– Скорее всего, он никогда не думал об этом. – Именно так. – Она закатывает глаза. – Вот почему я сказала, что разрываю с ним немедленно. Он так злился. Просто взбесился, сказал, что я могу его погубить. Что он уже так много сделал, чтобы наши отношения продолжились после того, как я окончу школу. – Правда? – Я вскидываю бровь. – Тебе не показалось, что он угрожает? – О, нет. Если кто-то и угрожал, так это я. Серьезно, я могла бы его уничтожить. Так что я ответила, что если он не успокоится, я пойду к миссис Эббот и расскажу ей все. В конце концов он меня отпустил. Говорил, как ужасен этот разрыв. Можно подумать, я пыталась его убить или вроде того. – Неудачник, – говорю я, но мой разум далеко. Мне интересно, действительно ли мистер Уиллис неравнодушен к Минти. Или он просто видит в ней свой билет в лучшее будущее? – И не говори. Но, по крайней мере, теперь я свободна. И оставшуюся часть года могу прожигать жизнь. – Она взбивает волосы, затем бросает взгляд на часы. – О боже. Нам лучше спуститься. Нужен минимум час, чтобы сделать прическу и макияж. – Она берет в руки платье. – Тогда скорей идем. 41 Айви Школьный актовый зал выглядит абсолютно захватывающе. На стенах висят высокие элегантные подсвечники с длинными узкими свечами, сказочные огни развешаны под всеми возможными углами, огромные гирлянды из свежей зелени обрамляют окна. Справа у входа стоит привычная пятиметровая норвежская ель, увешанная игрушками, большая часть которых старше миссис Эббот. Я чувствую укол в сердце, когда думаю, что, вероятно, в последний раз вижу это дерево, эти старые стеклянные игрушки. Куда их денут, когда школу продадут? Глупо, но в этот момент мне так же грустно думать об этих неприкаянных новогодних украшениях, как и о собственной судьбе. Темнеет уже рано, и светятся лишь сотни свечей и крохотных лампочек, протянутых под потолком. От этого так тепло и уютно. Ночь рождественского концерта обычно одна из моих любимых. Это единственное событие года, которое по-настоящему погружает меня в праздничное настроение и наполняет ностальгией. Стою за кулисами, наблюдая, как зал заполняется семьями и деловыми людьми в костюмах и платьях в пол, каждый берет бокал шампанского на входе, к местам их проводят семиклассники. Шум болтовни помогает заглушить страх перед тем, что я первой выступаю со своей композицией… и тем фактом, что я ничуть не приблизилась к тому, чтобы доказать причастность мистера Уиллиса к смерти Лолы. Я весь день пыталась отодвинуть эти мысли на задворки сознания, но чувствую, как уходит время. Особенно сейчас, когда вижу зал, полный инвесторов, имена которых мы обнаружили в списке. Меня охватывает жуткое чувство, будто стены смыкаются и кислорода все меньше… будто все лампы сейчас лопнут, а бокалы с шампанским – разлетятся вдребезги. Мы действительно должны как можно скорее добиться ареста мистера Уиллиса, иначе будет слишком поздно. И самое раздражающее тут – это ощущение, будто мы уже совсем близко. Я отступаю от занавеса и вижу, что за кулисами стало очень оживленно. Ученики расхаживают взад-вперед, кто-то дышит в бумажные пакеты или сидит, втянув голову в плечи, – должно быть, это их первое выступление на сцене. Даже сейчас я борюсь с теми же чувствами: открывать своим номером вечер – это и огромная ответственность, и в то же время многие хотели бы быть на моем месте. Я не знаю, как дать представление всей своей жизни, когда все, о чем я могу думать, это то, что если я что-то сделаю не так, то понятия не имею, где окажусь в следующем году. Подхожу посмотреться в одно из зеркал. Волосы разделены на боковой пробор, собраны назад и зафиксированы в гладкий узел на затылке. На мне шелковое серебристое платье в пол с разрезом до середины бедра, поясом на талии и пышными рукавами. Оно у меня уже давно, но я никогда не знала, по какому поводу его надеть: оно слишком не в моем стиле. Провожу рукой по животу и вниз по бедрам, восхищаясь тем, как ткань облегает тело, придавая ему форму. Достаю из выреза декольте персиковый блеск и еще немного подкрашиваю губы. Думаю, я готова… Готова ли я? Руки у меня дрожат. Зал все еще заполняется, поэтому я удаляюсь в тихий уголок за кулисами, чтобы собраться с мыслями и пробежаться по нотам. Быстро просмотрев их несколько раз, обнаруживаю, что мыслями снова возвращаюсь к мистеру Уиллису. Столько людей со знаком вопроса над головой, столько поступков, которые не сходятся. Тедди и яхта. Араминта и ее ревность. Мистер Вагнер и серьга. Полагаю, это по-настоящему мощное напоминание о том, что мы с Одри все же не детективы. Но все, чего я хочу, чтобы мистер Уиллис оказался за решеткой. Тогда Патрик убедит своих родителей не продавать школу, и в отношении Лолы наконец-то восторжествует справедливость. Опускаю взгляд и замечаю, как нога у меня бесконтрольно дрожит. Я кладу на нее руку, чтобы остановить дрожь. И внезапно ясно осознаю, что мы с Одри – легкая добыча. Ладони у меня липкие, и я машу ими в воздухе, чтобы просушить, поскольку не хочу вытирать их о свое шелковое платье. В этот момент я слышу потрескивание микрофона перед занавесом и голос учителя. Мистер Уиллис должен был начинать концерт… И это определенно не он. Ну, конечно, я