуэта, ни затаившегося призрака, словно Ероман успел раствориться в воздухе. Вороному депосу показалось, что несколько секунд назад он отчетливо слышал хлопок двери. Николас подергал за ручки кабинетов – ни одна не поддалась. Он продолжил поиски и остановился у запасного выхода. Николас помнил эту дверь еще при свете дня, окрашенную густым слоем алой краски. Бэнко рассказывал, что она здесь по требованию пожарной комиссии и находится под сигнализацией. Николас толкнул дверь, страшась оглушительного звона, но кругом стояла та же тишина. На него смотрели, точно из прохода в другой мир, полотно звезд и силуэты сосен. Запахло свободой, свежестью и хвоей. Николас простоял так несколько мгновений, прежде чем опомниться. К зданию крепилась площадка с маршем лестницы, зигзагом охватывающая торец. Лестница шаталась от каждого шага, а он ступал осторожно и старался даже не дышать, не веря своей удаче. Настоящая эйфория охватила его, когда босыми ногами он коснулся земли. Вороной депос побежал вдоль деревьев, не замечая ни остроты шишек, впивающихся в ступни, ни хлестких ударов царапающих ветвей. Он замер, чтобы отдышаться, только когда на пути раздвоенным выродком появились сросшиеся сосны. Ноги сами привели его сюда. Вокруг было так же пустынно, никого, кроме какой-то хищной птицы, таящейся в кроне и сверкающей на него огоньками глаз. “Спасибо тебе за это, Ероман, я не останусь в долгу, когда выберусь отсюда”, – подумал он, опуская руку в расщелину, чтобы достать пистолет. Рация валялась неподалеку в кустах. На ней были куски грязи, Николас бережно обтер ее о халат, как испачкавшегося любимого питомца. Она послушно легла в его ладонь. Сколько пройдет времени, прежде чем он доберется до Одары, до кабинета начальника полицейского участка? Может, целая вечность, а ответ ему нужен здесь и сейчас. Он не мог больше ждать. Вороной депос приложил рацию к уху, понимая, что, возможно, совершает большую ошибку, нажал на кнопку вызова. Шипение напоминало треск углей в пепелище догорающего костра. “Раз, два, три”… бесполезно, с каких пор он стал таким самонадеянным? – Николас? Сердце вздрогнуло вместе с тем, как сквозь шелест раздался знакомый голос. – Привет, Расс. Николас отчетливо представил напарника, коротающего ночь в спальне, в огромном замке-коттедже, построенном на деньги его породистых предков; рацию на тумбочке у края кровати. Рассел тоже не смыкал глаз этой ночью, слишком явным казалось ликование, присутствующее в каждой фразе. Он ждал этого звонка, как очередной возможности насладиться своим триумфом: – Что случилось, мой маленький новобранец? Тебе опять одиноко? Николасу даже не пришлось сдерживаться, чтобы скрыть ярость. Из голоса вороного депоса исчезли чувства, он звучал спокойно, в нем осталась только усталость: – Я хотел проверить, хорошо ли тебе спится после всего, что ты наделал. – Просто прекрасно, спасибо, что поинтересовался. – Как ты мог? – выдохнул Николас в трубку, зная, что ни один на свете ответ Рассела не оправдает. – Мне ничего не надо от тебя, Расс. Просто скажи, чем я это заслужил? – С хорошими депосами, увы, случаются несчастья. Я только хотел тебе помочь. Я надеюсь, там уделят достаточно внимания происходящему в твоей бедной помутневшей голове. – Заткнись, ублюдок! Прекрати прикидываться. Ты слышал вопрос. Напарник зевнул в трубку: – О, как невежливо! Вот так я бы не советовал. Цени хотя бы то, что я с тобой разговариваю, да еще и посреди ночи. Так что ты там приказываешь сделать? Заткнуться? Николас был уверен: тот так просто не заткнется. Только теперь вороного депоса осенило, что, возможно, этот разговор тоже являлся частью плана Рассела, а это значило, что Николас до сих пор находился в его власти. Но смолчать он все равно бы не смог: – Рассел, ты был знаком с Лейн? Я имею в виду, еще до того, как мы стали работать вместе.