рада, что не он объявит мой выход на сцену, но если его тут нет… Где он? Миссис Триг, одна из преподавателей музыки, подходит и похлопывает меня по плечу. – Айви? Ты готова? – Конечно, я готова! – рявкаю я. Она вздрагивает. Подхожу к краю сцены и выглядываю за занавес, пока учитель рассказывает всем о важности концерта и о том, какие мы все замечательные ученики. Я замечаю отца и мать Одри, сидящих с Рэдклиффами, все улыбаются и поднимают свои бокалы с шампанским. Патрика, однако, тут нет. Представляю, как он сидит один в отеле за этим своим маленьким столиком с немытыми волосами, небритый. А эти четверо выглядят весьма счастливо, как будто уже празднуют победу. Что, если мы уже потерпели поражение? Внутри у меня все обрывается, я чувствую, как горит лицо. Если бы только эти бокалы шампанского разлетелись у них в руках так, как они своей алчностью собираются разбить мой мир. Я просто хочу остаться в том единственном месте, которое приняло меня такой, какая я есть. Нет, не только это. Это единственное место в целом мире, которое позволило мне раскрыть полностью свой потенциал. И все это у меня вот-вот отнимут. 42 Одри За кулисами полно людей, толпящихся у зеркал, в воздухе летают частички пудры и лака для волос. Бонни заканчивает завивать очередной мой локон, и он падает мне на подбородок. Следующим шагом мы соберем все это в балетный пучок, но пока волосы каскадами лежат на моих плечах. Араминта решила изменить свой первоначально запланированный образ. Предполагалось, что у нее будет та же прическа, что у меня, собранные в пучок светлые волосы, но теперь они свободно распущены. Она выглядит совершенно сногсшибательно, сидя рядом со мной в моем старом платье. Я – в ее прежнем простом наряде. Чувствую грусть из-за того, что не я буду в центре внимания. Заставляю себя встряхнуться. Нет, задний план меня вполне устраивает. – О боже, я так нервничаю. Ты слышишь все эти голоса? Шум в зале нарастал в последние полчаса, и я слышу, как миссис Эббот повышает голос, чтобы перекрыть гул. – Эй… хочу пожелать Айви удачи. Араминта сжимает мое запястье. – Прошу, прошу, не опаздывай. – Не опоздаю, обещаю. Никогда не опаздывала к подъему занавеса, не беспокойся. Я профи. – Хорошо. Протискиваюсь сквозь толпу семиклассников, одетых в длинные белые одежды, словно маленькие монахи, собравшиеся петь рождественские гимны. В группе каждого года кто-то собирается сделать что-то впечатляющее, и учитель, которого я не узнаю, выкрикивает приказы. Одним глазом я высматриваю мистера Уиллиса, но его нигде не видно. Очень надеюсь, что он не пристает к Айви. Кстати говоря, я нигде ее не вижу. Затем заворачиваю за угол и замечаю ее – выглядывающую в зал из-за занавеса. В своем длинном серебристом платье она словно звезда. Барабанит пальцами по бедру. – Привет! Вот ты где, – говорю я. Она резко оборачивается, будто я вывела ее из транса. – О, привет, Одри. Как дела? – Она оглядывает мой наряд и хмурится. – Ты выступаешь или что? Что-то случилось с Араминтой? – О, ничего такого. Она попросила меня постоять в подтанцовке, раз уж я знаю хореографию и все такое. Я позаимствовала ее костюм, потому что на ней – тот, который у меня остался со времен театра в Саванне… Просто подумала, что он лучше. – Очень мило с твоей стороны. Ты своему наряду льстишь. – Спасибо. Выглядишь потрясающе. Может, немного нервно… – Так очевидно, да? – Да. Не стоит переживать. Я слышала, как ты играешь… это блестяще. Любая музыкальная школа будет счастлива заполучить тебя. – Спасибо. – Так что случилось с мистером Уиллисом? – В смысле? – Его нет. Заменили этой злобной леди, которая вечно кричит на учеников Дома Полярис. Не знаю, кто она. Должно быть, преподает в классе, который я не посещаю. – Мисс Чигвел? Странно. Это был любимый проект мистера Уиллиса. Интересно, где он. О боже, может, его арестовали? Позвонить инспектору Шинг? – Нет, – твердо говорю я и беру ее за плечи. – Ты должна сосредоточиться на своем выступлении. Сделай это. Забудь обо всем остальном. Он, наверное, просто обижен, что Минти его бросила. – Правда? – Айви ахает. – Ручаюсь, он этому не рад. Ладно, сосредоточусь. Но после концерта… мы пойдем и выясним, что случилось? – Определенно. – Ладно, спасибо, Одри. Пора идти. Скоро мой выход. Хорошо бы они настроили фортепиано… вчера оно звучало ужасно. – Как по мне, так хорошо. Ни пуха ни пера. – К черту. И тебе. Бросаюсь обратно в толпу. Вообще-то я немного опаздываю. Мне еще нужно закончить прическу и переобуться. Тут столько снующих людей, что я не могу вернуться на другую сторону сцены. К черту, найду обход. Меняю направление, отправляясь в благословенно пустой коридор. Мне теперь так комфортно в Иллюмен Холле, будто это мой второй дом. Я знаю все коридоры. Короткие пути. Черт, я даже знаю тайные проходы! Знаю вид из окон и с нетерпением жду смены сезонов. Чтобы увидеть весеннее цветение за окном нашей спальни, увидеть выводок сорочат и, может быть, посмотреть на океан под не столь серым небом. Представляю, как мы с Айви гуляем по пляжу летом, может быть, ищем ракушки, чтобы принести их в тот грот. Останавливаюсь у окна и выглядываю наружу. Едва понимаю, на что смотрю. И тут до меня доходит.